О самарянке

В день Преполовения.

СЕГОДНЯ, возлюбленные, приступим к евангельской сокровищнице, насколько позволяет божественная благодать. Любознательность в этом украшает души и направляет к небу земной навык. Любознательность сделала ту дивную самарянку из водоносицы боговдохновенной; обретя сокровищницу учения, она подбежала; а лучше, не она обрела, но была обретена. Христос пришел не с тем, чтобы нуждающиеся отыскивали Его с трудом, но сам с мукой рождает помощь для каждого. Он мучился, заботясь о расслабленных, сострадая горячечным, усваивая Себе несчастье слепцов, перенося беспокойство прокаженных, стремясь на помощь к беснующимся, омывая загрязненные души всех, учитель для водоносиц. Тогда, утомившись от путешествия, Он сидел подле колодца: «Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа» (Иисус утруждся от пути, седяше тако на источнице: бе яко час шестый) (Ин. 4:6). Ненасытность человеколюбия непрерывна: во–первых, Он утомился, спеша преуготовить спасение самарянки; во–вторых, сидел, ожидая спасения явившейся; в–третьих, тратил время обеда на попечение о ней. «Было около шестого часа» (Бе яко час шестый). Хотя и Богом Он был, но то, в чем он явился, было облечено немощами природы, — чувствуя усталость, подвергаясь сну, затрудняясь голодом, имея с нами все сродное, кроме греха. Любовь к спасаемым побеждала в Нем усталость тела. Медлила более нуждающаяся в утомленном, а не нуждающийся ожидал. Он сжигался полудневным зноем, и наблюдал время пришествия имеющей спастись. «Сел у колодца» (Седяше на источнице): Он ожидал ловитву, не возлежа, но заранее приготовился для самарянки, сильно желая доставить спасение. А она не спеша вышла из дома, шла понемногу вперед женской походкой, с водоносом, часто останавливалась, чтобы поглядеть на полевые плоды. Соглядатай неленостен и незаметен; как опытный ловец, скрыв в Себе благодетеля, Он заявляется точно нуждающейся. «Иисус говорит ей: дай Мне пить» (Говорит Иисус: жена, даждь ми пити). Он сеет слово, как кружащийся голубь зерно. «Дай Мне пить»; придя растворить ей сосуд спасения, Он принимает вид жаждущего: а если кто–либо исследует глубже это слово, то (найдет что) это скорее истинная жажда Владыки: Он жаждал спасения ее, и в самом деле восклицал к ней: «дай Мне пить». «У тебя есть, — говорит, — скрытый в самой тебе источник благоразумия; от полноты его напои Меня». Жена не понимала загадки, внимая простому слову. «Как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки?» (Како ты жидовин сый от мене пити просиши, жены Самаряныни сущей?) Христос, уставший от пути, встретил суд (на почве) учений; но (всякие) случайности нужно переносить Тому, кто раз решил принять на Себя все за нас. Поэтому Он переносит и порицание самарянки. Он охотно спускается со Своего достоинства, чтобы отвлечь душу грешницы от ничтожества. Некая греховная пошлость владела самарянкой, оскверняла блудной жизнью, сменяла любовника любовником, (так что) брак был временем любви, замужняя была невестой для любовников, была как бы постоянно вдовой и новобрачной, лучше же, ни чистой вдовой, ни невестой, потому что и с первым она разлучилась не вследствие (его) смерти, и с последующими не сочеталась законным браком. Свидетель этого у нее Владыка: «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала» (добре рекла еси, яко мужа не имам: пять бо мужей имела еси: и ныне, егоже имаши, несть ти муж. Это воистинну рекла еси) (ст. 18). Но она была жемчужиной, запятнанной грязью; и она не укрылась от покупателя. Он обнаружил блеск ее души этими словами. «Как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки?» (Како ты жидовин сый от мене пити просиши, жены Самаряныни сущей?) «Как ты?» И это «ты» — (слово) гневающейся. «Как Ты просишь у меня пить? Если бы Ты мыслил согласно со мной, я бы готова (была) на Твою просьбу; а если желаешь иудейского, не спрашивай у иноплеменных приветливости, не требуй дара, от которого Ты убегаешь». Самарянка думала принуждением жажды уловить Господа на самарянское служение; не знала, что она связана Его словами; привязалась к Господу ответом, или лучше, словами Господа к ней: «если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: «дай Мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую» (аще бо ведала еси дар Божий, и кто есть глаголяй ти: даждь ми пити, ты бы просила у него, и дал бы ти воду живу) (ст. 10). «Так как ты укоряешь Мою жажду и называешь иудеем, безучастным для вас, то знай, что ты много ошибаешься в испытании Меня. Ты не знаешь Моего истинного рода, не знаешь многой чести, которая (зависит) от Меня, не знаешь, как обилен Мой источник; если бы ты знала, ты попросила бы; а теперь Я не порицаю тебя за незнание, но после просьбы твоей даю». Он возбуждает в не жаждущей жажду, и напояющую изменяет в нуждающуюся в питье; жена ранена Его словами, и пленена желанием воды. Она, упав перед Господом, говорила: «Господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (Господи, даждь ми сию воду, да ни жажду, ни прихожду семо почерпати) (ст. 15). Та, которая раньше была прошена о питье, теперь просит быть напоенной. Благородный разум удобен для обработки, каков был разум этой блаженной самарянки, каков (был ее) нрав, очищенный от терния неверия, не имеющий иудейской зависти. Она ожидает Мессию и, удостоившись Его божественного учения, поверила искренне; и не только даром овладела, но и своих сограждан убедила прибегнуть к Нему, проповедав