Нередко любовная связь представляет собой один из способов преодоления ограничений, накладываемых браком. Попытка определить, где в наше время любовь подвергается наибольшим гонениям и истязаниям, приводит нас к выводу, что это происходит в современных браках западного образца. Тем самым как бы утверждается, что распятие любви, распятие Христа, можно обнаружить непосредственно в нашем доме, в невыносимой ситуации брака, к которому многие прикованы. Современный брак — тяжелая ноша, лишенная паруса святости и опоры на традиции. Если это Гефсиманский сад, то засыпать, притворяясь, что это спокойное место, или прекращать невыносимую агонию брака, который многими обращающимися к консультантам воспринимается как настоящая могила любви, равнозначно уходу, расставанию с местом, где обитает Христос как любовь. Возможно, продержавшись, мы только усилим боль, но, с другой стороны, разве любовь не может воскреснуть?

У нас имеется возможность жить в союзе противоположностей и ежедневно в браке культивировать эрос. Хороший брак означает хороший союз. Но такой союз бывает только у тех, кто взаимно дополняет друг друга. Поэтому «хороший» брак осуществляется за счет индивидуальной целостности. Союз, представленный «хорошим» браком, подавляет развитие личности, поскольку моя партнерша не позволяет мне расти и самостоятельно заполнять мои пустоты. Она уже там, впереди, как всегда, компетентная. В браке две половины не составляют целого; едва ли могут быть «хорошие» браки, если вначале не будет «плохих» браков. Иными словами, нередки случаи, когда стремление личности к целостности создает потребности, противоречащие общепринятому представлению о «хорошем» браке.

Для брака, представляющего собой освящение тайны вступающей в него пары, не существует справочника. Тем не менее некоторые из его проблем (но не его тайна) могут быть отнесены к модели любовного креста, описанной в первой главе. Часто на одной из осей наблюдается перегрузка, а кризисы брака требуют исправления соотношения между любовью как активным общением и любовью как внутренней глубиной. Порой происходит так, что любовь как состояние растет на голой почве, оставшейся там, где выгорела любовь как желание. Иногда это невозможно.

С уверенностью можно лишь утверждать, что в некоторых случаях брак оказывается чудом среди повседневной обыденности при условии, что меньше обращают внимания друг на друга и на «проблемы нашего брака», а больше внимания уделяют женским качествам внутри себя, что относится в равной степени к мужчинам и женщинам. Говорят, что за брак на три четверти отвечает женщина, то есть она несет за него большую ответственность. Но женские качества есть как у мужчин, так и у женщин. И именно утрата мужчиной анимы и его сверхкомпенсированная связь с матерью при одновременной утрате женщиной ее женственности в процессе старения быстро превращают пары в мужей и жен, так архетипически повсеместно похожих — грубых, ожесточенных, лишенных вкуса, жаждущих живительной влаги, которую каждый надеется обрести в новых переживаниях.

Однако существуют и иные способы узнавания женственного и открытия другой своей стороны. Поскольку об этой психологической истине сегодня часто забывают, на нее следует обратить внимание. Женская сторона присутствует не только снаружи, но и внутри, ибо в мужчин нас превращает всего лишь незначительное изменение хромосом. Развитие чувствительности и чувства сексуально только в одном аспекте, причем порой в последнюю, а не в первую очередь. Представляется, что это главным образом определяется выбором времени.

Любопытно, что если сексуальность какое-то время переживается внутри, как фантазия, без отреагирования, то эротическая жизнь получает шанс пройти через ремифологизацию или ресакрализацию. Она обретает новое освящение благодаря сдерживающему воздействию психики. При сдерживании пыла психическое может перевести ее в воображение. Одновременно психическое как анима, или душа, придает ей человечность. Оно вводит женственность и дифференцирование чувств, трансформируя желания в любовь.

Архетипическим источником всего вышесказанного является, по-видимому, подавление в себе эроса, причем это не запрет и не моральное ограничение. Сексуальность не осуждается, но одновременно не происходит ее отреагирования или сублимации во что-то иное. Личность остро переживает сексуальные чувства и фантазии внутри себя; затем через какой-либо женский образ они могут распространиться во Вселенную со скоростью света или со скоростью распространения благоухания (отсюда классические религиозные символы «небесного цветка божественной любви»). Влюбленный любит весь мир, и весь мир любит его.

