Наиболее впечатляющей научной работой на эту тему был трактат “Деревенщины тревожат раввинов”, опубликованный квакером, в прошлом баптистом Сэмюэлем Фишером в 1660 г. Протестанты, говорил он, верили, что “все у них будут представлять собой единство”, коль скоро они заменили традиции церкви текстом Библии; но фактически “темные души, погрузившись в божественное Писание, оказались настолько вне его, что ввергли всю страну в пламя”[1155]. Книга Фишера была опубликована слишком поздно, чтобы ее можно было публично обсудить в Англии, где строгая цензура на книги, подобные этой, была восстановлена в 1660 г. Но ее прочел Спиноза, и через Спинозу отношение Фишера и его предшественников в Англии к Библии перешло к европейскому Просвещению[1156]. Таковы были обстоятельства, в которых Гоббс мог сказать, что Библия получает свой авторитет только с разрешения суверена[1157].

Трудно выяснить, до какой степени абсолютный авторитет Библии был принят простыми людьми, и еще труднее узнать, насколько глубоко опускалась социальная шкала сомнений в ее авторитете в 1640-х годах. В 1642 г. Джон Дьюри предложил, чтобы в Лондоне проводились публичные лекции, чтобы учить простой народ, “как использовать Писание”[1158]. Был ли он озабочен тем, что они не использовали его в достаточной мере, или тем, что они использовали его неправильно? Здесь интересен Томас Эдвардс, чьи сообщения обычно точны, хотя комментарии могут быть предвзятыми. Он не сомневался, что в 1646 г. существовали антискрипчеристы, которые отрицали, что Библия была Словом Божиим или непогрешимым основанием веры. Библейские рассказы — это аллегория, а не история. В лучшем случае “мы должны верить Писанию... в той мере, в какой мы видим, что оно согласно с разумом, и не более”. Он верил, что такие взгляды обычны для сектантов всех видов [1159]'.

За 1650-53 гг. мы имеем записи фенстэнтонской баптистской церкви в Хантингдоншире, которые говорят о мистрисс Роберт Кент, мистрисс Хеар, сестре Ферпойнт и многих, многих других людях обоих полов, которые ценили совесть или “Дух” более, чем Библию. М-сс Уильям Остин смотрела на Писание как на пустое место, попирая его ногами. Многие подчеркивали “таинство” Писания, отвергая его “историю”. Некоторые заявляли, что получали прямые откровения от Бога. Этих людей допрашивали, потому что они отпали от баптистской конгрегации в Фенстэнтоне, так что они явно принадлежали к категории сектантов, отмеченных Эдвардсом пятью или шестью годами ранее. Фенстэитонская церковь приписывала эти еретические учения “ошибкам времени, а именно ... диггерам, левеллерам и рантерам”; но свидетельство Эдвардса показывает, что они были далеко не новы. Некоторые из фраз Эдвардса повторялись буквально, такие, как “Писание — это мертвая буква”. Записанные идеи “отдавали рантизмом”, скорее чем напоминали левеллеров и диггеров; рантеры упоминались как группа, оказывавшая большее влияние, чем любая другая[1160]. Но два года спустя квакер Джеймс Парнелл переписывался с несколькими фенстэнтонскими баптистами, которые, казалось, заинтересовались его учением[1161].

Фрэнсис Осборн подтвердил мысли Эрайза Эванса в изменившемся интеллектуальном климате, когда он написал в 1656 г.: “Свобода нынешних времен предоставила мудрости большую возможность распространяться, чем когда-либо раньше, когда мир сей держал ее связанной безоговорочным подчинением путем тройного жгута из обычая, образования и невежества”[1162]. Неудивительно, что в 1650-х годах Майкл Уигглсуорт, ученейший лектор в Гарварде, пришел к сомнению, “является ли надежным каждое слово в Писании в связи с возможностью ошибок в писаниях и в знаках на древнееврейском языке и различных прочтений в тексте и на полях”[1163]. До того, как Томас Трэхерн отправился в Оксфорд в 1653 г., он был сознательным скептиком, и скептицизм его распространялся на божественный авторитет Библии[1164]. Дджс Ричард Бакстер и его жена переживали периоды сомнений[1165] .

После подавления движения рантеров в 1650-51 гг. их наследие, по всей видимости, перешло к последователям Джона Рива (позднее известным как магглтониане), людям Пятой монархии и квакерам. Один из людей Пятой монархии Уильям Эспинуолл думал, что гражданское правление, как и правление церковью, принадлежит Христу. Магистраты должны быть святыми, но все действующие правительства в мире от антихриста. Антихристовы князья осуществляют свою законодательную власть только де факто, не де юре. Христос иногда ставит лучших правителей — примерами являются Эдуард VI и Елизавета, — но даже на лучших нельзя положиться. Христиане должны подчиняться гражданской власти до тех пор, пока продолжается Четвертая монархия. Но “в наши дни... уже ничего не осталось, кроме смердящего остова”: неудивительно, что святые брошены в тюрьмы и с ними “хуже обращаются, чем во дни самых злодейских и невежественных правителей”. Тогда (намек на Оливера Кромвеля) “Богу было угодно дать сердце людям, находящимся на вершине власти, дабы направить их сердца и руки на дело...” Давайте не забывать, что фараон поддерживал Иосифа, Навуходоносор и Дарий поддерживали Даниила, Артаксеркс — Мардохея. Когда Израиль стонал под игом египетских налогов, Бог услышал их (Исх. 2.24). Налоги и бремена привели к тому, что Ровоам потерял десять двенадцатых своего царства (3 Цар. 20.14-15). Но, заключал Эспинуолл, “трудно говорить без обиды в эти злые дни... Я воздержусь, потому что я знаю, Бог имеет целью сокрушить их... Господь Иисус вскоре явится в Своем Царстве, чтобы править вместе со святыми[1166].