апостольски: «пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос?» (приидите и видите человека, иже рече ми вся, елика сотворих: еда той есть Христос) (ст. 29). О, мудрая жена! Она знала, что женское свидетельство неприемлемо; поэтому привлекает в свидетели мужей своего города, чтобы сделаться посредницей в спасении многих. Евангелист говорит: «И многие Самаряне из города того уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала. И потому, когда пришли к Нему Самаряне, то просили Его побыть у них; и Он пробыл там два дня. И еще большее число уверовали по Его слову. А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (от града же того мнози вероваша в онь от Самарян, за слово жены свидетельствующия, яко рече ми вся, елико сотворих. Егда убо приидоша к нему Самаряне, моляху его пребыть у них: и пребысть ту два дни. И много паче вероваша за слово его. Жене же глаголаху, яко не ктому за твою беседу веруем: сами бо слышахом, и вемы, яко сей есть воистинну Спас миру, Христос) (ст. 39–42). Видишь, возлюбленный, жажду Христа, и как пищей и питьем было спасение верующих в Него? Ради этого, жаждая, напояет самарянку водой, а она, почерпнув, отдала дар Господа гражданам своим, с щедростью, в изобилии. Вследствие этого, народ Авраамов непонятливее самарянки: ему не приносили пользы и учения в храме, а ей и беседа у колодца была полезна. Воспримем же себе прекрасное от самарянки, усвоим себе божественную ревность, возжелаем благоразумной любознательности, и в церкви будем беседовать о божественном, будем считать, что и для нас сказано, что сказано к ней Владыкой Христом: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (поклоняющимся Богу духом и истиною достоит кланяться) (ст. 24). Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

О жене грешнице, помазавшей Господа миром, и о фарисее

Во святой и великий четверг

ХРИСТОС, угощаясь у Закхея, достаточно привлекал недавно наши души. Где Христос угощается, возлежит с людьми и пользуется нашим местом и трапезой, там все изменяется в слово радости. Какой мытарь, или блудница, или несказанный злодей, видя, что творец неба и земли приходит к мытарю, податель хлеба берет в руки хлеб человеческий, податель винограда благословляет чаши питья для всех участников, не сознается, что через это делается праздник и торжество? Это поистине праздник, это поистине веселье ангельского пира — видеть, что Владыка с рабами, Бог с людьми, судья с ответчиками вкушает от общей трапезы. Для того на землю Он пришел, не покинув неба, и человеком сделался, не перестав быть Богом, чтобы, и по морю плывя, извлекать из глубины греха обуреваемых в житейском море, и обходя селения, города, теснины, стези и ристалища, блуждающих на распутьях, как овец без пастыря, возвратить к Своему стаду. Он есть ищущий погибшую овцу, оставивший девяносто девять и отправившийся в поиски за одной. Он отыскивал одну, не пренебрегая многими, и не предпочитая одну множеству; Он покидал девяносто девять, потому что знал, что они безопасны в овчарне; всюду отыскивал одну, чтобы она не стала пищей для диавола. Овца без пастыря — готовый обед для зверей; и душа не запечатленная подвержена козням демонским. Поэтому, недавно Закхея, как овцу, он исхитил из пасти волка, присоединил к Своей овчарне и удостоил печати. Как пастырь, желая поймать заблудившуюся овцу, оставляет ручное животное, чтобы оно, свободно пасясь, привлекло отлучившуюся, — так и Слово Божие оставило Свою плоть, которую получило от Девы, как овцу на пастбище, за трапезой Закхея, чтобы, привлекая его общим угощением к сожительству, незаметно соединить со Своим стадом. Но, не понимая этого, фарисеи роптали, видя, что Он ест с мытарями. Они, как ветхий мех, разорвались, потому что не могли удержать у себя нового вина учения, а мы пойдем вслед за человеколюбивым пастырем. Присоединив к апостольскому стаду мытаря Закхея, Он и грешницу блудницу, повинную в неисчислимом нечестии, воротил в незапятнанную овчарню, извлек, как агницу, из пасти диавольской. Чтобы вам знать и человеколюбие Христа, и неразумие фарисеев, и отречение грешницы (от ее прежнего), я предложу вам евангельские изречения; если вы вслушаетесь в высокое чтение, то легко усвоите и толкование. «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег» (Моляше же некий от Фарисей Иисуса, дабы ял с ним: и вшед в дом Фарисеов, возлеже) (Лк. 7:36). О, несказанная благодать! О, неизреченное человеколюбие! И с фарисеем Он угощается, и мытарей не отвергает, и блудниц принимает, и с самарянками беседует, и хананеянку удостаивает слова, и кровоточивой уступает край одежды. Подлинно, Он врач, исцеляющий всякие страдания, чтобы всем принести пользу — злым и добрым, неблагодарным и признательным. Потому и теперь, будучи позван фарисеем, Он входит в дом, исполненный нечестия. Где фарисей, там притон порока, убежище греха, вместилище надменности. И хотя таков был его дом, Господь не лишает его Своего прибытия — и естественно. Как солнце остается без вреда для себя, посылая свои лучи на грязь, напротив, устраняет присущую там мерзость, ничего себе не усваивая отсюда, так и Христос, как Солнце правды, принимает всякое преступное и нечистое место, и истребляет лучами Своей благодати зловоние греха, не терпя, по Своему божеству, ни оскорбления, ни умаления, ни осквернения. Потому Он легко согласился на призыв фарисея — тихо, молча, без обличения его жизни; во–первых, чтобы освятить позванных, позвавшего, семью, роскошные кушанья, потом, (чтобы) показать возлежанием, вкушением, употреблением хлеба, питьем, что воплощение не было призраком. Он соглашается на призыв фарисея скоро, так как намерена была прийти блудница и показать образ теплого и пламенного покаяния; оплакиванием своего нечестия перед лицом книжников и фарисеев она имела научить их, как грешникам, сокрушающимся о своих грехах, нужно умилостивлять Бога. «И вот, женщина того города, которая была грешница» (Се жена во граде, яже бе грешница). Жена грешница — первая сеть диавола, повод к заблуждению, учитель преступления, помощница, оказывающаяся неприятелем, красота по природе, оказывающаяся злом по своей воле, посредница смерти; она показала красоту древа, и целый рай погубила. «И вот, женщина того города, которая была грешница», обремененная многим нечестием. Я скажу о множестве ее прежнего нечестия, чтобы вам знать ее многоценность. Бог, взяв кость из бока Адамова, сделал ее плотью, создал Еву, которую дал в помощь Адаму, назвав (ее) женой. Но после греха и нарушения закона, изгнания из рая и наказания смертью, Он устраивает борьбу между браком и смертью, чтобы род (человеческий) не погиб совершенно, истребляясь смертью, (так что) что он сеет, она пожинает, (и) что она посекает, то он произращает. А что после подвержения смерти была дана благодать брака, это очевидно из того, что Адам сочетался с Евой после выхода из рая. Написано, что после выхода из рая Адам познал жену свою (Быт. 4:1). До греха было девство, соблюдающее одежду природы незапятнанной; после преступления, после суда смерти, был введен брак, чтобы обилием он побеждал истощающую смерть, и насаждением поражал пожинателя. Для преемства рода и произрастания природы был дан закон брака: в мужском (поле) посеяно удовольствие, женский сделан ласковым; не с тем, чтобы они возбуждались к распутному смешению, но чтобы законно сочетались для брака. Отсюда законное брачное смешение честно перед Богом, а совершаемое для удовольствия подлежит смерти: «Брак у всех [да будет] честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (честна женитва, и ложе нескверно: блудником же и прелюбодеем судит Бог) (Евр. 13:4). Для чадородия законно смешивающиеся со своими мужьями неповинны, каковы Сарра, Ревекка, Рахиль и подобные; а возбуждающие юношей к распущенности, на основании сладострастия, как истребляющие храм Божий, предаются истреблению: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог» (аще кто растлит храм Божий, растлит сего Бог) (1 Кор. 3:17). Одной из таких была и наша грешница. Торгуя природой и румяня щеки наружной окраской, стараясь при помощи искусства явиться красивой, она увлекала юношей в распутство, вовлекала их в пропасть блуда. Так говорю, не осмеивая ее за то, что сделала раньше, но хваля ее за то, чем стала, сразу; я говорю, чем она была, чтобы показать, чем сделалась теперь; говорю о ее греховных падениях, чтобы показать правоту покаяния. Она, раньше бесстыдно пользовавшаяся своим телом, когда одних уловляла локонами, других смягчала слезами, иных морочила мазями, всех повсюду призывала в пропасть распутства, — она (теперь) изменяет свою срамную и сладострастную любовь на божественную и небесную. Так как она видела, что Иисус беседует с самарянкой, допускает к Себе хананеянку, объявляет о тайном деле кровоточивой, ест с мытарями, посещает дома фарисеев, то рассуждала сама с собой: «Если Он допускает к Себе блудниц и мытарей и грешников, то (и) я исчерпаю море своего греха, пока уязвляюсь им чрезмерно. Я не останусь юной, не останусь красивой; все проходит, все исчезает — и цветы, и лилии, и красота лица. Зачем же мне страдать за то, что я сделала? Уже я помышляю о геенском огне, уже мою душу объемлет раскаяние, что я старалась явиться красивой на погибель юношам, бегала по городским улицам, площадям, распутиям, уловляя, как сетью, своими ногами и языком. О, сколько я обольстила юношей, когда нагло поводила глазами, наряжалась на пагубу зрителям, то заплетенными косами придавала голове вид башни, то оставляла сбиваться прядям на лоб, румянила щеки и подрисовывала глаза, иногда проливала слезы, лестью повергая душу в несчастье! Что теперь будет со мной? Кого я найду врачом этих бесконечных страданий? Если людям скажу о самой себе для меня будет бесполезно это признание. Скрыть худое? Но не могу скрыть: от кого я утаю, будучи не в состоянии утаиться? Куда я убегу, когда всюду нахожу судью, который, хотя не является, но всюду изобличает мое нечестие? У меня остается одна надежда на спасение, есть впереди одно средство для жизни — признаться Иисусу, и к Нему прибегнуть. Он, принимая мытарей, не отвергает блудницы; едя с фарисеями, не избегает слез грешницы. Я узнала, что Он зашел к Симону фарисею, человеку важному и грешному; побегу к Нему! Но, придя, о чем мне просить? О здравии глаз? Но эта милость недолга. О прекращении болезни? Но счастье не велико: вечная смерть тягостнее настоящей. Оставив все телесное, буду просить исцеления души. Я найду только тогда разрешение от предстоящих мне зол, если увижу судью, если предварю время наказания. Буду подражать Раав блуднице; последую этому избранному примеру женщины. Бог ничего от нас не желает, кроме перемены воли». Обсудив это благочестиво и остановившись мыслью на вере, она, воспользовавшись прежним бесстыдством, как основой дерзновения, входит к Иисусу, где Он возлежал. И ничего не говорит; не решалась; она раньше знала, что