Как Вы относитесь к книге Патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении» (вы­ходила несколькими изданиями в конце XIX - начале XX века) с точки зрения понимания Православия (там Достаточно детально разобраны вопросы различий с инославием)?

Книга Патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении» является характерным явлением для богословия начала XX века. Это было время революционного брожения, влияние которого отразилось в жизни духовных лекциях ряда профессоров и некоторых богословских трудах. По-своему это влияние преломилось в известном тп» де Патриарха как стык между традиционной ортодоксией и желанием ввести в богословие новые «освободительные» идеи. По моему мнению, этот труд требует серьезного анализа и дифференцированных оценок. Лично меня несколько сму­щает заглавие книги. Мне кажется, что такие названия могут быть допустимы по отношению к символическим книгам, при­нятым всей Церковью, к обширной святоотеческой антологии а не к произведению одного автора, тем более произведению содержащему дискуссионные положения. А что касается кри­тики католицизма и протестантизма, то она приемлема, но для глубокого анализа недостаточна.

Как Вы относитесь к схоластическому образованию в Семинариях?

Схоластическое образование в Семинариях - это при­знак и следствие духовного упадка, но я не вижу альтернати­вы, так как современный человек отошел от духа святоотече­ских творений и мистического опыта древних подвижников, и вернуться к их богословию без коренного изменения лич­ной и общецерковной жизни невозможно. А для такого воз­вращения к опыту древних отцов я не вижу условий. Схола­стика, по крайней мере, дает объективные рассудочные ориентиры, а псевдопатристика - только неправильное по­нимание святых отцов из-за отсутствия внутреннего един­ства с ними. Образно и условно говоря, сердце современного человека закрылось для аскетической мистики святых отцов, когда благодать открывала истину и человек внутренними интуициями ощущал ее. Осталась догматическая схема, рас­члененная по пунктам, но если отказаться от нее, то от этого не откроется сердце, а человек окажется без всяких ориенти­ров - внешних и внутренних, то есть в духовной темноте. Го­ворить о вреде схоластики в наше время все равно что гово­рить больному о вреде костылей: костыли он может отбросить, но от этого он не встанет на ноги. Заметьте, что модернисты много кричат о возвращении к святым отцам, а под этот шумок выдают свои полу протестанте кие концепции за древнее Православие.

Хотелось бы узнать Ваше мнение об архиепископе Верейском Иларионе (Троицком) и его писаниях (книга «Очерки из истории догмата о Церкви»).

Творчество святого Илариона (Троицкого) представляет бой крупное явление в экклесиологии (учении о Церкви), в то же время, оно не равноценно. Его критика современ­ных духовных школ поверхностна и местами тенденциозна; некоторые его богословские воззрения наложил свою пе­чать дух современного ему гуманизма. Поэтому оценка Илапиона (Троицкого) как богослова должна быть дифференцированна. Он был мужественным исповедником веры, но в некоторых вопросах допускал ошибки. Так, например, в 20-е годы он считал лучшим для Церкви, если Патриарх Тихон устранится от церковных дел. Читать его полезно, соблюдая определенную осторожность. По моему мнению, его сборник под названием «Без Церкви нет спасения» - наиболее цен­ное, что он написал.

Ваше отношение к жизни и творчеству философа Алексея Лосева?

Мое отношение к творчеству философа Лосева (инока Ан­дроника) довольно сложное. У меня впечатление, что он за­давлен собственной эрудицией. У него обширные знания, но нет твердого мировоззренческого стержня. Как антиквар и коллекционер фактов он выдающийся ученый, а как мысли­тель и философ - стоит гораздо ниже. Он по конфессии пра­вославный, а по духу, как мне кажется, эклектик. Его мысль похожа на музыкальную увертюру: слушаешь с удовольстви­ем, но кончилась она - и все исчезло; что хотел сказать компо­зитор, остается неизвестным. Могу сказать, что у Лосева есть Ряд глубоких замечаний по поводу «Филиокве». А в вопросе об имяславстве у него полный провал. Видимо, он не может вырваться из плена пифагорейства и платонизма. Его книги, в лучшем случае, можно назвать хрестоматией по философии, но не самой философией. Его книги могут обогатить ум внеш­ними знаниями, но при этом не дать правильных ориентиров. Этот историк философии, считая себя христианииом, остается гуманистом, со всей аморфностью и неопределенностью мыш­ления, свойственными гуманизму.