Рив, как и диггеры, считал каиновым семенем “господ мира сего”. Они “мудрые, как змии, предусмотрительные мужчины и женщины, которые думают о земных вещах. ... Души их слизывают золото и серебро и кладут в мешок, питаясь от богатства и почестей...”[1167]. Но магглтониане, последовательные материалисты, использовали теорию о двух противоположных ветвях человеческого рода для того, чтобы объяснить тайны предопределения. Ортодоксальные кальвинисты могли только утверждать, весьма бездоказательно, что различие между овцами и козлищами, которые Господь провидел от века, покоилось на его непостижимой воле: все человечество было достойно проклятия после грехопадения Адама, но некоторые оказались спасены благодаря Божией милости к ним. Рив — явно следуя Талмуду, хотя, надо полагать, через посредников, — Бёме, например[1168] — думал, что Каин и его отпрыски были потомками не Адама и Евы, но плодами соития между змием и Евой в раю[1169]. Так что различие существует не между семенем Каина и семенем Авеля, а между семенем Каина и семенем Адама. Избрание и проклятие — “благословенные израильтяне” и “проклятые ханаанеяне” — идет “по происхождению”. Когда пророки Рив и Магглтон говорили человеку, что он проклят, они не произносили приговора; они говорили ему или ей, что они происходят из каинова рода и потому неотвратимо прокляты.

Более пространно говорит об этом Джон Рив в трактате 1656 г. “Божественное зерцало” (глава 21). “Проклятие, павшее на Каина и его семя, — объясняет Рив, — идет по линии взрослых людей, не малых сих”. Дети из рода Каина, умершие рано, не являются неизбежно проклятыми[1170] . Эти два семени спорят внутри каждого из нас — “чистая вера” против “нечистого разума”[1171] . Непросвещенный разум — это алчность, демон богатого человека. "Гсух; всем ученым, — заявлял Рив, — особенно если они богаты”[1172] . Так же, как для Рива каиновым семенем были господа мира сего, для Уинстэнли алчность была богом мира сего. Но для Уинстэнли алчность была неразумной, а Разум был Богом. И, конечно, для Уинстэнли “семя Авраамово” было не “по плоти”[1173] .

Магглтон, который пережил Рива, чтобы испытать гонения постреставрационного времени, настаивал, что “все гонители... были [Каиновыми] детьми”. Ни один из тех, кто преследовал ищущих свободы богослужения по мотивам совести, “не избежит грядущего отмщения, как не избежал его Каин”[1174]. “Правление сим миром, — заявлял Рив, — принадлежит только мудрым и предусмотрительным языческим властям на этой земле, которые и есть сыновья Каина[1175]. Политика — не дело людей истинного семени: они не могут “взять себе ни одного почетного места у господ мира сего”, так как ни один магистрат “не потерпит иного духовенства, пока мир это допускает, чем духовенство, укрепляющее его власть”. Таким образом Рив задолго до квакеров провозглашал абсолютный пацифизм и отказ от политики: “Они не могут взять меч из стали, чтобы убить своего брата, так как они знают, что человек — это образ Божий; также они не могут идти на тяжбу со своим ближним, какая бы потеря от этого ни происходила[1176].

Итак, для магглтониан, как и для квакеров, внутренний голос был решающим. “Если ты не послушаешься моего голоса, — сказал Бог Риву, — тело твое станет твоим адом, а дух твой станет дьяволом, который будет мучить до скончания века”[1177]. Это учение привело Магглтона к тому, что он заявил: “Я поступаю хорошо... и воздерживаюсь от зла не из страха, что Бог увидит меня... но... чтобы меня не могла осудить моя собственная совесть”[1178]. Главный теолог второго поколения магглтониан возвещал, что “антихрист был в Каине до того, как Христос был в Авеле”. “В Каине зло заложено с тех самых пор, и потому в области религии нет оправдания древностью, обычаем или традицией”[1179]. Это окончательное протестантское освобождение от традиционной церкви. Даже Библия, хотя магглтонианские пророки часто ее цитировали, не была последним словом. Ее надо было истолковывать. Но где тогда могли быть найдены авторитетные толкования?