наблюдатель помыслов не нуждается в словах. И что бы она сказала знающему все? Что согрешила? Что стала повинна во многом нечестии? Что, любя и любясь, послужила удовольствием для всех? Это для Бога было ясно, не только во время совершения, но и в скрытом помышлении души. Зная, что Он все знает, и ничто не может от Него скрыться, она удерживает язык, а говорит слезами: «И, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами» (ставши при ногу его плачущися, начать умывати нозе его слезами). Хотя языком она и не говорила, но невыразимым сетованием открывала сокрушение сердца, торжествовала над множеством грехов, осуждала в себе помыслы, порочные побуждения, нечистые дела, беззаконные беседы. Из худых ее дел ничего не было, чего бы она не оплакивала; она знала, что в чем признавалась, в том получала прощение: «Я сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и ты оставил еси нечестие сердца моего) (Пс. 31:5). И не только без речи она говорила сердечным сетованием, умилостивляя Господа, но и видом изображала красоту покаяния. Она плакала, чтобы, как много смеявшейся, омыть худой смех прекрасными слезами; смывала со щек грязь слезами, чтобы, чем погрешила, оттуда получить и пользу, в чем беззаконничала, тем умилостивить законодателя. Как Давид омывал слезами постель, которую осквернил беззаконным браком: «каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою» (измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу) (Пс. 6:7), — так и она, увлекавшая своими глазами многих юношей в распутство, смыла несмываемую скверну грехов источниками слез, приготовив сама себе купель покаяния из слез. Слезы для нее служили как бы водой, и отпущение она получила от Христа невидимо. И не только подражая Аврааму, но даже превосходя его, она омывала ноги Христовы. Он омывал водой, поставив умывальник, и полотенцем отирал; она омывала ноги Иисуса, не воды почерпнув, но источая потоки слез. Из предосторожности не оскорбить греховными слезами святых ног, она, как полотенцем, отерла ноги, пользуясь прекрасными волосами. И было видно, что жена вся и всем старается служить Иисусу. Вверху глаза, как источники, изливали потоки слез; внизу душа, как умывальник, принимала капли, падающие с ног; волосы отирали, в виде полотенца; руки, держа сосуд с миром, помазывали божественные ноги, чествуя миро миром: «имя твое — как разлитое миро» (миро излияное имя твое) (Песн. 1:2). Видишь, как превзошла неблагодарный иудейский ум жена грешница, не имеющая части в божественном законе. Они (иудеи) бросали в Него камнями, а она порадовала благовонным миром. Иудеи, как неразумные и непризнательные, платили злом благодетелю, чествуя краеугольный камень камнями, она же помазала миром ноги, имеющие из–за нее весь день оставаться на кресте. И что я говорю, что она победила неблагодарный иудейский народ, когда она превзошла сонм всех святых? Она получила благодать, которой не получили цари, ни властелины. «Цари Фарсиса и островов поднесут ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары; и поклонятся ему все цари» (Царие Фарсийстии и острови дары принесут, и поклонятся ему вся царие земстии ) (Пс. 31:10, 11). По пророку, и они дали дары, но издали поклонились; никто из них не целовал ног Иисуса. Как пришли волхвы, взяв в помощницы звезду поклонения? Они издали приносили дары, сознавая миру своего чина. «Небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих» (Ис. 66:1). Итак, да хвалится жена, что она получила честь всей земли; она касалась непорочных ног, пыль с которых будут лизать народы и племена; в теле Христовом она участвовала с Иоанном. Он возлежал на груди, потому что ему нужно было извлечь для себя оттуда божественное учение; а она держала ноги, ходившие за нас. Христос, не судя греха, но хваля покаяние, не наказывая прошедшего, но одобряя будущее, предает забвению ее прежнее нечестие, чтит жену и хвалит покаяние, оправдывает слезы и венчает решение. Фарисей, видя чудо, изумляется в душе, и из зависти не допускает покаяния жены; так почтившую Господа порицает, и достоинство почтенного унижает, осуждая Его незнание: «Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (видев Фарисей, воззвавый его, рече в себе: сей аще бы, был пророк, ведел бы, кто, и какова жена, которая прикасается ему: яко грешница есть). О, несмысленный, неразумный и во всем фарисей! Говоря так, ты не нрав жены изобличаешь, но обвиняешь свое произведение, — говоря, что Он не знает, кем некогда была эта жена. Ты не почтил Его приглашением, как Бога, знающего все. Знатный обвинитель и клеветник! Ты говоришь с Ним, как с Богом, и (как с) могущим благословлять, (но) осуждаешь Его, как человека, и (как) не знающего ничего больше нас: «если бы Он был пророк». И насколько лучше тебя, фарисей, сихемская жена, которая не знала, что Он пророк, и с первого взгляда благоразумно исповедала Его Спасителем: «Господи! вижу, что Ты пророк» (Господи, вижу яко пророк еси ты) (Ин. 4:19). Насколько удивительна и эта грешница, грех которой ты видишь, а на покаяние не глядишь; даже осуждаешь ту, которую Судья оправдывает, даже упрекаешь и порицаешь ту, которую Бог, одобрив, венчает, — (венчает) за то, что, видя у тебя Бога возлежащим в образе человека, узнала и почтила (Его), и, открыв душевные раны, просила милости и забвения своей прошлой жизни. Ты почтил приглашением, (но) бесчестишь порицанием, говоря: «если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему». Безумец!

