Внутренний поиск

В связи с тем, что душа современного человека потеряна или, по меньшей мере, временно утрачена или смущена, священники вынуждены, столкнувшись с такой пасторской проблемой, обратиться к ее ближайшему «соседу» — разуму. Пытаясь понять механизмы функционирования разума, церковники обратились к академической и клинической психологии, к психодинамике, психопатологии и психиатрии. Они стали рассматривать душевные тревоги как психические срывы, а исцеление души как психотерапию. Однако область разума — восприятие, память, душевные болезни — представляет собой отдель-ную область, «другую квартиру» и другого «жильца» в ней, который может рассказать нам о личности, действительно интересующей священника, о душе, очень мало.

Можно, вероятно, найти оправдание для старомодных догматиков, не желающих иметь ничего общего с подобными рассуждениями в контексте клинической работы и пасторского каунселинга. Они могут утверждать: «Священнику не требуется помощь клинического специалиста, чтобы обнаружить душу. Сам приход, весь мир является -то клиникой. Нас тревожит не разум, не механизмы и динамика его развития, не его мотивации, подавления или ранние воспоминания; нас беспокоит душа и ее взаимоотношения с Богом».

Тем не менее пасторское обучение все в большей степени сливается с клинической подготовкой, когда молодые священники, готовящиеся к получению ученых степеней, выполняют предъявляемые им требования, занимаясь психоанализом, работая в психиатрических клиниках. Это согласуется и с идеями новой теологии, которые преподобный Гэрри Уильяме определил как «то, что происходит внутри нас». Из его слов я понял, что все происходящее между людьми в столовой или в спальне в той же мере относится к религии, как и происходящее в церкви. Епископ Джон Робинсон также утверждает, что высказывания о Боге в конечном счете представляют собой высказывания о межличностных отношениях. В этом кроется угроза для психологии как науки, ибо происходящее внутри нас является областью изучения психологии и физиологии, а решение проблем межличностных отношений — «стола и спальни» — всегда было насущным хлебом аналитика. В течение десятилетий, с тех самых пор, как Ницше заявил, что Бог умер, а Фрейд сказал, что религия — это иллюзия, психология расширяла сферу своего влияния за счет теологии, заявляя свои права на все большую часть пространства души. Теперь внезапно в сражении за душу в наступление перешли теологи. Однако вопрос заключается не только в том, кто одержит победу.

Когда конечным пунктом анализа становится внутренняя личность, а трансцендентным началом — имманентное переживание Бога, священник должен погрузиться в глубины психического. И здесь он обязан обратиться к психологии. О фактах такого обращения к психологии свидетельствуют как замешательство паствы, так и языковая мешанина в новой теологии. Однако многое зависит от того, каков будет характер обращения пасторов-консультантов к глубинной психологии, ибо, как и при подготовке аналитика, такое обращение неизбежно будет сопровождаться прежде всего встречей со своим бессознательным и только во вторую очередь будет связано с клинической работой или академическими исследованиями.

Если наличие души не предполагается изначально, она не появится и в конце психологического тренинга. При самом отменном психическом здоровье душа нам все же необходима. Нам следует задаться вопросом: можно ли вообще говорить о психическом здоровье, в основе которого не лежит душа?

Наблюдаемая в настоящее время утрата души касается каждого из нас. Не составляют исключения и священнослужители. Для многих из них проблема заключается в том, чтобы найти внутреннюю связь со своим призванием и постоянно поддерживать живой огонь в очаге этого призвания. Представляется, что вертикальная внутриличностная связь, направленная к архетипическим корням призвания, усечена или направлена в ложное рус- ло в плане индивидуации личности. Естественно, что священник старается усвоить и эффективно использовать чужие методы, которые, казалось бы, так хорошо срабатывают у других. Но задача пастора-консультанта существенно отличается от задачи аналитика, клинициста-психолога и академического психолога. Корни его профессии в жизни Иисуса Христа, который заботился о душах и исцелял их различными способами: проповедуя, рассказывая истории, беседуя, споря, прикасаясь, молясь, разделяя судьбу, плача, страдая, умирая, то есть во всей полноте проживая свою собственную судьбу. Пусть же церковники следуют по пути imitatio Christi, а не подражания психотерапевтам. Если пренебречь непосредственным подражанием Христу, то оно «упадет» в бессознательное и будет исподволь работать как identificatio Christi. Тогда мы увидим пастора-консультанта, который сознательно следует по пути подражания медицинской психологии, а бессознательно находится под влиянием одного или нескольких образов Христа, о которых говорилось в первой главе. И тогда прихожанин оказывается в растерянности, не вполне понимая, кто же он, чувствует себя одновременно больным и грешным; ощущает себя человеком, которого рационально диагностируют и одновременно предъявляют иррациональные требования, имеющим консультанта, который одновременно апеллирует к науке и с уверенно-стью оперирует догматическими утверждениями.

