ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА, АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО. ТОМ ДЕСЯТЫЙ. КНИГА ВТОРА

ХРИСТОС, угощаясь у Закхея, достаточно привлекал недавно наши души. Где Христос угощается, возлежит с людьми и пользуется нашим местом и трапезой, там все изменяется в слово радости. Какой мытарь, или блудница, или несказанный злодей, видя, что творец неба и земли приходит к мытарю, податель хлеба берет в руки хлеб человеческий, податель винограда благословляет чаши питья для всех участников, не сознается, что через это делается праздник и торжество? Это поистине праздник, это поистине веселье ангельского пира — видеть, что Владыка с рабами, Бог с людьми, судья с ответчиками вкушает от общей трапезы. Для того на землю Он пришел, не покинув неба, и человеком сделался, не перестав быть Богом, чтобы, и по морю плывя, извлекать из глубины греха обуреваемых в житейском море, и обходя селения, города, теснины, стези и ристалища, блуждающих на распутьях, как овец без пастыря, возвратить к Своему стаду. Он есть ищущий погибшую овцу, оставивший девяносто девять и отправившийся в поиски за одной. Он отыскивал одну, не пренебрегая многими, и не предпочитая одну множеству; Он покидал девяносто девять, потому что знал, что они безопасны в овчарне; всюду отыскивал одну, чтобы она не стала пищей для диавола. Овца без пастыря — готовый обед для зверей; и душа не запечатленная подвержена козням демонским. Поэтому, недавно Закхея, как овцу, он исхитил из пасти волка, присоединил к Своей овчарне и удостоил печати. Как пастырь, желая поймать заблудившуюся овцу, оставляет ручное животное, чтобы оно, свободно пасясь, привлекло отлучившуюся, — так и Слово Божие оставило Свою плоть, которую получило от Девы, как овцу на пастбище, за трапезой Закхея, чтобы, привлекая его общим угощением к сожительству, незаметно соединить со Своим стадом. Но, не понимая этого, фарисеи роптали, видя, что Он ест с мытарями. Они, как ветхий мех, разорвались, потому что не могли удержать у себя нового вина учения, а мы пойдем вслед за человеколюбивым пастырем. Присоединив к апостольскому стаду мытаря Закхея, Он и грешницу блудницу, повинную в неисчислимом нечестии, воротил в незапятнанную овчарню, извлек, как агницу, из пасти диавольской. Чтобы вам знать и человеколюбие Христа, и неразумие фарисеев, и отречение грешницы (от ее прежнего), я предложу вам евангельские изречения; если вы вслушаетесь в высокое чтение, то легко усвоите и толкование. «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег» (Моляше же некий от Фарисей Иисуса, дабы ял с ним: и вшед в дом Фарисеов, возлеже) (Лк. 7:36). О, несказанная благодать! О, неизреченное человеколюбие! И с фарисеем Он угощается, и мытарей не отвергает, и блудниц принимает, и с самарянками беседует, и хананеянку удостаивает слова, и кровоточивой уступает край одежды. Подлинно, Он врач, исцеляющий всякие страдания, чтобы всем принести пользу — злым и добрым, неблагодарным и признательным. Потому и теперь, будучи позван фарисеем, Он входит в дом, исполненный нечестия. Где фарисей, там притон порока, убежище греха, вместилище надменности. И хотя таков был его дом, Господь не лишает его Своего прибытия — и естественно. Как солнце остается без вреда для себя, посылая свои лучи на грязь, напротив, устраняет присущую там мерзость, ничего себе не усваивая отсюда, так и Христос, как Солнце правды, принимает всякое преступное и нечистое место, и истребляет лучами Своей благодати зловоние греха, не терпя, по Своему божеству, ни оскорбления, ни умаления, ни осквернения. Потому Он легко согласился на призыв фарисея — тихо, молча, без обличения его жизни; во–первых, чтобы освятить позванных, позвавшего, семью, роскошные кушанья, потом, (чтобы) показать возлежанием, вкушением, употреблением хлеба, питьем, что воплощение не было призраком. Он соглашается на призыв фарисея скоро, так как намерена была прийти блудница и показать образ теплого и пламенного покаяния; оплакиванием своего нечестия перед лицом книжников и фарисеев она имела научить их, как грешникам, сокрушающимся о своих грехах, нужно умилостивлять Бога. «И вот, женщина того города, которая была грешница» (Се жена во граде, яже бе грешница). Жена грешница — первая сеть диавола, повод к заблуждению, учитель преступления, помощница, оказывающаяся неприятелем, красота по природе, оказывающаяся злом по своей воле, посредница смерти; она показала красоту древа, и целый рай погубила. «И вот, женщина того города, которая была грешница», обремененная многим нечестием. Я скажу о множестве ее прежнего нечестия, чтобы вам знать ее многоценность. Бог, взяв кость из бока Адамова, сделал ее плотью, создал Еву, которую дал в помощь Адаму, назвав (ее) женой. Но после греха и нарушения закона, изгнания из рая и наказания смертью, Он устраивает борьбу между браком и смертью, чтобы род (человеческий) не погиб совершенно, истребляясь смертью, (так что) что он сеет, она пожинает, (и) что она посекает, то он произращает. А что после подвержения смерти была дана благодать брака, это очевидно из того, что Адам сочетался с Евой после выхода из рая. Написано, что после выхода из рая Адам познал жену свою (Быт. 4:1). До греха было девство, соблюдающее одежду природы незапятнанной; после преступления, после суда смерти, был введен брак, чтобы обилием он побеждал истощающую смерть, и насаждением поражал пожинателя. Для преемства рода и произрастания природы был дан закон брака: в мужском (поле) посеяно удовольствие, женский сделан ласковым; не с тем, чтобы они возбуждались к распутному смешению, но чтобы законно сочетались для брака. Отсюда законное брачное смешение честно перед Богом, а совершаемое для удовольствия подлежит смерти: «Брак у всех [да будет] честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (честна женитва, и ложе нескверно: блудником же и прелюбодеем судит Бог) (Евр. 13:4). Для чадородия законно смешивающиеся со своими мужьями неповинны, каковы Сарра, Ревекка, Рахиль и подобные; а возбуждающие юношей к распущенности, на основании сладострастия, как истребляющие храм Божий, предаются истреблению: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог» (аще кто растлит храм Божий, растлит сего Бог) (1 Кор. 3:17). Одной из таких была и наша грешница. Торгуя природой и румяня щеки наружной окраской, стараясь при помощи искусства явиться красивой, она увлекала юношей в распутство, вовлекала их в пропасть блуда. Так говорю, не осмеивая ее за то, что сделала раньше, но хваля ее за то, чем стала, сразу; я говорю, чем она была, чтобы показать, чем сделалась теперь; говорю о ее греховных падениях, чтобы показать правоту покаяния. Она, раньше бесстыдно пользовавшаяся своим телом, когда одних уловляла локонами, других смягчала слезами, иных морочила мазями, всех повсюду призывала в пропасть распутства, — она (теперь) изменяет свою срамную и сладострастную любовь на божественную и небесную. Так как она видела, что Иисус беседует с самарянкой, допускает к Себе хананеянку, объявляет о тайном деле кровоточивой, ест с мытарями, посещает дома фарисеев, то рассуждала сама с собой: «Если Он допускает к Себе блудниц и мытарей и грешников, то (и) я исчерпаю море своего греха, пока уязвляюсь им чрезмерно. Я не останусь юной, не останусь красивой; все проходит, все исчезает — и цветы, и лилии, и красота лица. Зачем же мне страдать за то, что я сделала? Уже я помышляю о геенском огне, уже мою душу объемлет раскаяние, что я старалась явиться красивой на погибель юношам, бегала по городским улицам, площадям, распутиям, уловляя, как сетью, своими ногами и языком. О, сколько я обольстила юношей, когда нагло поводила глазами, наряжалась на пагубу зрителям, то заплетенными косами придавала голове вид башни, то оставляла сбиваться прядям на лоб, румянила щеки и подрисовывала глаза, иногда проливала слезы, лестью повергая душу в несчастье! Что теперь будет