Более пространно говорит об этом Джон Рив в трактате 1656 г. “Божественное зерцало” (глава 21). “Проклятие, павшее на Каина и его семя, — объясняет Рив, — идет по линии взрослых людей, не малых сих”. Дети из рода Каина, умершие рано, не являются неизбежно проклятыми[1170] . Эти два семени спорят внутри каждого из нас — “чистая вера” против “нечистого разума”[1171] . Непросвещенный разум — это алчность, демон богатого человека. "Гсух; всем ученым, — заявлял Рив, — особенно если они богаты”[1172] . Так же, как для Рива каиновым семенем были господа мира сего, для Уинстэнли алчность была богом мира сего. Но для Уинстэнли алчность была неразумной, а Разум был Богом. И, конечно, для Уинстэнли “семя Авраамово” было не “по плоти”[1173] .

Магглтон, который пережил Рива, чтобы испытать гонения постреставрационного времени, настаивал, что “все гонители... были [Каиновыми] детьми”. Ни один из тех, кто преследовал ищущих свободы богослужения по мотивам совести, “не избежит грядущего отмщения, как не избежал его Каин”[1174]. “Правление сим миром, — заявлял Рив, — принадлежит только мудрым и предусмотрительным языческим властям на этой земле, которые и есть сыновья Каина[1175]. Политика — не дело людей истинного семени: они не могут “взять себе ни одного почетного места у господ мира сего”, так как ни один магистрат “не потерпит иного духовенства, пока мир это допускает, чем духовенство, укрепляющее его власть”. Таким образом Рив задолго до квакеров провозглашал абсолютный пацифизм и отказ от политики: “Они не могут взять меч из стали, чтобы убить своего брата, так как они знают, что человек — это образ Божий; также они не могут идти на тяжбу со своим ближним, какая бы потеря от этого ни происходила[1176].

Итак, для магглтониан, как и для квакеров, внутренний голос был решающим. “Если ты не послушаешься моего голоса, — сказал Бог Риву, — тело твое станет твоим адом, а дух твой станет дьяволом, который будет мучить до скончания века”[1177]. Это учение привело Магглтона к тому, что он заявил: “Я поступаю хорошо... и воздерживаюсь от зла не из страха, что Бог увидит меня... но... чтобы меня не могла осудить моя собственная совесть”[1178]. Главный теолог второго поколения магглтониан возвещал, что “антихрист был в Каине до того, как Христос был в Авеле”. “В Каине зло заложено с тех самых пор, и потому в области религии нет оправдания древностью, обычаем или традицией”[1179]. Это окончательное протестантское освобождение от традиционной церкви. Даже Библия, хотя магглтонианские пророки часто ее цитировали, не была последним словом. Ее надо было истолковывать. Но где тогда могли быть найдены авторитетные толкования?

Промыслительно в начале февраля 1651/2 г. Бог дал Джону Риву портному, понимание Писания “превыше всех людей в мире”[1180] . Магглтониане притязали на библейский авторитет больше, чем любая другая секта. Рив и Лодовик Магглтон были теми самыми двумя последними свидетелями, предсказанными в 11-й главе Откровения. “Я дам власть двум моим свидетелям”, сказал Господь, которые будут пророчествовать 1260 дней, перед тем как будут убиты и вознесутся на небо. Они также имели власть объявлять каждого, кто откажется признать их требования, проклятыми до скончания века. На основании своих полномочий они заставили замолчать (среди многих других) шелкоткача по имени Купер, который не мог понять, “как человек может знать, что история, описанная в Писании, истинна, тогда как она противоречит сама себе во многих местах”[1181]. Магглтон стремился оставить после себя “Третий Завет Бога”, в котором “Деяния свидетелей Духа” и различные послания, оставленные Ривом и Магглтоном, должны были служить составными частями.

Кларксон в свой магглтонианский период полностью принимал учение Рива, противопоставляя “семя Адама” “семени Разума”. Разум, заявлял Кларксон, “создал магистраты, судей и адвокатов, чтобы примирить разум, разделенный внутри себя, или даже проклясть его, чтобы его казнил палач”. “Разум желает невозможного: он призывает Бога “послать огонь с небес и поразить деяния его врагов”. “Если вы не верите мне, верьте плодам ваших собственных молитв и тому великому благу, которое они принесут вам”: ибо Бог не обращает внимания на человеческие молитвы. Трактат Кларксона “Единое око” (1650) был проповедью на текст Исайи 42.16. Он считал, что Исав и Иаков, фараон и Моисей, Пилат и Христос, — все это силы, равно поставленные Богом. Мир сей, говорил он теперь “детям Исава”, “это ваше наследие по праву рождения, а не наследие святых”. Так Кларксон пришел к концу радикального пути, принимая магглтонианский пацифизм, не пытаясь вторгнуться в непостижимые действия Божией воли. “Мы должны идти к нашему царству, а без смерти не можем идти; но если вы [“дети Исава”] станете ускорять наше движение, тем самым вы ускорите и ваши собственные страдания[1182].

