The Bible and the Seventeenth-Century Revolution
Самоучки вроде Джерарда Уинстэнли с гордостью подчеркивали, что они почерпнули свои идеи не из книг и не от других людей, а либо прямо от Бога, либо из Библии, либо от здравого смысла. Авторы вроде левеллерских лидеров Джона Лилберна, Уильяма Уолвина и Джона Уайлдмана, рантеры Кларксон, Коппин и Салмон, квакеры Фокс, Нейлер, Айзек Пенингтон и Артур Пирсон, магглтониане Джон Рив и Лодовик Магглтон, библейский критик Клемент Райтер, противник гонений на ведьм Джон Уэбстер, религиозный писатель Уильям Эрбери, полностью мирские писатели Уолтер Блис, сельскохозяйственный реформатор, Уильям Лилли, астролог, и Фрэнсис Осборн, эссеист, — все они могли побить академиков на их собственном поле. Многие из тех, кого я назвал, оказывали большое влияние на формирование различных мнений. Их поддерживали университетские люди вроде Уильяма Делла, который присоединился к нападкам на академическое образование. “Антихрист выбирал своих служителей только из университетов”, — отмечал Делл. Джон Баниан был глубоко ранен академическими насмешками над ним за то, что он осмелился проповедовать и писать, не имея достаточного образования. Он утешал себя размышлением о том, что Божии люди не были джентльменами и не могли вместе с Понтием Пилатом говорить на древнееврейском, греческом и латыни[914].
Так в 40-х годах необразованные мужчины и женщины вычитывали из Библии самих себя, свои проблемы и проблемы своих общин и находили там библейские ответы, которые могли обсуждать с другими, разделявшими те же самые проблемы. Это был период великих публичных диспутов. Джордан отметил по меньшей мере 78 запротоколированных собраний такого типа, в которые были вовлечены баптисты[915]. Заключения, возникшие из этих библейских дискуссий, были многочисленны и разнообразны, и не все из них нравились образованным сторонникам парламента. Радикалы в Челмсфорде, как говорили, думали, что отношения хозяина и слуги не имеют оснований в Библии; что пэры и джентри — это “этнические и языческие различия”. Они не находили в природе или Писании оснований для того, почему один человек должен иметь тысячу фунтов в год, а другой меньше одного фунта. Университеты следует упразднить. Бакстер замечал, что “антиномианское учение — это то же самое почти в каждом пункте, что я нахожу естественно угнездившимся в сердцах простого невежественного множества”[916] . Это было хорошим основанием для того, чтобы не относиться к нему с терпимостью.
В 1644 г. Эдмунд Кэлами в проповеди по случаю поста жаловался, что “люди в лондонском Сити почти что разболтали в диспутах свое покаяние”; обсуждая “то или другое мнение” о дисциплине, они забывают о вере и покаянии[917] . Свобода обсуждений казалась консерваторам пагубной для дисциплины, в установлении которой они видели единственный путь к обретению Божией милости, к тому, чтобы показать, что его избранный народ действительно покаялся[918]. Здесь имелось глубокое различие интересов, на которое указывал сам Уолвин, когда жаловался на попытки духовенства ограничить и контролировать обсуждение Библии: “Чем для вас лучше иметь Писание на родном языке? Когда оно было заперто от вас в латинском языке благодаря римской политике, вы в любое время могли иметь ученого монаха, чтобы он собирал ваши деньги (чтобы переводить то же самое); и хотя теперь вы имеете Писание на родном языке, вас учат не доверять вашему собственному пониманию (берегите ваши кошельки!); вы, оказывается, должны иметь человека из университета, чтобы он переводил вам английский язык... Позвольте мне отпраздновать с вами ваше освобождение от этих оков”[919].
О левеллерском лидере Джоне Лилберне говорили, что он имеет Библию в одной руке и произведения сэра Эдварда Кока в другой. Он заявлял, что его атака на епископов “не может быть ни раскольнической, ни мятежной, пока Божия книга не будет признана причиной раскола и мятежа, о чем даже подумать — богохульство”[920]. “Бог открыл путь вечного спасения только личной вере каждого человека и требует от нас, чтобы каждый человек, который желает спастись, выработал веру сам для себя”: так оправдывал Милтон свое религиозное кредо, для которого единственным авторитетом, говорил он, является “самораскрытие Бога” в “Святом Писании”[921].
Концепция социальной революции также возникла в 40-х и 5 Οχ годах и выражалась библейской фразой: “Перевернет мир вверх дном” — и словами Иезекииля: “Низложу, низложу, низложу”[922] . Томас Мэнтон в 1648 г. признавал, что “левеллерские настроения не новость в Церкви Божией”, приводя в пример восстание Корея, Дафана и Авиана против Моисея (Числ. 16.3)[923] . “Так злодеи приводят доводы против веления Божия”, — поясняло этот отрывок женевское примечание. Квакеры и Уильям Эспинуолл применяли к своим собственным действиям фразу: “Мир, перевернутый вверх дном”[924]. Такие выражения обычно звучали враждебно в устах респектабельных людей. Яков I, например, употреблял слово “левеллер” в смысле “антимонархист”[925]. Баллады о “мире, перевернутом вверх дном”, изображали это как бессмысленную инверсию почтенной нормы. Но Джордж Уизер видел в Аввакуме и Иезекииле предшественников квакеров[926].
