Текст жития святителя Николая, составленный Симеоном Метафрастом, не содержит этого сюжета, в чем русский читатель может убедиться по интернет-публикации: http:// www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=4192. Иподиакон Дамаскин просто слишком буквально принял выражения предшествующей традиции, говорящей о словесной полемике святителя Николая с Арием[689]. И «по-простому» словесную «брань» понял как драку.

Церковь же зовет святителя Николая «образ кротости», а не «образ лютости».

Понимаю также, что опричники сошлются и на репрессии царя Иоанна Грозного, якобы прославленного в лике святых. Почитатели Грозного ссылаются на Святцы Koрежмского монастыря за 1621 год (РГБ, Фонд Ундольского, 237): «10 июня: в той же день обретение Святаго телеси Великомученика Царя Иоанна)». И там же в святцах за 1624 г. за июнь месяц 10 дня на обороте 205 листа такая запись: «В той же день обретение святаго телеси великомученика Царя Иоанна»[690].

Как они эту память связывают именно с Иваном Грозным — остается тайной их сознания. Как Иван Грозный стал великомучеником? Кто его пытал? Где хранились его мощи? Почему иных свидетельств о почитании нетленных мощей первого русского царя нет? Эти вопросы проходят мимо мифологизированного сознания опричников.

Я же предполагаю, что это отголосок почитания великомученика благоверного царя Иоанна. Но не русского и не Грозного, а Вавилонского. История его обращения и мученичества сохранилась в Житии святителя Феодора Эдесского (память 9 июля)[691].

А нынешние почитатели Грозного отнюдь не православие хранят. Увы, они лишь лелеют свою собственную ненависть. Посмотрите:

«Грозный был еще и тончайшим православным эзотериком. Иоанн IV утверждает благой, в целом, характер смерти. Одна из главных задач инквизиции заключалась в том, чтобы провести грешника через некий ритуал духовного созерцания, обусловленного умерщвлением плоти. Долгие страдания постепенно делают человека невосприимчивым к физическим ощущениям, к запросам собственного тела. Разум, свободный теперь от телесных мучений, неожиданно открывает для себя новые функции, ранее ему неизвестные. Таким образом, наступает стадия просветления Разума, когда он, освободившись от материального тела, начинает свободно впитывать в себя божественные энергии высших сфер. Все это чрезвычайно легко накладывается и на опричный террор, который несомненно представлял собой одну из форм православной инквизиции. Иоанн Грозный и его верные опричники отлично осознавали свою страшную, но великую миссию — они спасали Русь от изменников, а самих изменников от вечных мук. Смерть от руки Царя, избавляет от загробных мучений»[692].

Или: «Святой преподобный Корнилий, игумен Псково-Печерского монастыря, дерзал называть в монастырской летописи Помазанника Божьего — Царя Иоанна Васильевича Грозного "антихристом"… Казнив игумена Корнилия, Государь Иоанн Грозный спас его для жизни вечной, не допустил полного падения его в прелесть»[693].

Жуткая потеря нравственных ориентиров стоит за любимыми опричниками текстами типа «напряженная духовная жизнь нации требовала своего выражения не только в литературных и летописных произведениях, но и в деяниях власти, отражавших ее самосознание выразительницы всенародных чаяний и святынь. Уже Иоанн Грозный далеко не случайно УТВЕРДИЛ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ В КАЧЕСТВЕ МИСТИЧЕСКОГО ЦЕНТРА РОССИИ ОБРАЗ ХРИСТОВОЙ ГОЛГОФЫ — ЛОБНОЕ МЕСТО»[694].

Какая же сволочь, ненавидящая Россию, подсунула эти строки доброму и наивному петербуржскому архипастырю?

Неужто «мистический центр» России не кремлевский Успенский собор и не Ceргиева Лавра, а место казни бандитов?!

Неужто «образ России» — палач с секирой, а не Серафим Саровский, миловавший даже разбойников, сломавших ему позвоночник?

А места казни жидовствующих и мужеложников — готовы ли опричники почитать как святой образ Голгофы и «мистический центр»?

На историю им наплевать. В их «акафисте» Ивану Грозному чиатем: «Радуйся, благочестивым супружеством истинный образ любви людем твоим показавый» — это о муже семи жен!