Ранние квакеры были более радикальны в социальной сфере, чем их последователи. Парнелл, умерший в 1656 г., вторил Уинстэнли, осуждая захватывавших землю детей Каина и Исава. Бог действительно сделал человека господином над всем творением, но не над его собратьями. Квакеры проповедовали учение о семени Каина и семени Авеля, но семя не наследовалось физически. Каин и Авель для Парнелла символизировали первое и второе рождение. “Есть время, когда Исав^правит Иаковом, и есть время, когда старший служит младшему”[1183] . Присцилла Коттон и Мэри Коул убеждали мужчин и женщин “определить, от какого поколения вы происходите — от Каина или от Авеля”[1184]. Война Агнца, утверждал Нейлер, ведется против “семени неволи”, между “драгоценным семенем и детьми блудодейства и обмана”. “Хотя с Каином вы жертвуете или с Исавом вы молитесь в слезах”, Бог ненавидит “каждого, кто не носит образа его Сына в добрых деяниях”[1185] . “Священники и кураты, и пасторы, и викарии, — говорил Фокс в 1659 г., — продали свое право первородства за чечевичную похлебку, подобно Исаву, охотясь там и сям со своим мечом, желая убить и умертвить справедливого Иакова и получить большие выгоды... Но ныне младший брат поднялся, и старшие будут его слугами” (отметим, что Фокс озабочен не только освобождением угнетенных, но также и наказанием угнетателей). Дьюсбери высказал ту же мысль менее резко, когда сказал, что Христос — “старший брат” своему народу[1186]. Если вы оскорбляете вашу власть, говорил Дьюсбери Нортхэмптонским судьям, “вы докажете, что вы сами находитесь в состоянии Каина, который был разбойником”. Дух Каина и Исава пребывает во всех гонителях, сказал Фокс позднее. “Мирской Исав поднимет свой меч и грубые руки... и закричит, что Бог заведомо предназначил большое число людей для осуждения”. Но “дух и природа мирского Исава” и Каина находится внутри каждого из нас [1187].

Когда Фокс размышлял о семени Каина и семени Авеля в своем “Дневнике”, он начал с семени Авраама. Путь Каина легок, утверждал титульный лист памфлета Джорджа Уайтхэда “Разоблаченное каиново поколение” (1655)[1188] °. Анонимный квакерский памфлет 1659 г. был назван “Каиновы отпрыски показали себя... в жестоких гонениях... в Ньюарке”[1189]. Пять лет спустя Каин опять символизировал гонения в памфлете “Христианские вести относительно этих последних времен” (подписан буквами F.E., 1664 г.). В “Наследии Иакова” Фрэнсис Хоуджил (1656) рассуждал о “фараоне-угнетателе” и доказывал, что прежние жертвы гонений теперь сами стали гонителями[1190]. Ричард Фарнсуорс цитировал Моисея и Иосафата, чтобы показать, что праведность должна быть первым качеством, которое следует учитывать при юридических назначениях[1191].

В ретроспективе мы можем считать январь 1649 г. высшей точкой радикального милленаризма, а в некотором смысле и высшей точкой влияния Библии на английскую политику. Спад наступил в 50-е годы, когда не удалось осуществиться правлению святых. “Будьте осторожны с вычислениями, — сказал Джон Оуэн. — Сколь плачевно мы были введены этим в заблуждение!” Баниан также начал сожалеть о “поспешности некоторых... предсказывавших время прихода антихриста, к стыду их самих и их братии”. Уильяму Седжвику не повезло с установлением даты конца света, и ему было трудно выносить прозвище “Седжвик — день Страшного Суда”[1192]. Пятьдесят лет спустя, когда преп. Джон Мэйсон из У отер Страффорда сделал ту же самую ошибку, на него смотрели как на сумасшедшего[1193].

