16. Некоторые библейские влияния

Вы торгуете Писанием... как сводни продают своих шлюх нечестивым, неученым плутам... подмастерьям, легкомысленным людям и подонкам... Неученые люди [до Реформации] удерживались от чтения Писания особым Промыслом Божиим, и эти драгоценные камни не следует метать перед свиньями.

John Jewel, A Defence of the Apologie of the Church of England (1568), in Works (Parker Soc.), Ill, p. 122, цитирует папского защитника Tомаса Хардинга

Пусть чужеземные народы хвалятся своим языком,

Какого разнообразия может достигнуть каждый язык,

Я люблю наш язык, как и наших людей и наш берег;

Кто не может его хорошо украсить, нуждается в уме, а не в словах.

George Herbert, “The Sonne ”, in Works, pp. 167-8

Столетие между 1580-ми и 1680-ми годами — величайший век в развитии английской литературы. О влиянии на нее Библии может быть сказано значительно больше, чем я смогу сделать в одной главе, даже если бы я владел необходимой квалификацией. Я хочу только подчеркнуть ту роль, которую играла английская Библия в трансформации английской литературы в этот решающий период. В первой главе я предположил, что Библия на родном языке и английский патриотизм были тесно взаимосвязаны, начиная от дней Уиклифа и далее. Ричард Малкастер видел в использовании Библии на родном языке знак эмансипации Англии от раболепия по отношению к папству[1572]. Мне не очень нравится современная мода, приписывающая власть литературе. Если какая-нибудь книга и имела власть в XVI и XVII вв. в Англии, то это была Библия; но это потому, что мужчины и женщины верили в ее истинность. Этой веры больше всего придерживались переводчики, которые предприняли поистине гигантский труд и взяли на себя большой риск во имя этого дела.

Ричард Хелджерсон в течение длительного времени подчеркивал характерное для XVI века чувство культурной неполноценности Англии, и особенно неполноценности английского языка. Образованные англичане мечтали о создании родной литературы, которая могла бы соперничать с величием Греции или Рима, параллельно с превращением Англии в “могучее, осознающее себя таковым королевство”[1573]. Англичане с любыми литературными претензиями должны были читать по-итальянски, по-испански и по-французски; на континенте же никто не утруждал себя изучением английского, так как ни один английский автор, за исключением сэра Томаса Мора (который писал на латыни), не пользовался известностью на континенте. Отсюда решимость Спенсера и его кружка создать английскую литературу, чего бы это ни стоило. В конечном итоге это увенчалось успехом. Милтон с гордостью заявлял в “Ареопагитике”, что Англия была “избрана прежде всех других”, чтобы стать “рупором реформации во всей Европе”. Англия к тому времени стала культурным центром для протестантов: трансильванцы приезжали в Англию учиться[1574]. Комениус и Хартлиб искали в ней убежища. К XVIII веку европейская интеллигенция должна была читать по-английски.

Но это если заглядывать далеко вперед. Конец же XVI в. был временем эксперимента. Спор между классическим стихом с равным числом слогов и рифмованным стихом был частью продолжающейся битвы. Томас Уилсон в 1560 г. предполагал, что рифмованный стих был папистским изобретением[1575]. Гекзаметры оказались ложным началом, но и Спенсер, и Сидней некоторое время думали, что количественные метры дадут английскому языку возможность избежать готических варваризмов. Поэма Абрахама Фроунса “Эммануил вместе с некоторыми псалмами” (1591) была написана гекзаметром, иногда в рифму; Уильям Лoy написал свои “Песни Сиона” (1620) целиком из односложных слов, потому что верил, что английский язык первоначально был односложным, до того как он был “смешан и перепутан с рядом экзотических языков”. Он приводил в качестве примера перевод Господней молитвы, сделанный во времена Уиклифа[1576].