Всем этим людям крайне необходим ду­ховный руководитель, как тяжелобольному нужен врач. Смирение с покаянием рожда­ет любовь; только любовь может согреть и оживотворить заблудшее сердце. Смирение начинается с послушания, а послушание - с осознания того, что человек своими соб­ственными ограниченными (изъеденными страстями, как дерево древоточцем) сила­ми не может бороться с грехом, живущим в нём. Духовный тупик, в котором оказался оккультист (или последователь восточных религий), подобен, как ни странно, перекрё­стку двух дорог, где решается дальнейшее направление жизни оккультиста.

Либо оккультист думает, что у него доста­точно внутренних возможностей, чтобы са­мому преодолеть этот тупик, что его состоя­ние - это результат допущенных ошибок и внешних препон. Но если он решается сам исправить свою жизнь, сам выйти из лаби­ринта демонического мира, в котором оказа­лась его душа, то в результате несчастный делает ещё один круг и приходит к тому же тупику.

Либо оккультист понимает, что грех - это демонически активная сила, которая живёт в его душе (и требуется беспрерывная борь­ба с грехом, со всеми его многообразными проявлениями); он понимает, что находит­ся в окружении демонических существ - врагов беспощадных и коварных, более опытных, чем он; понимает, что в его душе живут страсти, которые он любит и с кото­рыми в тайне сердца не хочет расстаться. И тогда оккультист начинает искать помо­щи, а именно помощи Божией через послу­шание духовному отцу, через отсечение сво­ей непокорной воли, которая стоит, как сте­на, между ним и Богом.

Оккультист может настолько хорошо изу­чить духовную литературу, в том числе аскетику, что иногда будет знать о внутренней жизни не хуже святых отцов и даже сможет рассказывать об этом другим, но без духов­ного отца этот несчастный будет подобен хирургу, который, зная анатомию человека, не может тем не менее провести операцию на своём собственном теле. Только послушание, как высшая жертва, может сделать оккультного богоборца новым боголюбцем. Людям, перешедшим из оккультизма в хрис­тианство, не следует увлекаться богослови­ем, ибо и здесь тайная гордость ума может по­лучить себе пищу. Им надо начать с испол­нения заповедей: если можно так сказать, с практического христианства, чтобы реани­мировать своё сердце; как мы уже отмечали, им надо перенести центр религиозной жизни из головы в сердце. Они должны научиться уважать любого человека как богоподобную личность, отказавшись и от интеллектуально­го элитаризма, и от горделивого противопос­тавления себя, как якобы просвещённых в ду­ховной жизни («пневматиков»),- окружаю­щим людям, сплошь профанам (невеждам). Они должны научиться наконец не просто чи­тать молитвы, а просить милости у Бога,- на­учиться делать то, что так трудно их гордому уму. Переход в Православие из пантеизма - это переход от космофилии к теофилии, от безликой «космической силы» и духов-по­средников - этих актёров в масках - к лич­ностному общению с Личным Богом, Кото­рый есть Жизнь, Истина и Любовь.

Когда мы говорим, что искусство послед­них полутора веков пропитано духом демо­низма, который для людей, живущих душев­но-страстной жизнью, подобен пьянящему запаху сандала (для людей, вступивших на духовный путь, это - зловоние тления и смерти), то мы предвидим негодование тех, для кого такое искусство стало эталоном кра­соты. Признать, что перед ними - дух смер­ти,- значит признать себя душевными некрофагами. Как не возмущаться и не кричать в ответ, что это - клевета на саму красоту, которая, как говорят, спасёт мир*. Нас бу­дут упрекать в обскурантизме, душевном одичании; нам припишут желание уничто­жить все книги, так, мол, халиф Омар** сжёг Александрийскую библиотеку в 642 году по Р.Х. Нам скажут: «Вот пример, как человек, неправильно понявший христианство и не стяжавший любви, впал не то в детство, не то в дикость». Но не будем угадывать, как обзовут нас оппоненты. Признаем, что в этом «искусстве» они сильнее и остроумнее нас...

* См.: Достоевский Ф. Собр. соч.: В 12 т. Т. 7. С. 67.

** Омар I (ок. 591/581-644) - правитель Араб­ского халифата.

Мы говорим об «искусстве» нарастающего декаданса, которым живёт наша интеллиген­ция, хотя считаем, что литература предше­ствующих веков, оторвавшись от Бога, в ка­кой-то степени подготовила этот декаданс. Нам скажут, что у нас притупилось и как бы атрофировалось эстетическое чувство, что мы говорим с ультраконфессионалыюй позиции и поэтому наше свидетельство есть свидетель­ство одностороннее и необъективное, что наш голос есть голос неудачника, который удалил­ся в монастырь, пытаясь скрыть озлоблен­ность на весь мир. Поэтому мы просим интел­лигентов принять во внимание свидетельство стихотворца, обладавшего наиболее тонкими поэтическими интуициями, Александра Бло­ка,- одного из самых любимых и почитаемых поэтов современной интеллигенции. Друзья Блока вспоминают, что он говорил о своих стихотворениях не как автор, а как медиум, проводник неких «высших», потусторонних сил. О медиумичности Блока сообщает да­же Корней Чуковский*, вовсе уж не такой религиозно настроенный литератор,- первый переводчик Уолта Уитмена** и из­вестный детский поэт, которому удалось спрятаться за невинными стихами для де­тей от репрессий, обрушившихся на совет­скую интеллигенцию в 1930-е годы. Заяд­лый декадент поневоле превратился в литературного обер-шефа детских садов - в весёлого «дедушку Корнея». Так что, ду­мается, характеристика, данная Блоку Чуковским, а вернее - видение «короля» поэтов при непосредственных встречах с ним в последние годы его жизни - это мнение отнюдь не религиозного фанатика. Чуковский писал, что лицо Блока, лицо с потухшими глазами, напоминало ему лицо Мефистофеля, а Блок представлял собой как бы живую ипостась поэзии XX сто­летия.

* Чуковский К. (Николай Васильевич Корнейчуков) (1882-1969) - русский писатель, поэт и литератур­ный критик.

** Уитмен У. (1819-1892) - американский поэт и публицист.

Обратимся к чрезвычайно характерно­му для блоковской поэзии стихотворению «К Музе»*, похожему на исповедь, только на исповедь без покаяния.

* Цит. по: Блок А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. С. 7-8.

«Есть в напевах твоих сокровенных»,- именно не в словах, а «в напевах»,- в том, что лежит под словами, что спрятано от внешнего взора, но заставляет звучать со­кровенные струны души.

«Роковая о гибели весть»,- «роковая» - неизбежная; «о гибели»,- пленённая де­моном душа чувствует свою погибель, но не может спастись, уйти, убежать, как пти­ца, прикованная глазами змеи. «Весть» - сердце слышит при жизни весть о своей смерти.