Влияние и даже настоящую власть пророка Илии, превышающую власть царя, признает Авдий, глава правительства царя Ахава, исполняющий повеление пророка, хотя это угрожает его жизни (см. 3 Цар 18.7–16). Признает ее и разумный офицер царя Охозии, сына Ахава, который, имея приказ арестовать, а, возможно, даже убить пророка Илию, на коленях умоляет пощадить его жизнь и подчиненных ему пятидесяти солдат (4 Цар 1.9–14).

Еще более активно ведет себя его ученик и приемник Елисей, который не только борется за чистоту служения Господу, обличая народ Израиля и его царей, но нередко прямо вмешивается в дела государства. Он принимает главнокомандующего враждебного соседнего и очень сильного Сирийского государства Неемана, ведет с ним переговоры, распоряжается его действиями, причем на территории Израильского Царства — при полной пассивности и беспомощности своего царя (см. 4 Цар 5).

По прямому повелению Елисея один из сынов пророческих — учеников его школы — осуществляет государственный переворот: «Елисей пророк призвал одного из сынов пророческих и сказан ему: опояшь чресла твои, и возьми сей сосуд с елеем в руку твою, и пойди в Рамоф Гашадский. Придя туда, отыщи там Ииуя, сына Иосафата, сына Намессиева, и подойди, и вели выступить ему из среды братьев своих, и введи его во внутреннюю комнату; и возьми сосуд с елеем, и вылей на голову его, и скажи: ~так говорит Господь: помазую тебя в царя над Израилем». Потом отвори дверь, и беги, и не жди» (4 Цар 9.1–3).

Произошло не только смещение нечестивого, но законного царя Иорама и его убийство Ииуем, одним из его генералов, но и смена правящей династии.

Это деяние Елисея было, по–видимому, не только высшей точкой его личного вмешательства в дела государства, но и пределом внешней активности всех пророков в истории ветхозаветной Церкви. Государственный переворот, устроенный Елисеем, привел к огромному числу жертв, причем, далеко не оправданных. Казни многочисленных детей и всех родственников царей Израиля и Иуды прямо противоречили Закону Моисееву, говорившему о личной ответственности каждого за свои поступки и о прямом запрете мстить детям за преступления отцов. Такие казни являлись вполне традиционными среди языческих народов и царств. Но то, что было сделано по приказу Ииуя, помазанного в нового царя по распоряжению Елисея, должно было привести в ужас самого пророка: «взяли царских сыновей, и закололи их — семьдесят человек, и положили головы их в корзины, и послали к нему в Изреель» (4 Цар 10.7). Такая жестокость была совершенно чудовищной с точки зрения Закона и превосходила даже языческие обычаи и нравы.

Потребовалось немало времени, чтобы опытным, нередко трагическим путем определить границы сферы активности пророка. После Елисея никто из ветхозаветных пророков не направлял с такой силой и могуществом свою активность в сторону государственной жизни.

Возможно, что именно активное и публичное обличение Иоанном Крестителем беззаконного поведения царя нечестивого Ирода, уже непривычное в те времена, напомнило многим о служении Илии пророка. Не по этой ли причине ученики Иисуса, в ответ на Его вопрос, «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» (Мф 16.13), свидетельствовали: «Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или одного из пророков» (Мф 16.14)? Общественное служение и проповедь Иисуса также напомнили многим о временах и делах древних пророков.

Вероятно, кровавый и страшный опыт ранних пророков привел их к большей пассивности в своем служении, чем этого ждал от них Господь. Так, история пророка Ионы, который, хоть и не с первого раза, но исполнил повеление Господа — пошел и проповедовал в Ниневии ее грядущую гибель — показывает его избыточную пассивность. «И вышел Иона из города, и сел с восточной стороны у города, и сделал себе там кущу, и сел под нею в тени, чтобы, увидеть, что будет с городом» (Иона 4.5). Чтобы подвигнуть Иону к большей активности в его пророческом служении, Господь преподает ему наглядный урок с выросшим и засохшим растением (Иона 4.6–11).

Но высшая степень не внешней, а внутренней пророческой активности в Ветхом Завете, к которой человека подвигает Сам Господь, показана в книге Иезекииля.

Много раз Господь повелевает пророку возвестить разным народам, царствам, городам, отдельным людям и даже лесам Свою волю, говоря: «Сын человеческий, изреки, пророчество на…».

Подобная формула повеления Иезекиилю пророчествовать встречается в этой книге 24 раза — много больше, чем в книге любого другого пророка. И каждый раз это призыв к активному пророчеству, т. е. пророк призывается к активному творческому воздействию на различные творения Божии.

Не вызывает удивления, когда пророчество обращено, например, к священникам или даже к Иерусалиму. Но Господь требует от Иезекииля изъявления воли Божьей по отношению к далеким государствам, которые, разумеется, физически не могут услышать голос пророка: «сын, человеческий! обрати, лице твое к Сидону и, изреки, на него пророчество» (Иез 28.21). Или, например, еще дальше: «сын, человеческий! обрати, лице твое к фараону, царю Египетскому, и, изреки, пророчество на него и, на весь Египет» (Иез 29.2).

Господь нередко действует в этом мире через человека. Задолго до пришествия в мир Сына Божия, через Которого всякое действие Божие совершается в полноте, изречение слова Господня на всякое творение через человека–про- рока уже само по себе являлось пророчеством о будущем явлении воплощенного Слова. Того Слова, через Которого, по пророческому свидетельству Иоанна Богослова, все «начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин 1.3). При этом фигура самого ветхозаветного пророка является в какой‑то степени прообразом грядущего Мессии — истинного Царя, Священника и Пророка.

Вершина внутренней творческой активности пророка в Ветхом Завете, к которой его повелительно призывает Сам Господь, это видение пророком Иезекеилем поля сухих костей. При этом происходит таинственное пророческое участие пророка в грядущем всеобщем воскресении мертвых.