Паства приходит к священнику не как к аналитику. Священник не должен решать медицинские проблемы; он не лечит болезни. В его задачу не входит проявление родительской любви. Он даже не должен представлять собой образец совершенства и мудрости. Его единственной задачей как пастыря, ведущего души к Богу, является забота о душах всех людей, начиная со своей собственной. Только человек, сам убежденный в реальности души, может убедить в этом других. Только тот, кто постиг психическую реальность, может понять тревоги души, брошенные к его ногам.

Ничто, кроме глубокой веры в существование души, не дает ощущения, что в тебе есть душа; поэтому проблема пасторского каунселинга в наши дни начинается со священника и его отношений с собственной душой.

Многие священники осознают это. Растет число священников и членов их семей, прошедших анализ; растет и число желающих подвергнуться анализу и «получить психологическую помощь». Сегодня, как и всегда, священник, стремящийся глубже ощутить и понять свое призвание, чувствует растерянность в связи с трудностью сохранить верность этому призванию. Никогда священник не связан более крепко со своей паствой, чем в том случае, когда чувство потерянности у «овцы» равно чувству потерянности у «пастыря». Теология, изрядно разрушенная столетним кризисом веры, вновь открывает в человеке душу, причем в этом значительная роль принадлежит психологии. Все современные проблемы не обошли церковь стороной: алкоголизм, прелюбодеяние, гомосексуализм, психопатия, самоубийство. Ничто больше не защищает священника от внутренних сомнений. Ему трудно это скрывать. Однако именно такое потрясение основ заставляет его проявлять мужество, осуществлять свою миссию и не избегать встречи с самим собой. Действительное воссоединение психологии и религии осуществляется не в догмах, не через экуменические советы и не во внешней деятельности; оно происходит в душе священника, борющегося со своим призванием. Нельзя не почувствовать значительности этой борьбы, происходящей в душах священников и свидетельствующей о том, что на свет появляется нечто, лежащее вне личностной проблемы. Этот процесс имеет историческую значимость.

Здесь глубинная психология соединяется с новой теологией. Как аналитики, мы озабочены душой, человеком, проживающим свой собственный миф, процессом его индивидуации в сложный исторический период. В поле душевных перипетий находится и сам священник. В силу запутанности многих вопросов современной теологии, сложностей в профессиональной жизни священника сегодня он более открыт для людей, чем специалист-психолог, ограниченный жесткими рамками устоявшейся терминологии и скованный правилами, утвердившимися в кабинетах психоаналитиков современных мегаполисов. Новая теология, новая мораль и соответственно новая реформация при всей ненадежности используемых ими психологических методов (о чем будет сказано далее) по крайней мере новы. В то же время психология, появившись на свет в Вене, в кабинете психоаналитика, и ныне отмечая уже восьмое десятилетие своего существования, проявляет, к сожалению, некоторые признаки консерватизма.

Образ священника, служителя Бога, изменяется под воздействием образов, возникающих в котле кипящих в его собственной душе сомнений. В результате изменяется не только теология — рождается новый способ попечения о душе, основанный на внутреннем опыте самого консультанта. Учитывать в своей профессиональной деятельности внутренние психологические изменения личности означает прилагать героические усилия, равные любому из проводимых церковью в наши дни крестовых походов: решение задач отдельными лицами связано с различными метаморфозами в их судьбе, путь пролегает через тени, а награда приходит поздно.

Проблема обретения души стоит в наше время необычайно остро. Производными от нее являются проблемы местонахождения Бога, значения любви, роли священника как консультанта и т. п. Потерявший душу будет находить Бога всюду — вверху и внизу, здесь, в этом мире, и там, вовне; он будет хвататься за каждую соломинку любви, принесенную к его порогу, где он стоит в ожидании чуда. При отсутствии ощущения в себе живой души неизбежно моральное смятение, неуверенность в действиях, принятие звучащих здраво, но психологически необоснованных решений. Поэтому, прежде чем спорить о том, кому принадлежит душа — психологии или религии, давайте вместе отправимся на ее поиски.

Как утверждают некоторые теологи, душа живет не в таинствах или ритуалах. Ее нельзя почувствовать даже в храмах и синагогах, которые превратились в центры, где заботятся почти обо всех нуждах человека, забывая о его душе. Согласно утверждению влиятельных современных теологов, душа «уведена» из традиционных мест обитания; даже Бог, которого Швейцер, Балтман и Барт провозгласили отсутствующим среди существующих, был изгнан из храмов.

Однако по мере опустения церквей заполнялись клиники, и глубинные психологи, в особенности Юнг, нашли, казалось, душу и живой Богообраз в процессе своей работы. Новая теология, опираясь на древнюю религиозную традицию, избрала иной путь. Она обращается внутрь, к жизненному истоку, к основе бытия. Если таково новое направление, то в первую очередь следует обратиться к бессознательному, ибо феноменологически бессознательное пребывает «внизу» и «внутри». Это может оказаться верным направлением, которое изберут и другие исследователи. Глубинная психология, экзистенциализм и новая теология — все указывают «вниз». Как утверждает преподобный Отис Максфилд, новый мистицизм представляет собой нисхождение. Это не подъем на высокую гору, на вершину Сиона. Как говорит Юнг, путь наверх есть путь вниз, а путь вниз есть путь наверх.