Но до 1640 г. цензура заботилась о том, чтобы ударение делалось на правах королей. Яков VI и I выразил это с величайшей простотой. “Монархия, — сказал он, — напоминая божественную власть, почти достигает совершенства”. Яков цитировал предостережения Самуила об ужасах, которыми угрожает царский абсолютизм: всеобщая воинская повинность, принудительный труд, отсутствие гарантий собственности, тяжкие налоги (1 Цар. 8.9-20) — так, как будто это были заявления о “должном повиновении”, подобающем “тому царю, которого Бог дал им”. Он, кажется, думал, что только “пуритане и сорвиголовы-проповедники” с “пуританской жаждой популярности” будут “бороться” с этим определением королевской власти. Люди не должны “жаловаться на словах против любых властей”, было заявлено в Звездной палате в 1603 г., “ибо они боги”[878]. Эта позиция оказалась обоюдоострой: младшие магистраты тоже хотели быть богами.

Теории божественного права на абсолютизм предлагались главным образом честолюбивыми церковниками. Но адвокат сэр Джон Хейуорд высказывал предвосхищавшие Гоббса воззрения в 1624 г.: “Суверенная власть должна быть абсолютной... Делами религии должны руководить те, кто обладает суверенитетом”. Больше всего он был озабочен тем, чтобы опровергать требования папистов, и с тревогой обнаружил, что его теории оспаривает епископ Англиканской церкви[879]. Епископ Гриффит Уильямс в 1643 г. сочинил библейскую защиту монархии. Он цитировал то место из Иеремии (27.5-6), где Бог велит повиноваться Навуходоносору, как “памятное место против сопротивления тиранам”. Заповедь: “Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе” (которую женевское примечание толковало так: “Под родителями также подразумеваются все, которые имеют власть над нами”) — “это самая обязующая из всех заповедей второй скрижали”, потому что она — “первая заповедь с обещаниями”[880].

Сэмюэль Хайрон в серии лекций на семь покаянных псалмов доказывал, что повинуясь кесарю, люди не должны отказывать в повиновении Богу. “Может показаться, что тем самым подданным дается как бы разрешение на мятеж в некоторых случаях”, — признавал он[881]. Тремя годами позже один оксфордский проповедник имел неприятности за высказанную им мысль, что тиранов-королей их подданные могут исправить и подчинить должному порядку. Яков I думал, что это ересь[882]. Когда приблизилась гражданская война, Генри Бертон доказывал, что когда король становится тираном, знатные и простые люди могут поднять против него оружие, как это сделали шотландцы против Карла I. Поскольку ими руководили младшие магистраты, это не было мятежом. Существует неизбежная обязанность, возложенная на все христианские власти, — искоренять и истреблять всю иерархию и прелатство как антихристовых врагов Иисуса Христа”. Если младшие магистраты не исполняют своей обязанности, должен действовать простой народ[883]. Права на мятеж не существовало, но он мог стать обязанностью.

Библия дозволяла не только коллективное политическое сопротивление тиранам, но и индивидуальные акции. Девора — в честь которой Милтон назвал свою младшую дочь в 1652 г. — призвала Барака возглавить мятеж против правления ханаанеян; а Иаиль была подвигнута Богом на то, чтобы убить главного вождя ханаанеян Сисару, когда он искал убежища в ее шатре (Суд. 4 и 5). В английской протестантской традиции немногие защищали цареубийство, несмотря на это библейское дозволение. Самуил разрубил Агага на куски пред Господом (1 Цар. 15.33). Иодай, священник, приказал умертвить Гофолию (4 Цар. 11.16, 2 Пар. 23.15). Понет использовал пример Иаили и других, чтобы оправдать цареубийство, и Калибан, думается, цитирует Иаиль в том же контексте в “Буре” (III. ii. 61-2). Сексби (если это был он) доказывал необходимость убийства Кромвеля в своем памфлете “Умерщвление не убийство” в 1657 г.; ему предпосланы два эпиграфа из Библии[884].

Мятеж, возглавляемый низшими магистратами, мог превратиться в мятеж простого народа. Теорий за такими заявлениями было мало до вступления армии в политику в 1647 г. На дебатах в Петни в этом году была выдвинута теория естественного права. Ей тотчас же возразили Айртон и другие старшие офицеры, и в последующие несколько лет они помогали объединению собственнических классов для нанесения поражения радикалам. Это воссоединение возобладало над радикалами, которым после поражения пришлось признать, что Царство Христово можно будет обрести только в ином мире. Это настроение разочарования нашло отражение в последних опубликованных словах Уинстэнли:

Что ранишь, знание, зачем не исцеляешь?... О, где же власть, что может мир спасти?

Они завершали памфлет, посвященный Кромвелю в 1652 г.: “Вы держите власть в руках... чтобы употребить ее для всеобщей свободы, если пожелаете; у меня нет власти”[885].

Уильям Чиллингуо|зс сказал, что “только Библия является религией протестантов”[886]. Но, подобно “закону Англии”, “древней конституции”, “фундаментальным законам”, Библия должна быть истолкована. Когда Эдмунд Уоллер спрашивал в парламенте, что такое фундаментальные законы королевства, единственным ответом, который можно было дать, было то, что человеку. который не знает ответа на этот вопрос, нечего делать в палате[887] . Кто же должен был толковать Библию? Аргументы, которые использовались для того, чтобы разрушить власть папы, могли обернуться против короля; аргументы против клерикальной тирании сторонников Лода могли обернуться против пресвитериан. Какой альтернативный апелляционный суд можно было найти для решения вопросов совести отдельных верующих? И тогда можно было спросить: как мы узнаем, кто является истинно верующим? Люди приводили высокие доводы

О провидении, предвидении, воле и судьбе, Неизменной судьбе, свободной воле, абсолютном предвидении, И не находили конца, теряясь в лабиринте вопросов.