Милленарийская политика угасла в напрасных восстаниях 1657 и 1661 гг. Рантеры после 1649 г. продолжали угрожать от имени Господа; они были подавлены, или, лучше сказать, их заставили публично покаяться. Псевдомессии — Джон Робинс, Уильям Франклин — множились в течение года или двух и затем исчезли. Магглтониане продолжали провозглашать своих врагов проклятыми до скончания века, но никто особенно не беспокоился. Тороуджон угрожал членам парламента обнаженной шпагой, но никому не нанес вреда; он символически сжег Библию, взошел на корабль, направлявшийся в Иерусалим, чтобы “призвать евреев”, и утонул в пути. Квакеры прерывали пасторов в их собственных церквах и ходили обнаженными для того, чтобы дать знак. Трагический фарс входа Джеймса Нейлера в Бристоль, имитировавший вход Христа в Иерусалим, когда женщины бросали пальмовые ветви ему под ноги, повел к объединенной попытке консерваторов в парламенте ограничить религиозную терпимость. Нейлер был свирепо высечен (и умер от этого три года спустя). Оливер Кромвель, умыв руки, как Понтий Пилат, использовал этот случай для того, чтобы усилить свою власть. Панический страх перед квакерами в значительной мере способствовал реставрации Карла II в 1660 г., так как люди с собственностью предпочли традиционную конституцию и старый закон анархии внутреннего света[1194].

По мере того, как мы продвигаемся через протекторат к реставрации, консервативные и занимающие среднюю позицию сторонники парламента начинают искать новые уроки в Библии. Натаниель Харди в 1656 г. отметил “согласованность” Первого послания Иоанна “с веком, в которым мы живем сейчас”, окруженные “антихристовыми еретиками и плотскими евангелистами”. Он нападал на “наших уравнителей-квакеров”, которые не выказывают должного уважения к ставшим по положению, вместе с социнианами и антиномианами[1195] . Томас Мэнтон два года спустя заявлял о желании среднего пути, когда писал: “Народ Божий всегда сталкивался с двумя видами врагов: гонителями и сектантами”. Он осуждал “наших современных рантеров, фамилистов, квакеров, либертинов, антискрипчеристов”[1196].

В 1660 г. Уильям Седжвик в своем трактате “Исследование о крови нашего последнего суверена” обрушился на радикалов, используя книгу Бытия для критики парламентских политиков, которых он поддерживал до тех пор, пока Провидение не обернулось против них. “Прошедшие строжайшую реформацию святые” сект, думал он теперь, были не менее виновны в каиновом грехе, чем епископы. Святые, “сильные и высоко одаренные”, стали “взбешенным Каином... детьми гордыни и мятежа”. “Самые невежественные и слабые — это Авель”. Поскольку церковь изгнала этих “святых” за “их гордыню и ненависть к постановлениям, они слонялись, подобно Каину, от одной религии к другой, словно бродяги”[1197].

Постепенно сектанты должны были приспособиться к новому режиму. Говорливый Мэтью Генри в 1706 г. видел в Исаве и Иакове не представителей двух общественных классов, но Исава — как “человека от мира сего”, который “никогда не любил ни одной книги”, в то время как Иаков был “человеком иного мира, простым человеком, обитающим в шатрах... студентом”. Мораль заключалась в том, что простые и наивные люди часто бывают самыми мудрыми. “Простак Иаков одурачил хитрого Исава”[1198]. Генри везде искал поучительные уроки для своего собственного общества. Каин и Авель оба имели призвания: один держал овец, а другой возделывал землю, “так что они могли торговать и обмениваться друг с другом” (Быт. 4.1). Всеведущий Бог предвидел преимущества, которые дали бы рыночные отношения. Если бы Каин смирился с волей Божией о его жертве, он мог бы все еще править Авелем: господство не является милостью, заключал Генри. Нонконформисты уже не представляли угрозы социальному порядку (Быт. 4.6).

Исав и Иаков, старший и младший братья, снова появляются как “фигуры из двух миров”, или два вида людей, в памфлетах М.М. (Марсин или Мерсин) в конце века[1199] '. Уже в 1704 г. Уайт Кеннетт в своем общеизвестном трактате “Сочувственное исследование причин гражданской войны” заметил, что “то, что Исав взял в жены чужестранку”, было “печально для души Исаака и Ребекки”, и последняя беспокоилась, как бы и Иаков не сделал того же (см. Втор. 7.3-4). Намек был на Карла I и ГенриеттуМарию, чей брак Кеннет считал важнейшей причиной гражданской войны, так же, как и брак Якова II и Марии Моденской[1200].