Промыслительно в начале февраля 1651/2 г. Бог дал Джону Риву портному, понимание Писания “превыше всех людей в мире”[1180] . Магглтониане притязали на библейский авторитет больше, чем любая другая секта. Рив и Лодовик Магглтон были теми самыми двумя последними свидетелями, предсказанными в 11-й главе Откровения. “Я дам власть двум моим свидетелям”, сказал Господь, которые будут пророчествовать 1260 дней, перед тем как будут убиты и вознесутся на небо. Они также имели власть объявлять каждого, кто откажется признать их требования, проклятыми до скончания века. На основании своих полномочий они заставили замолчать (среди многих других) шелкоткача по имени Купер, который не мог понять, “как человек может знать, что история, описанная в Писании, истинна, тогда как она противоречит сама себе во многих местах”[1181]. Магглтон стремился оставить после себя “Третий Завет Бога”, в котором “Деяния свидетелей Духа” и различные послания, оставленные Ривом и Магглтоном, должны были служить составными частями.

Кларксон в свой магглтонианский период полностью принимал учение Рива, противопоставляя “семя Адама” “семени Разума”. Разум, заявлял Кларксон, “создал магистраты, судей и адвокатов, чтобы примирить разум, разделенный внутри себя, или даже проклясть его, чтобы его казнил палач”. “Разум желает невозможного: он призывает Бога “послать огонь с небес и поразить деяния его врагов”. “Если вы не верите мне, верьте плодам ваших собственных молитв и тому великому благу, которое они принесут вам”: ибо Бог не обращает внимания на человеческие молитвы. Трактат Кларксона “Единое око” (1650) был проповедью на текст Исайи 42.16. Он считал, что Исав и Иаков, фараон и Моисей, Пилат и Христос, — все это силы, равно поставленные Богом. Мир сей, говорил он теперь “детям Исава”, “это ваше наследие по праву рождения, а не наследие святых”. Так Кларксон пришел к концу радикального пути, принимая магглтонианский пацифизм, не пытаясь вторгнуться в непостижимые действия Божией воли. “Мы должны идти к нашему царству, а без смерти не можем идти; но если вы [“дети Исава”] станете ускорять наше движение, тем самым вы ускорите и ваши собственные страдания[1182].

Ранние квакеры были более радикальны в социальной сфере, чем их последователи. Парнелл, умерший в 1656 г., вторил Уинстэнли, осуждая захватывавших землю детей Каина и Исава. Бог действительно сделал человека господином над всем творением, но не над его собратьями. Квакеры проповедовали учение о семени Каина и семени Авеля, но семя не наследовалось физически. Каин и Авель для Парнелла символизировали первое и второе рождение. “Есть время, когда Исав^правит Иаковом, и есть время, когда старший служит младшему”[1183] . Присцилла Коттон и Мэри Коул убеждали мужчин и женщин “определить, от какого поколения вы происходите — от Каина или от Авеля”[1184]. Война Агнца, утверждал Нейлер, ведется против “семени неволи”, между “драгоценным семенем и детьми блудодейства и обмана”. “Хотя с Каином вы жертвуете или с Исавом вы молитесь в слезах”, Бог ненавидит “каждого, кто не носит образа его Сына в добрых деяниях”[1185] . “Священники и кураты, и пасторы, и викарии, — говорил Фокс в 1659 г., — продали свое право первородства за чечевичную похлебку, подобно Исаву, охотясь там и сям со своим мечом, желая убить и умертвить справедливого Иакова и получить большие выгоды... Но ныне младший брат поднялся, и старшие будут его слугами” (отметим, что Фокс озабочен не только освобождением угнетенных, но также и наказанием угнетателей). Дьюсбери высказал ту же мысль менее резко, когда сказал, что Христос — “старший брат” своему народу[1186]. Если вы оскорбляете вашу власть, говорил Дьюсбери Нортхэмптонским судьям, “вы докажете, что вы сами находитесь в состоянии Каина, который был разбойником”. Дух Каина и Исава пребывает во всех гонителях, сказал Фокс позднее. “Мирской Исав поднимет свой меч и грубые руки... и закричит, что Бог заведомо предназначил большое число людей для осуждения”. Но “дух и природа мирского Исава” и Каина находится внутри каждого из нас [1187].

Когда Фокс размышлял о семени Каина и семени Авеля в своем “Дневнике”, он начал с семени Авраама. Путь Каина легок, утверждал титульный лист памфлета Джорджа Уайтхэда “Разоблаченное каиново поколение” (1655)[1188] °. Анонимный квакерский памфлет 1659 г. был назван “Каиновы отпрыски показали себя... в жестоких гонениях... в Ньюарке”[1189]. Пять лет спустя Каин опять символизировал гонения в памфлете “Христианские вести относительно этих последних времен” (подписан буквами F.E., 1664 г.). В “Наследии Иакова” Фрэнсис Хоуджил (1656) рассуждал о “фараоне-угнетателе” и доказывал, что прежние жертвы гонений теперь сами стали гонителями[1190]. Ричард Фарнсуорс цитировал Моисея и Иосафата, чтобы показать, что праведность должна быть первым качеством, которое следует учитывать при юридических назначениях[1191].