Итак, современной интеллигенции свойственна гипердушевность. Дух не просто дремлет, он погребён под слоями этой душев­ности, как бы закопан в землю. Человек может ходить по земле, не подозревая, что под его ногами находится зарытый клад. Так, многие современные интеллигенты, враща­ясь в области душевного, не подозревают, что в их внутренних глубинах находится неве­домый им их собственный дух. Душевность имеет широкую амплитуду - от грубых стра­стей до музыки Иоганна Себастьяна Баха* и картин Рафаэля*. И признак этой душевнос­ти - космофилия.

* БахИ.-С. (1685-1750) - немецкий композитор.

** Рафаэль (Раффаэлло Санти [Санцио]) (1483-1520) - итальянский живописец и архитектор.

Когда мы говорим о различии между ду­ховным и душевным, мы вынуждены огра­ничиться лишь некоторыми признаками и свойствами. Только внутренний религиоз­ный опыт и пробудившийся дух дают воз­можность человеку увидеть, что принадле­жит вечности, а что - земле. Только в свете благодати человек познаёт себя, находит себя и приобретает себя.

Дух - созерцает, душа - воображает и рас­суждает. Дух обладает внутренним логосом, способностью к непосредственному интуитив­ному познанию, душа - профористическим словом и способностью к логизму. Дух об­ладает особым религиозным чувством, ко­торое даёт возможность не только созерцать, но и переживать общение с духовным ми­ром, образно говоря, не только отражать его свет, но и ощущать его тепло.

Душа обладает чувствами не духовного, а эмоционального характера, похожими на ре­акцию «эго» по отношению к раздражителям, идущим как от внешнего мира, так и от соб­ственно внутреннего: памяти и воображения, имитирующих внешний мир. Духовные чув­ства глубоки и спокойны. Они динамичны, они полны внутренней энергией и в то же время - безмолвны, как бездонные глуби­ны неба. Говорят, что волны вздымаются на мелководье. Страсти крикливы, каждая страсть агрессивна, она хочет покорить себе всю душу и взять в плен весь ум. От напора страстей ум начинает колебаться, как огонь светильника при порывах ветра.

Духовные чувства, напротив, делают ум более ясным, а мышление более глубоким и проницательным. Душа строит модели исти­ны, она гадает об истине и затем верит в соб­ственные изобретения. И это - принцип субъективной оценки достаточности доказа­тельства. Дух ищет истину за гранью эмоций и рассуждений, вернее - он ищет те внутрен­ние условия, которые дают ему возможность видеть истину через соприкосновение с ней. Здесь не сумма доказательств, а чувство дос­товерности, которая может быть даже более реальной, чем при восприятии мира через сенсорику. Душевная религиозность прояв­ляет себя через возбуждение, энтузиазм, вдохновение, иногда через состояние экста­за. Проявление духа в религиозном пережи­вании иное. Это - чувство освобождения, просветления и преображения. Здесь нет эмоциональных «перехлестов», сами чувства приобретают какую-то тонкость и прозрач­ность. Они похожи на воды глубокого водо­ёма, которые в своём бесшумном движении кажутся неподвижными.

Душевно-религиозные чувства оставляют после себя тонкий смрад гордости, ощущение какой-то мутной сладости, порождают пред­ставление о собственном избранничестве, и человек даже может со слезами благодарить Бога за то, что Он сделал его непохожим на других. После душевных переживаний в душе крепнет мысль о какой-то особой миссии для которой человек якобы предназначен, ра­стёт скрытое самолюбование и, что особен­но характерно, жажда внешних знаний, даже под видом религиозных знаний. Эту, вне­шнюю, информацию человек хочет усвоить и хорошо запомнить, чтобы блеснуть ею пе­ред другими. Иногда такой человек, прочи­тав о добродетели смирения и не поняв, что смирение надо скрывать так же, как и дру­гие добродетели, начинает смиряться напо­каз, ожидая от окружающих рукоплесканий. В этом псевдорелигиозном вдохновении нет одного - искреннего и глубокого покаяния. После таких душевных восторгов человек обычно впадает в мечтательность, он слов­но бы пишет в своём воображении какую-то героическую поэму, главным персонажем которой является он сам.