Однако после повторного освящения (ресакрализации) высшими сферами любовь возвращается, спускаясь в срединную область — в психическое человека, взывая к человечности для своей реализации. «Выпав» из любви, человек возвращается к человечности. Высшие сферы эроса, так же как и его низшие области, не интересуются человеческой любовью и человеком. Сама по себе сексуальность бесстрастна. Сексуальный эрос — это жестокий демон или крылатое божество, выводящее нас из состояния человечности, если он не соединяется с психическим, не оказывается в нем. Другая психическая личность может оказаться необходимой или не потребоваться, чтобы возвратить космическую радость на землю, позволить ей стать человечной, получить воплощение, давая тем самым повторное освящение мирозданию, но всегда для этого процесса психизации требуется время.

Другой путь культивирования эроса внутри себя требует, как уже говорилось ранее, открытости по отношению к бессознательному. Намерен ли я идти туда, где встречаюсь с ним, в особенности туда, где испытываю влечение — не только к человеку, но и к его образу? Это радикальная интернализация эроса: человек относится к внешнему, как если бы оно было внутренним, «всего лишь сном».

Человек позволяет себе видеть сон, двигаться по его течению, однако сохраняет в этом движении сознание. Человек следует за своими сновидениями по этим спонтанным, естественным мостам, которые каждую ночь перебрасываются между сознанием и другой стороной. Чем больше расстояние, тем темнее пропасть между днем и ночью, тем соблазнительнее заманивающие нас образы. Психическое использует соблазнительницу, когда Эго не желает двигаться. Гордого воина с жестоким сердцем и плохим слухом призывают сексуальные фантазии. Часто это единственный способ, которым бессознательное может заставить себя услышать и почувствовать.

Открытость по отношению к сновидению означает открытость по отношению к каждому сну и фрагменту сна, каждому образу. Утром Эго имеет возможность решать, какие сны полезны и важны, а какие не нужны и могут быть благополучно забыты. Слишком часто решение Эго о том, что важно, служит только самому Эго, относится к его роли, тогда как главная функция сновидения заключается в том, чтобы ввести Эго в единое психическое целое. Часто Эго ощущает такое намерение как унижение, хотя это может рассматриваться как положительное смирение. Если разрешить Эго выбирать среди сновидений, то происходит некоторая форма самообмана, приводящего к односторонности с последующей инфляцией или депрессией. Энергия не уравновешена. Серьезно воспринимать бессознательное означает с максимальным вниманием прислушиваться к нему в целом, а не только к тем его частям, которые доставляют удовольствие.

Несмотря на всю серьезность проблемы, ассимиляция сновидений зависит (то же самое относится к тени) от игривого восприятия их непостижимой сущности. Здесь наблюдается парадокс: их настойчивый анализ сочетается с безрассудным подчинением им. Несмотря на необходимость старательного восстановления содержания, немногое будет ассимилировано без женской уклончивости и нерешительности. Для интегрирования сновидений и сознательного требуется нечто еще помимо усилий.

Способ культивирования внутреннего мира сновидений и образов — иными словами, осуществление интернализации эроса — можно разделить на три этапа. Вначале это установка сознательного принимать происходящее без его отреагирования. С энергетической точки зрения легко увидеть, как это увеличивает область психической реальности, ибо многое поступает, но ничто не вытекает. Несомненно, что все поступающие фантазии — в виде желаний, проекций, импульсов — побуждают к действию. Поистине трудная задача — отделить фантазию от ее динамических корней, побуждений к действию. Мы стараемся либо подавить все, что не может быть реализовано в жизни, либо впускаем фантазию, и в этом случае хотим немедленно прожить ее вовне.

Такой способ не дает Эго выступать в качестве «исполнителя». Тем не менее, несмотря на сопротивление Эго, сознательное может расширяться. Сознательное может даже вырасти за счет Эго, если мы будем придерживаться различия между сознательным как размышлением и сознательным как действием.