Я крайне осторожно отношусь к митрополиту Москов­скому Макарию (Булгакову)! Ведь у него в книге есть иногда просто шокирующие умозаключения. Я считаю что он и митрополит Киевский Петр Могила единомысленники, если можно так выразиться. Иными словами, я не могу полностью доверять «школьному» богословию!

Позвольте задать Вам вопросы. К кому из богословов Вы относитесь без осторожности, то есть доверяете во всем? Где у Вас ориентиры в решении - правы или не правы представите­ли русского богословия XIX века? Основываетесь Вы на сво­ей интуиции (как говорят украинцы, «чую правду») или на чем-нибудь более объективном? Если Вас смущают какие-ли­бо богословские положения у митрополита Макария или мит­рополита Петра Могилы, то надо конкретно написать об этом. Также не вполне понятно: если Вы обращаетесь ко мне за разъяснением, то делаете это осторожно или неосторожно? Должен сказать Вам, что книга Петра Могилы «Исповедание православной веры» - это коллективный труд, а не произве­дение одного автора. Эта книга так же относится к Петру Мо­гиле, как юлианский календарь - к Юлию Цезарю.

У меня окаменело сердце и появилось чувство равноду­шия ко всему. «Притупилось» религиозное чувство. Причина, может, в том, что я почти перестал молиться, кроме того, я стал очень ленивым. Что мне делать? Какие молитвы и акафисты Вы бы мне посоветовали читать?

Постарайтесь найти «Псалтирь» преподобного Ефрема Сирина и читайте ее как можно более часто. Также вспоми­найте о неизбежном для всех нас дне смерти, которым может стать сегодняшний день.

Вы пишете, что «христианину светская литература не нужна». Согласен, но до христианина еще бы дорасти. Да и Ваши книги свидетельствуют, что Вы очень то ориентируетесь в литературе. Как Вы оцениваете ше­ститомный труд Михаила Дунаева «Православие и рус­ская литература» (я знаком с тремя томами, но никак не могу сформулировать свое отношение к этой работе)? Отец Андрей Кураев часто цитирует Клайва Льюиса и Гилберта Честертона. На Ваш взгляд - это христианская литература или нет? Прочитал две книги протоиерея Александра Шмемана, «Записи» иерея Александра Ельанинова. И так получилось, что «параллельно» читал «Философские пропасти» архимандрита Иустина (Попо­вича) и «О молитве» архимандрита Софрония (Сахарова). Обратил внимание, что, несмотря на все уважение к ба­тюшкам и согласие с ними во многом, их книги все-таки как-то тревожат, хочется что-то кому-то доказывать, появляются вопросы, своя точка зрения и так далее. А вот при чтении двух последних книг внутреннее состояние прямо противоположное - тишина вселяется внутрь, да­же движения и поведение твое становятся иными - спо­койными. Это субъективные ощущения или же все от того, что во втором случае авторы - монахи?

Труд Михаила Дунаева я не читал, поэтому не могу оценить его. Мне кажется, что всегда надо учитывать, к какой аудитории обращается автор и какие задачи преследуют его произведения. Может быть, труды Михаила Дунаева, а также книги Шмемана и Ельчанинова являются мостиком для перехода к чтению ду­ховной литературы, имеющей под собой личный аскетический опыт автора, как «Философские пропасти» архимандрита Иус­тина (Поповича) и произведения архимандрита Софрония; а те, в свою очередь, ступенью к чтению святоотеческой литературы. Слишком большой разрыв между жизнью современного общества, в частности интеллигенции, и творениями святых отцов. Может быть, из тьмы к яркому свету надо идти через слабый и тусклый свет. Здесь каждый должен выбирать пищу по своему духовному возрасту. Но есть одно общее правило: чтобы понять духовную литературу, нужно изменять свою жизнь, стараться посильно исполнять то, чему учат святые отцы, иначе в творениях святых отцов мы будем видеть искаженные рефракции. Вы также правильно отметили, что творения подвижников несут на себе особую благодать, как будто страна, цы этих книг помазаны миром. Когда автор пишет, только пред. полагая, как бы забегая вперед своим рассудком, не подкреп. ленным внутренним духовным опытом, то читателю передается какое-то неопределенное тревожное чувство; а подвижник д&. лится с другими тем, что видел сам. Поэтому святоотеческие книги вызывают у нас чувство достоверности и спокойствия.