Адам — одна из многочисленных библейских фигур, имевших двойственное существование в политической мифологии XVII в. В теологии Завета он являлся представителем всего рода человеческого. Все люди грешны не только потому, что мы потомки Адама, но и потому, что он был нашим представителем, за кого мы должны нести ответственность. Христос стал нашим вторым представителем, и его праведность приписывается нам благодаря его победе над грехом и смертью[927]. Роберт Кроули в правление Эдуарда VI требовал естественного права ^ля всех потомков Адама “на богатства и сокровища этого мира” [928].
Но для Уинстэнли Адам был больше, чем наш представитель. Он был не то, чтобы “единственный человек... который убил нас всех тем, что съел единственный плод, называемый яблоком... как говорят вам публичные проповедники”. Адам скорее символизирует “жадную, гордую и идолопоклонническую силу плоти”[929]. Хотя, как Уинстэнли везде повторял, “мы можем видеть Адама каждый день, гуляющего перед нашими глазами взад и вперед по улице”, он не просто любой человек: символически Адам “садится в кресло власти и в некоторых стоит над другими”: отсюда тирания и частная собственность[930]. Более поэтично Уинстэнли выразил это раньше, в трактате “Рай для святых”. Бог поместил “изумительный свет и искры славы, сияющих ангелов света... в человеческую природу, в Адама, до его грехопадения. [Они] все жили в Боге, живые в Адаме, и Адам был жив в них”. Но “когда Адам (или поистине каждый мужчина или женщина) открывает двери своему “я” и ест от этого плода... тогда сияющие ангелы оставили Богу свое обиталище и стали брать свою славу из круга оскверненной человеческой плоти”. “И тогда те сверкающие искры, которые были ангелами света, когда они жили в Боге и отражали его, становятся ангелами тьмы”[931].
Рантер Ричард Коппин думал, что “через рождение Христа” люди “возвратятся к более совершенному состоянию”, чем рай, который потерял Адам[932]. Это милтоновский “рай внутри вас, гораздо более счастливый”. Подобные же идеи высказывались беменистом Джоном Пордеджем, Питером Стерри, а также Джорджем Фоксом и другими квакерами[933], и Томасом Трэхерном, который унаследовал от радикалов революционных десятилетий более, чем это обыкновенно признается[934]. Сочинитель альманахов Джон Эдбери, якобы рантер в прошлом^ говорил, что в саду Эдемском “все люди были левеллерами”[935]. Он, быть может, цитировал очень респектабельного пуританского богослова Ричарда Сиббса: “Если Бог отец, а мы все братья, — то это уравнивающие (levelling) слова. Это сносит горы и наполняет долины. Все братья”[936]. Как явствует из этого, опасности крылись в пуританской ортодоксии, чтобы выйти наружу в радикальные сороковые.
Второй миф об Адаме был увековечен в долго еще помнившемся стихе 1381 г., который Кливленд назвал “уравнивающим развратным текстом”[937]:
Когда Адам пахал, а Ева пряла, Кто тогда был господином?
Это цитировалось при Эдуарде VI и как “обычное присловье” епископом Пилкингтоном в 1560-62 гг. Замечательно, что он добавил: “Как это верно!”[938] Совсем другой епископ, Бэнкрофт, цитировал этот стих в 1593 г. для того, чтобы связать пуритан с мятежниками 1381 г.[939] Он вновь появился в том же году в пьесе “Жизнь и смерть Джека Строу”[940]. Ремарка Джека Кэда во “2-м Генрихе VI” (IV, ii): “Адам был садовником”, которую Шекспир, должно быть, от кого-нибудь слышал, говорит о ее народном источнике. “В старину не было джентльменов, а были садовники”, — заявлял могильщик в “Гамлете” (V.ii). Толпа в “Истриомастиксе” Марстона (1610) кричит: “Все будет общим... жены и все”. “Мы все произошли от нашего отца Адама” (акт V). Милтон в 1641 г. говорил: “Все люди... с Адама рождены свободными”[941].
В 1520 г. крайний германский радикал Томас Мюнцер заявлял, что “мы, [по плоти] земные люди, станем богами через воплощение Христа”[942]. Столетием позже квакер Уильям Дьюсбери сказал: “Господь сделает землю подобной саду Эдемскому”, добавив: “и начал свою странную работу в этом народе”, цитируя при этом много текстов[943]. Томас Трэхерн провозглашал, что
...каждый человек Подобен Богу, воплощенному на своем престоле, Даже тому первому, от которого начался мир.
“Земной человек это смертный Бог”, — сказал он трезвой прозой[944].