Такой была судьба падших ангелов в “Потерянном рае” (II, 558-61). В первой главе я обратил внимание на то, что Томас Гоббс опирается на аргументы, почерпнутые из Библии[888]. Некоторые думали, что он нарочно использовал библейские тексты для того, чтобы разрушить авторитет Библии. Для нашей цели не имеет значения, относился ли Гоббс к своим библейским аргументам серьезно или он просто считал их необходимыми для того, чтобы убедить людей в своей правоте. Его главной заботой, кажется, было подточить веру в награду и наказание в будущей жизни[889]. К 1651 г., когда “Левиафан” был опубликован, Англия прошла через полемику де факто, в которой многие авторы доказывали, что повиноваться следует любому авторитету, утвердившемуся у власти, безотносительно к его происхождению и верительным грамотам. Такую позицию можно рассматривать как естественную реакцию усталости и цинизма после многих лет гражданских конфликтов и общественных беспорядков, желание пожить спокойно как со стороны бывших кавалеров, так и со стороны побежденных радикалов. Но это также выражалось в библейских терминах. Джон Дьюри в 1649 г. доказывал, что “покорность и подчинение верховным властям... по совести” предписывалось в Послании к Римлянам (13.1-8), в Первом послании Петра (2.13-14), в Послании к Титу (3.1). Такое прочтение Нового Завета, соглашался Дьюри, ставит вопрос о том, как любой правитель достиг своего положения. “Ни один частный человек в здравом рассудке и с чистой совестью не может взять на себя ответственность быть судьей в таких делах”. “Если они сопротивляются власти, которую Бог поставил над ними для общего блага и которая действительно и полно владеет всеми местами публичной администрации, они сопротивляются указам Божиим, а те, кто сощэотивляется указам (говорит Апостол), сами получат проклятие"[890] (Рим. 13.2). История — это исполнение Промысла Божия и должна приниматься — аргумент, который использовался роялистской стороной после 1660 г.

Аргументы Дьюри являются просто адаптацией старого роялистского положения о божественном праве, хотя ссылка на “меч, который Бог вложил в их руки”, показывает, что времена изменились. Полной мерой Дьюри цитировал пророчества Исайи, которые теперь начинают “исполняться среди нас еще более замечательно, чем это было до сих пор в других частях земли”; “Это сбудется в тот день, когда Господь будет наказывать воинство выспреннее на высоте и ца|зсй земных на земле. И будут собраны вместе как узники в ров”[891] . Там было кое-что для каждого — Ветхий Завет и Новый Завет, пророк и апостол, Англия как избранная нация, конец вражде. В Библии все это имелось. “Мерку — риус Политикус” в декабре 1650 г. напечатал искусно сделанную историческую статью, использовавшую пример Нимрода, чтобы показать, что “власть меча” была “основой первой монархии и воистину первой политической формой правительства, которое когда-либо существовало”. За исключением правительства Израиля, “которое было непосредственным божественным институтом”, ни одно последующее правительство не имело иного титула. Автор использовал это для того, чтобы оправдать покорность любой существующей де факто власти[892]. Дьюри делал это лучше.

Теория Гоббса привлекала внимание своим подчеркиванием жестокости действий власти, особенно уместным после армейского мятежа зимой 1648/9 г[893]. Последующая критика Гоббса Гаррингтоном, который утверждал, что армия — это огромный зверь, которого надо кормить, сосредотачивал внимание на жестокости факта собственности. Но Гаррингтон, как и Гоббс, находил целесообразным (по крайней мере) демонстрировать, что его доказательства имеют библейский авторитет. В “Океании” (1656) Израиль упоминается только случайно[894] ; но тогда, можно предположить, он ухватился за возможность. В более поздних работах Гаррингтон прилагает все усилия, чтобы доказать, что Израиль был республикой и что его история иллюстрирует его учение о равновесии. Трактат “Pian Piano” (1656-7) посвящен этому вопросу[895]. “Прерогатива народного правления” (1658) демонстрирует еще более пространно, что равновесие “Океании” было достигнуто израильтянами. Равновесие Нимрода было монархическим; Самуил предостерегал свой народ против монархии; Иофор понимал это почти правильно[896]. В трактате “Неповиновение и мятеж как камень преткновения” (1658) Гаррингтон прямо говорит:

Бог основал израильское правление “на народном равновесии”. В “Прерогативе народного правления” он говорит, что его аграрный закон был в точности составлен по образцу библейского юбилея, который был “законом, созданным для сохранения народного равновесия”. “Нет ничего более ясного и определенного в Писании, чем то, что республика Израиля была создана Богом; судьи и цари появились не иначе, чем из-за бесстыдства и навязчивости народа”, который, “поставив себе царя, не угодил Богу”. “Ни один абсолютный царь не может обладать божественным правом”[897].

В “Искусстве законодательства” (1659) Гаррингтон силится показать, что “принципы человеческого благоразумия, будучи хорошими и без доказательств Писания, являются тем не менее таковыми, что их можно доказать Писанием”. Вторая книга специально посвящена “Республике евреев”. Третья глава второй книги показывает “анархию, или состояние израильтян при их судьях”[898]. В четвертой главе описывается Израиль при монархии в подтверждение "ужасных проклятий, произнесенных Моисеем”, и страшные предостережения Бога во Второзаконии (глава 28)[899]. После реставрации продолжение империалистической политики и сельскохозяйственная революция повели к возрастающему процветанию и дали новую жизнь теории Гаррингтона. Локк создал теорию явственной философской респектабельности. Более простые, стремившиеся вверх герои приняли принцип Дефо: