Поскольку все пророки Божии служили Церкви, они, независимо от времени, связаны между собой. Их служения — как звенья огромной цепи, проходящей через все столетия, смысл которой может быть открыт только тогда, когда в мире появляется центральное ее Звено, истинный Пророк, воплотивший совершенное пророческое служение. Об этом очень ярко писал автор послания к Евреям: «те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства» (Евр 11.38–40).

Только с достижением Церковью полноты, когда Отец послал Ей Святого Духа через воскресшего Сына, служение ветхозаветных пророков достигло своего совершенства.

Итак, как пророк не может не служить Церкви, так и Церковь не может жить без пророческого служения.

6.4. Синергичность служения пророка

Вопрос авторства пророческого слова, как и вопрос авторства различных книг Священного Писания, всегда волновал многих, внимавших и внимающих ему. В какой мере это слово Самого Бога и в какой — слово человека–пророка?

Проблема эта невероятно важная и острая во все периоды истории как ветхозаветной, так и новозаветной Церкви. Ее решение имеет прямое отношение не только к богословию, но и к духовной практике верующих людей.

В истории Церкви были апробированы все возможные, нередко полярные варианты решения этой проблемы.

Наверное, чаще всего слово пророческое воспринималось как слово Самого Бога, изреченное через человека, который представлялся, в таком случае, чем‑то вроде трубы, доносящей и усиливающей Его Голос для нас. Разумеется, чем лучшего качества эта «труба», чем меньше она привносит собственных обертонов, всегда искажающих Божественный Голос, тем лучше.

Схожее представление — пророк в образе некоего идеального «записывающего устройства», воспринимающий то, что ему диктует Божественный Голос. Иногда эта картина несколько усложнялась — вводилась фигура посредника, что зафиксировано, например, на известной иконе «Святой апостол Иоанн Богослов на острове Патмос». Здесь Дух Святой вкладывает «глаголы неизреченные» прямо в уши святого евангелиста, который тут же диктует их своему ученику Прохору, сидящему у его ног и все записывающему в свиток. Такое понимание превращает святого Иоанна Богослова в своего рода «усилитель» Голоса Святого Духа, а святого Прохора — в «записывающее устройство».

Разумеется, это традиционное представление, доведенное до абсурда, представляет собой крайнюю позицию в данном вопросе. Обычно принято считать, что эту позицию разделяют течения фундаментального направления и в христианстве, и в иудаизме. С точки зрения православной догматики, такая позиция очень близка к монофизит- ству: божественное начало в пророчестве главенствует, а человеческое — безусловно, ей подчинено.

Противоположная крайность не имеет терминологической определенности, но практически она также весьма распространена. Схематично это можно представить так: «то, что сейчас будет мною вам сказано, и есть изъявление воли Божьей». Здесь человеческое начало в пророчестве «заглушает», если не отменяет божественное. Хорошо известное в реальной жизни православия явление так называемого «младостарчества» основано на этом же, если так можно выразиться, «антропофилизме».

Иногда такой подход принимает трагикомическое звучание: сколько раз всего только за последние сто лет мир слышал возвещения различных «пророков», назначавших от имени Бога на определенную дату «конец света». Люди, поверившие этому «пророку», совершали нелепые поступки со своим имуществом, а иногда с собой и со своими семьями.

Если первое крайнее представление близко к церковной ереси, т. е. не соответствует учению христианской церкви, то второе недалеко от лжепророчества, а иногда и от магизма, т. е. оно не соответствует библейским основам и библейскому духа практической жизни Церкви.