За что, фарисей, обвиняешь человеколюбивого Владыку, одинаково всем дающего от Своей благости? Зачем процеживаешь комара жены, (а) верблюда своего нечестия проглатываешь? Желаешь, чтобы Бог был долготерпелив к тебе и строг к ней? Зачем на чужие вины ты побуждаешь судью, (а) своим просишь прощения? Зачем вы с Иудой согласились искусить Господа? Ты, будто чистый от скверны, поносишь жену за грех (и) осуждаешь Бога в незнании; он, будто любящий нищих, негодует словами: «к чему трата этого мира? Можно было продать дорого, и раздать нищим». О, неразумная душа! О, неблагодарный нрав! Ты, Иуда, считаешь гибелью служение Христу, и называешь пустой тратой совершенное для чести Божией? Сколько мы дали за то, что получили? Подумаем, Кем создан мир, сколько рек милости текут от Него, — и Бог не считает потерей для Себя это изобилие; сколько благовоний произращает земля, сколько роз, лилий, стиракса, нарда, стактия и остального, из чего приготовляется прекрасное миро, — и Бог не считает этого тратой для Себя; а ты ропщешь, что на ноги Христовы возлит небольшой сосуд мира? Задаром ли Он принял это, чтобы тебе роптать? Он принял миро, и объявил о покаянии; принял слезы, и остановил источник грехов. Что за погибель, если спасена жена, через которую заключился рай, через которую Адам извергнут? Но Иуду это опечалило; понятно: ее спасение опечалило диавола. Он знал, что впредь через нее род (человеческий) обратится к покаянию, и терзается и мучится, не имея впредь сети, которой бы ему уловить человека; отсюда и тебя побудил к ропоту: зачем эта трата, можно бы продать дорого! Уже и продажа, Иуда? Уже ты, начало зла, думаешь о предательстве? Но Иисус не обличает болезни его, не обнаруживаете сребролюбия, чтобы не задержалось будущее предательство. Христос всем говорит: «Что смущаете женщину? (что труждаете жену) (Мф. 26:10)? Зачем вы охуждаете жену, в довершение ее прежнего нечестия? Достаточно женский пол потрудился; никто пусть не препятствует его спасению; никто пусть не осмеивает омывшую миром ноги, ходящие ради нее по земле. Нищие с вами; возьмите и Меня с ними; для вас Я стал нищим, будучи богатым, чтобы вам обогатиться Моей нищетой. Убиваете Меня, и Я не обвиняю; она погребает Меня, и вы ропщете: возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению (возлиявши бо сия миро на тело мое, на погребение мя сотвори) (ст. 12). Итак, не стыдно ли тебе Иуда, что она, будучи грешницей, миром Меня чествует, а ты, будучи апостолом, продажей Меня бесчестишь? Жена приготовляет что относится к погребению, (а) ученик предает смерти. (Что) грешница эта жена, Я знаю; но у нее нечем было одарить Меня, как источником слез; источник умилостивляет источник, приносит неимущему учителю иную умилостивительную жертву. Ты одобряешь, безумец, миро, оценивая его в триста динариев; но одобряешь не с тем, чтобы похвалить ее великодушие, что она на покупку мира издержала все свое богатство, худо собранное, но чтобы ропотом показать, что ты, потерявший столько, подпал ненавистному злу. Немного, если досадуешь на потерю трехсот динариев, когда за тридцать отдал Господа! «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?» (Что ми хощете дати, и аз вам предам его) (ст. 15)? Несчастный! Раб продает Господа; извращен порядок: Я покупаю тебя от греха Своею кровью, а ты Меня продаешь за тридцать оболов! Если человек продает Бога (пусть Он отдан ему для продажи), то кто покупатель? За сколько кто купит Бога? Почему так дешево ценишь? Кто продает за тридцать оболов Бога в образе человека? (Продаешь) как раба, как варвара? Рассуди, за сколько (продаешь) внутри живущего Бога и за сколько видимого человека? «Что вы дадите мне?» Что ты желаешь получить? У них нет ничего равноценного Богу. «Они предложили ему тридцать сребренников» (И поставиша ему тридесять сребреник). Кто продает дарового врача за тридцать оболов, — врача, просвещающего слепых, поднимающего к ходьбе хромых? Я это говорю, чтобы наставить твой ум. Что смущаете женщину за то, что она почтила между мертвыми свободного, и перед смертью, как мертвого, за то, что миром предвозвестила благодать погребения и воскресения? Ты будешь иметь плодом предательства петлю; а память о ней будет непрестанна, где ни проповедуется Евангелие». Как Он сказал, так и на деле было: миро Аарона и Елеазара прекратилось и его достоинство упразднилось, а сосуд ее продолжается вечно, имея неистощимое благовоние памяти. Это — Иуде, а ропщущему фарисею Христос так говорил: «Симон! Я имею нечто сказать тебе» (Симоне, имам ти нечто рещи) (Лк. 7:40). О, несказанная благодать! О, неизреченное человеколюбие! Бог совещается с человеком и предлагает задачу и правило человеколюбия, чтобы освободить его от порочности. «Симон! Я имею нечто сказать тебе, чего никому из древних не сказал — ни патриарху, ни пророку, ни законодателю. Тогда Я требовал око за око, зуб за зуб, спрашивая правды; но так как вы не можете носить правды, то заменяю закон благодатью и скажу тебе неизреченную тайну». Он говорит: «Скажи, Учитель» (учителю, рцы). «У одного заимодавца было два должника» (Два должника беста у одного мужа). Смотри на премудрость Божию: Он умалчивает о жене, чтобы не испортить его ответа. «Один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят» (Един бе должен динариев пятьсот и другой пятиюдесят). Страшно объяснение: наша жизнь есть запись, где незримо пишутся и помыслы и дела и блуждания глаз и движения души. Но человеколюбивый судья освобождает от страха, разрывая рукопись греха, и не только разрывая, но и омывая водами крещения, чтобы не осталось памяти от прежнего стихийного нечестия. «Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим» (Не имущема има воздати, обема отда). Видишь ли человеколюбивого ссудителя, как Он ссужает, и не берет обратно, как Он непризнательных не цепенит, но расширяет для них Свою руку? «Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим»; отпустил потому, что они не имели, (а) не потому, что не желали; иное (дело) не иметь, и иное не желать. Для примера скажу: Бог ничего от нас не требует, кроме покаяния; потому Он желает, чтобы мы всегда радовались и прибегали к покаянию. Если, при нашем желании покаяться, множество грехов показывает слабость нашего покаяния, то мы не выплачиваем долга не от нежелания, но от недостатка. Поэтому Он говорит: «но как они не имели чем заплатить», чтобы показать, что, увидев их желание отдать долг через покаяние, но невозможность по множеству грехов, как человеколюбец, простил им, не за дело, но за произведение освободил от обязанности долга. «Но как они не имели чем заплатить, не наказав, не пытав, не предав бесчестью, он простил обоим Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил». Гляди на досаду фарисея; он увидел, что словом истины заключен; боясь дать окончательный ответ, «думаю» — решил. Господь не мысль его отметил, но, ухватив ответ, говорит: «правильно ты рассудил» (право судил еси). «И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину — грешницу, отвергнутую тобой, Мной спасаемую? Я пришел в дом твой — твой дом, не мой, полон злословия, — и ты воды Мне на ноги не дал (И обращся к жене, Симонови рече: видиши ли сию жену? Внидох в дом твой — воды на нозе мои не дал еси), на ноги, запыленные для тебя, подъявшие труд, чтобы освободить труждающихся (и) обремененных; ты наполовину почтил: что вверху, тому изумился, а что внизу, тому не послужил. Ты воды не дал на Мои ноги; а она, излив источники слез, смыла нечистоту своего греха. Ты целования Мне не дал (Ты мне целования не дал еси) — о, если бы и Иуда не совершил предательства целованием! — а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги (сия же, отнелиже внидох, не преста облобызающи ми нозе). Ты головы Мне маслом не помазал (Маслом главы моея не помазал еси), потому что елей грешнаго да не намастит главы моей (Пс. 140:5), — как тебе было почтить голову, когда ты пренебрег ногами? — сия же и ноги помазала миром, по пророчеству: «Имя твое — как разлитое миро» (миро излияное имя твое) (Песн. 1:2), излиянное, (а) не излитое. Так как сосуд иудейского ума был гнил, то из вашего сосуда миро излиянное на моих ногах, чтобы через Меня проникла благодать благовония к язычникам. А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие (Егоже ради, глаголю ти: отпущаются ее греси мнози), — за то, что ты, приняв Меня в своем доме, не почтил целованием, не послужил помазанием; а она, получившая прощение многого нечестия, почтила Меня, смешав как бы двойной сосуд, слез и мира». Итак, ублажим жену, покрывшую нечестие Евы, грешницу, блудницу, посредницу благ, показавшую образ покаяния и обнаружившую закон человеколюбия, имевшую защитником самого Судью, победившую слезами плач суда. Сколько вас (здесь ни) присутствует, поревнуйте тому, что вы слышали, и возьмите в пример не страсть блудницы к удовольствию, но плач ее. Удовольствие родило плачь, плач доставляет освобождение. Омойте свое тело не водой, но слезами, помажьтесь не миром, но целомудрием; оденьтесь не в шелковые ткани, но в нетленную одежду спасения, чтобы вам получить ее славу, воссылая благодарность агнцу Божию, берущему грех мира. Ему слава и честь и поклонение, с Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

На слова: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26:39)

В великую пятницу

УЧИТЕЛИ церкви похожи на чадолюбивую мать, переносящую всякую тягость и труд для воспитания своих милых детей. Как она предлагает свои сосцы, доставляющие неистощимую молочную пищу милому дитяти, так точно и учитель церкви, предлагая свой ум детям церкви, побуждает охотно извлекать словесное молоко. И как мать, после времени молочной пищи, служит для жизни своих детей тем, что дает твердый хлеб вместе с овощами, приготовленными на огне, таким же образом и учитель, после оглашения божественными словами, как бы после молочной пищи, дает питающимся от него детям труднообъяснимый хлеб слова, вместе с разными толкованиями и учениями Писания. Поэтому и мы, возлюбленные, после того, как напитали вас молоком легких слов в предыдущие дни, теперь поведем к рассмотрению учений: Дух Святой приготовляет для вас здравое слово наставления. На трапезе Писания нам предложен такой хлеб слова: почему Господь наш Иисус Христос, пришедший за жизнь всех принять на Себя страдание и смерть, перед славным крестом говорит: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Отче, аще возможно есть, чаша сия да мимоидет от мене)? Многие, не поняв мудрой цели и не вникнув в сокрытое в этом изречении сокровище, говорят о Его робости. Но мы, возлюбленные, побеседуем с Ним, как дети, чтобы вам, как детям, усвоить мысли Его. Скажем Ему, не как совершенные, но как дети: «Почему, Господи, перед страданием за нас, перед распятием на кресте, Ты робеешь и молишься, говоря: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия? Если Ты сам Себя истощил, приняв образ раба, когда никто Тебя не принуждал, зачем теперь Ты о другом просишь и говоришь: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия? Ты ведь сдерживался и спешил пить эту чашу. Ты говорил: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (крещением имам креститися, и како удержуся дондеже буду пить его) (Лк. 12:50); и между тем как сдерживаешься и спешишь пить его, (теперь) отказываешься и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Ужели не знаешь, что Ты намерен был претерпеть за нас смерть? И ведь Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (подобает Сыну человеческому быть предану и пострадати и в третий день востати) (Мф. 16:21); почему же перед самим крестом Ты отказываешься и говоришь: «если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты этого желал, зачем порицал своего ученика Петра, препятствовавшего Тебе? Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть»; а Петр говорил: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» (милосерд ты Господи: не имать быти тебе сие) (ст. 22); (тогда) вознегодовав на него, Ты говорил: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (иди за мною сатано, соблазн ми еси: яко не мыслиши, яже Божия, но человеческая) (ст. 23). Если Ты порицал его тогда, как по–человечески говорящего, зачем теперь ищешь того, чему он тогда препятствовал, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Мы научаемся, что Ты творец видимого и невидимого; прикосновением руки исцелял от болезней, словом укреплял разрушившиеся тела мертвых, потоки крови иссушал краем одежды, пятью хлебами напитал до сытости пять тысяч мужей, повелевал ветрам и морю, и все Тебе с трепетом повиновалось; и, совершитель стольких чудес и разрушитель смерти, теперь Ты боишься смерти, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты боишься смерти, на кого впредь будет у нас надежда жизни; и если боишься смерти, то почему говоришь: «Я… воскресение и жизнь» (аз есмь жизнь и воскресение) (Ин. 11:25)? Жизнь и воскресение никогда не боятся смерти. Что же значит, что Ты говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Разве Ты не знаешь, знающий все прежде бытия его, не знаешь — возможно, или нет миновать этой чаше? Почему Ты говорил: «никто не знает Отца, только Сын» (Мф. 11:27)? Ты знаешь Отца, Которого ни в чем Ты не больше, а о чаше не знаешь, возможно ли ей миновать? Почему же Павел говорит: «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» (несть тварь неявлена пред ним, вся же нага и объявлена пред очима его); и еще: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (живо бо слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и преходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судително помышлением и мыслем сердечным) (Евр. 4:13, 12)? Если нет перед лицом Его твари неявной, все обнажено и объявлено в глазах Его, почему Ты теперь, будто не знающий, говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», если только в этом слове нет какой–либо сокрытой тайны? Не подходяще, Господи, к Тебе это слово, так как Ты Бог, Сын Божий, Слово, Мудрость, Сила, Свет, Солнце правды, Источник бессмертия, Жизнь вечная, Воскресение для нас, умерших от греха. Отче, аще возможно есть, чаша сия да мимоидет. О, как трудно проникнуть в это слово, рассмотреть и обсудить его! Как тесно (оно) и мучительно для многих людей! Научи нас, Господи, этой тайне Твоего слова; мы Твои, и в Тебя уверовали. Пусть не поднимается в своем злословии исполин Евномий, и не порицает воинства Израиля Господня; он нас порицает, и против Тебя, нашего Владыки, поднимается бесчестье. Возбуди в нашем сердце ум, как у кротчайшего Давида; дай нам один камень слова, чтобы, метнув им, разрушить сущность их нечестия, чтобы узнало сегодня все воинство, что Ты Господь всевышний, один только по всей земле (Пс. 82:19). Велик у нас сонм еретический, говорящий: «Видишь, как Он боится и робеет; видишь, как молится Отцу словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Теперь Евномий радуется, теперь Арий веселится, как нашедшие хульные слова, шипящие против истины. Но не веселитесь вы, иноплеменники! Сокрушено ярмо нашего мучителя. С нами Бог (Числ. 14:9)! Знайте, язычники, и покоряйтесь; если опять усилитесь, опять будете побеждены; и если совет совещаете, разорит Господь; уста Господни сказали это — «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». О, чаша, исполненная жизни и бессмертия! Из нее, осквернив своим зловерием, Евномий и Арий напояют ближнего коварной гибелью, считая горечью ее сладкое смешение мыслей, и не боясь голоса Писания, говорящего: «Горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей (горе напаяющему подруга своего развращением мутным) (Авв. 2:15); горе говорящим горькое сладкое, и сладкое горькое; полагающим свет тьмой, и тьму светом; Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» (горе иже мудри в себе самих, и пред собою разумни) (Ис. 5:20, 21). Мы же, возлюбленные, взяв чашу Господа нашего, с любовью почерпнем преисполняющего ее учения. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Не по твоему, Арий — будто робеет Господь наш, или боится смерти; почему Он боялся бы, когда имел власть умереть и не умереть: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (область имам положити душу мою, и область имам паки прияти ю) (Ин. 10:18)? Если бы Он принуждался кем–нибудь, то ты верно бы сказал, что Он робеет; а теперь Он сам говорит: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее», т. е., «Я никем не принуждаюсь. Но как Я сам Себя истощил, приняв образ раба, без принуждения кем–либо, и Себе самом устроил тело для жительства: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его» (премудрость созда себе дом) (Прит. 9:1), — таким же образом могу и разрушенное смертью Свое тело воскресить для жизни. Я есмь говорящий: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю) (Ин. 2:19), так что ни из робости, ни из страха смерти Я говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», но предлагая слово сокрытой тайны. Это изречение есть приманка для диавола; Мне нужно было уловить его этим изречением.

И, увидев это, из страха избегает поставить многоценный для Меня трофей креста. Что Мне делать? Как мудрый рыбак, Я делаю вид, что робею, — делаю вид, что боюсь смерти и говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», чтобы он, заключив из этих моих малодушных слов, что Я робкий человек, избегающий смерти, поспешил поставить посреди земли тайну крестного древа, будто бы против Меня. Мне нужно было, как мудрому рыбаку, воспользоваться искусством против него; Мне нужно было все претерпеть за жизнь всех. Если он от начала воспользовался хитростью для погибели Адама, тем более Мне нужно было воспользоваться для спасения всех. Коварными словами он обманул Адама; божественными словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» обманывается он, коварный. Если бы рыбак, когда опускает уду в море, не надевал на нее червя, и не показывал его будто ускользающим, рыбы не бросались бы к нему. Я облек уду Моего божества червем тела; опустил уду, сокрытую в червь тела, в глубину этой жизни; если бы червь не двигался подобно червю, не пришел бы тот, кому нужно было уловиться удой. Мне нужно было принять вид червя и сказать: «Я же червь, а не человек» (аз есмь червь, а не человек) (Пс. 21:7), чтобы он подбежал и ухватился за уду, и был бы вытащен Мной, и исполнилось бы написанное у Иова: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана» (извлечешь же змия удицею) (Иов. 40:20). Я становлюсь как бы робким человеком, становлюсь как бы убегающим смерти, говорю: «душа Моя скорбит смертельно» (прискорбна есть душа моя до смерти) (Мф. 26:38), говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он с радостью и весело слушает эти слова; спешит делать враждебное для Меня. И что же говорит сам в себе? «И это человек. Я поглотил Авраама, Исаака, Иакова, патриархов и пророков; поглощу и Его. Вот Он робеет, как человек; Он человек; поглощу Его». Он поглотит Меня, как человека, и Я окажусь в утробе его Богом совершителем. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он поглотит закваску тела, и Я окажусь негасимым углем божества, страшно сжигающим его внутри: «Огонь пришел Я низвести на землю» (огня приидох воврещи на землю) (Лк. 12:49). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия, Я буду говорить, как агнец; не желаю, чтобы он видел сверкающий меч божества, чтобы не убег он, волк. Он поглотит Меня, как агнца, и изнутри уязвится изощренным мечом: не мир пришел Я принести, но меч (не приидох воврещи мир на него, но меч) (Мф. 10:34). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Я скрою пастыря Бога в агнце тела; не желаю обнаружить пастыря Бога, чтобы не убежал волк; волк уходит, если видит пастыря. Я буду говорить, как агнец. Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Буду говорить, как агнец, не имеющий пастыря; Я сделался как бы беспомощным человеком. Поглотит Меня, как агнца, и сокрушится изнутри крестным посохом пастыря. Он сгрызет зерно горчичное, и Я окажусь для него остротой страшно мучительного божества; он сгрызет Меня, как человека, и Я окажусь крепким камнем, сильно сокрушившим его зубы, чтобы он научился не сгрызать более людей; и исполнится написанное: «Боже! сокруши зубы их в устах их» (Бог же сокрушит зубы его во устех его) (Пс. 57:7). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Если бы он знал, какова эта чаша, от которой Я отмаливаюсь, он молился бы, чтобы она миновала; против него она жало, а для моих спасение. Когда он Меня поглотит, тогда почувствует, Кого поглотил; когда он увидит, что Мной скрывается солнце, омрачается день, тогда и сам огорчится; и исполнится написанное: «Ад преисподний пришел в движение ради тебя» (ад доле огорчися, срет тя) (Ис. 14:9). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Пусть не смущают вас эти слова, мудро произносимые; подождите, и увидите вывод из Моих слов, и тогда изумитесь мудрости их. Он думает, что глупо ухищрение Мое; а не знает, что немудрое Божие премудрее человеков (буее Божие премудрее человек есть) (1 Кор. 1:25); он думает отсюда, что Я самый немощный, а не знает, что немощное Божие сильнее человеков (немощное Божие крепчае человек есть) (ст. 25); не знает, что Я буду пить чашу, он упьется и омрачится, а мои возбудятся и станут бодрыми. Теперь он с радостью слушает эти Мои слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Когда поглотит Меня, когда увидит, что камни раскалываются, гробницы и могилы открываются и сам он сокрушается, и мертвые встают и восходят на небо, тогда он раскается и будет печалиться над тем, чему теперь радуется. Он не знает, что самому себе ставит западню, которую ставит, и сам попадется, по писанному: «Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил» (ров изры, и ископа и, и падет в яму, юже содела) (Пс. 7:16). Он не знает, что крест, который он намерен поставить — для Меня постель, для него крест; для Меня почивальня — для него смерть. О, чаша, жало для диавола, пугало демонов, веялка грехов, устроительница жизни, умилостивление для грешников, чаша бессмертия! «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Обаче не якоже аз хощу, но якоже ты). Он узнал, несчастный, что все стало, что Я сказал; он слышал Мои слова: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня» (благодарю Тебя, Отче, яко услышал еси мя. Аз же ведех, яко всегда мя послушаеши) (Ин. 11:41, 42). Так как Я молился, чтобы миновала чаша смерти, то, чтобы ты не думал, вследствие молитвы о миновании чаши, будто дело креста стало слабым, Я делаю сомнительный вывод из Своей молитвы, и говорю: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Отцу Своему Я приписываю власть над смертью, хотя сам имею власть положить душу Свою, и власть имею опять взять ее. Я покрываю Свое божественное достоинство духовными листьями, покрываю властность Своего божества человеческими словами, говорю: «не как Я хочу, но как Ты». Он, слепец не знал, что Моя воля и Отца Моего одно: «Все, что имеет Отец, есть Мое» (вся, елика имать Отец, моя суть) (Ин. 16:15), и: «Я и Отец — одно» (аз и Отец едино есмы) (Ин. 10:30). Впрочем, не как Я хочу, но как Ты. Он повесит зерно хлебное, и когда поглотит Меня, увидит, что сам удавливается тройной петлей». Но может быть кто–нибудь из слушателей спросит: «Неужели Христос посмеялся над диаволом, или возможно ли было насмехаться над ним?» Ему мы скажем: прочитай Писание, и найдешь, что сам Отец говорит Моисею: «что Я сделал в Египте» (видишь, елико наругахся Египтяном) (Исх. 10:2). Так и Господь посмеялся над диаволом и демонами. Нужно было, чтобы он был осмеян, как безумец, за свое великоречие и слова: «Силою руки моей и моею мудростью я сделал это, потому что я умен: и переставляю пределы народов, и расхищаю сокровища их, и низвергаю с престолов, как исполин; и рука моя захватила богатство народов, как гнезда; и как забирают оставленные в них яйца, так забрал я всю землю, и никто не пошевелил крылом, и не открыл рта, и не пискнул» (крепостью Моей сотворю и разумом рук моих отъиму пределы языков, и вселенную всю как гнездо возьму, и яко оставления яйца возму, и никого не будет, иже противу мне речет) (Ис. 10:13, 14). Нужно было, чтобы он и демоны были осмеяны, чтобы обнаружилось, что в таких своих похвальбах они неразумнее даже детей. Поэтому и не знали, что делали: «ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли) (1 Кор. 2:8). Также и пророк предвозвестил об этом драконе, что он будет осмеян: «там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем» (змий сей, егоже создал еси ругатися ему) (Пс. 103:26). Но, чтобы не казалось, что излишним удлинением слова мы препятствуем желающим после нас еще яснее передать мысль Писания, здесь прекратим свое Слово. Мы были вызваны сказать по поводу той же самой главы, не потому, что можем говорить без пропусков, но чтобы объяснить по своим силам, и дать повод любознательным: «дай [наставление] мудрому, и он будет еще мудрее» (даждь премудрому вину, и премудрший будет) (Прит. 9:9). И вы, возлюбленные, собрав из Писания, в подкрепление сказанному, старайтесь еще больше уяснить трудную мысль — Господь наш не по робости, как выше у нас сказано, уклоняется от чаши смерти, но по божественному устроению, чтобы по моим ничтожным словам и мыслям и вашим трудам воссылалась слава Христу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.