Духовно-религиозное переживание - иное: человек освобождается от туч помыслов. Страсти и эмоции уходят из поля сознания куда-то в тёмные углы души. Образно гово­ря, они ложатся за дверью сердца, как приру­ченные львы. Человек ощущает полноту бы­тия, как будто само время останавливается, получив новую объёмность и глубину. Ещё одно отличительное свойство этого состоя­ния: исчезают сомнения и противоречия, не возникает никаких вопросов, всё становится ясным, даже малое приобщение к благодати даёт великую неизреченную радость. Человек не ищет внешней информации, она кажется ему каким-то диссонансом, как скрежет ме­талла по стеклу, человек хочет одного - по­быть с самим собой, а вернее - с благодатью, которую он ощутил в своём сердце.

Человек переживает чувство покаяния, но при этом без всякого драматизма. Само покаяние, сливаясь со смирением сердца, звучит как ответ на любовь Божию. В этом состоянии мышление становится ясным и память приобретает особую силу и чёткость.

Во время душевно-религиозных пережи­ваний человека могут осенять блестящие мысли (но это лишь потешные огни, которые быстро гаснут, не оставляя следа), и к ним нередко примешиваются остроумные шутки и каламбуры, как будто стрелы, направлен­ные в стан врагов веры. В некоторых, к счас­тью редких, случаях псевдорелигиозное со­стояние переходит в визионерство, человек начинает создавать картины на религиоз­ные темы, он живёт в мире своего вообра­жения и считает это небесной реальностью чуть ли не Откровением и Божественным даром. У человека, утвердившегося, как бы укоренившегося, в ложный мистицизм, из­меняется отношение к окружающим, оно становится или слащаво-сентименталь­ным, когда показная ласковость пропитана не любовью, а скрытой сексуальностью, или, наоборот, дерзким и требовательным. Духовная религиозность отличается от ду­шевной стремлением не к словесному само­выражению, а к безмолвию и молитве. Эта молитва лишена эмоционального драматиз­ма и эффективности. Основа её - благогове­ние. Человек в минуты молитвы ощущает, что Бог - это всё для него, а он без Бога - ничто. Он молится, прежде всего, о вечной жизни, о прощении своих грехов, он чувствует себя нищим, который протягивает руку за пода­янием; в то же время он ощущает в этой ни­щете свое богатство. Молитва, ещё раз на­помним,- это диалог, молитва не остаётся без ответа, но ответ - это, прежде всего, не изменение внешних условий, а пробуждение самого человека. Душевная молитва эмоцио­нальна и страстна, там просят преимуще­ственно то, что принадлежит Земле. Там ищут не Бога, а «от Бога», там хотят изменить Про­мысл Божий без изменения самого себя. Та­кая молитва является не потребностью духа, а потребностью ситуации, положения, нужды (в некоторых случаях - своего настроения). Душевная молитва не чувствует Бога как Жи­вую Личность, а обращается к Нему как к пер­сонифицированному энергетическому Цент­ру вселенной. Но даже такой молитве не благоволит современная интеллигенция.

А ведь слово молитва происходит от «мо­лить», «умолять»*, но для интеллигента умо­лять - это признак слабости и малодушия. На самом же деле отчуждение от молитвы - это симптом гордости, окаменения сердца, вот почему даже слово молитва вытесняется из лексикона интеллигенции другим, модным, словом - медитация.

* Ср. старославянское молити, латинское deprecari - с тем же значением.

Вместо того чтобы сги­бать свою медную шею, человек, удобно сев в кресло или на скамью (а это один из атрибу­тов католической церкви и протестантской кирхи, который на Западе стал проникать и в православные храмы), начинает медити­ровать, размышлять над каким-либо изречением, или рассматривать какой-либо об­раз, или повторять какие-либо, порой и не­понятные ему, слова. Так что если молитва, как мы уже знаем,- диалог, то медитация - это монолог, обращённый к самому себе. Медитируя, человек не выходит из поля своего «это», а это как раз и устраивает современного интеллигента.