со мной? Кого я найду врачом этих бесконечных страданий? Если людям скажу о самой себе для меня будет бесполезно это признание. Скрыть худое? Но не могу скрыть: от кого я утаю, будучи не в состоянии утаиться? Куда я убегу, когда всюду нахожу судью, который, хотя не является, но всюду изобличает мое нечестие? У меня остается одна надежда на спасение, есть впереди одно средство для жизни — признаться Иисусу, и к Нему прибегнуть. Он, принимая мытарей, не отвергает блудницы; едя с фарисеями, не избегает слез грешницы. Я узнала, что Он зашел к Симону фарисею, человеку важному и грешному; побегу к Нему! Но, придя, о чем мне просить? О здравии глаз? Но эта милость недолга. О прекращении болезни? Но счастье не велико: вечная смерть тягостнее настоящей. Оставив все телесное, буду просить исцеления души. Я найду только тогда разрешение от предстоящих мне зол, если увижу судью, если предварю время наказания. Буду подражать Раав блуднице; последую этому избранному примеру женщины. Бог ничего от нас не желает, кроме перемены воли». Обсудив это благочестиво и остановившись мыслью на вере, она, воспользовавшись прежним бесстыдством, как основой дерзновения, входит к Иисусу, где Он возлежал. И ничего не говорит; не решалась; она раньше знала, что наблюдатель помыслов не нуждается в словах. И что бы она сказала знающему все? Что согрешила? Что стала повинна во многом нечестии? Что, любя и любясь, послужила удовольствием для всех? Это для Бога было ясно, не только во время совершения, но и в скрытом помышлении души. Зная, что Он все знает, и ничто не может от Него скрыться, она удерживает язык, а говорит слезами: «И, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами» (ставши при ногу его плачущися, начать умывати нозе его слезами). Хотя языком она и не говорила, но невыразимым сетованием открывала сокрушение сердца, торжествовала над множеством грехов, осуждала в себе помыслы, порочные побуждения, нечистые дела, беззаконные беседы. Из худых ее дел ничего не было, чего бы она не оплакивала; она знала, что в чем признавалась, в том получала прощение: «Я сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и ты оставил еси нечестие сердца моего) (Пс. 31:5). И не только без речи она говорила сердечным сетованием, умилостивляя Господа, но и видом изображала красоту покаяния. Она плакала, чтобы, как много смеявшейся, омыть худой смех прекрасными слезами; смывала со щек грязь слезами, чтобы, чем погрешила, оттуда получить и пользу, в чем беззаконничала, тем умилостивить законодателя. Как Давид омывал слезами постель, которую осквернил беззаконным браком: «каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою» (измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу) (Пс. 6:7), — так и она, увлекавшая своими глазами многих юношей в распутство, смыла несмываемую скверну грехов источниками слез, приготовив сама себе купель покаяния из слез. Слезы для нее служили как бы водой, и отпущение она получила от Христа невидимо. И не только подражая Аврааму, но даже превосходя его, она омывала ноги Христовы. Он омывал водой, поставив умывальник, и полотенцем отирал; она омывала ноги Иисуса, не воды почерпнув, но источая потоки слез. Из предосторожности не оскорбить греховными слезами святых ног, она, как полотенцем, отерла ноги, пользуясь прекрасными волосами. И было видно, что жена вся и всем старается служить Иисусу. Вверху глаза, как источники, изливали потоки слез; внизу душа, как умывальник, принимала капли, падающие с ног; волосы отирали, в виде полотенца; руки, держа сосуд с миром, помазывали божественные ноги, чествуя миро миром: «имя твое — как разлитое миро» (миро излияное имя твое) (Песн. 1:2). Видишь, как превзошла неблагодарный иудейский ум жена грешница, не имеющая части в божественном законе. Они (иудеи) бросали в Него камнями, а она порадовала благовонным миром. Иудеи, как неразумные и непризнательные, платили злом благодетелю, чествуя краеугольный камень камнями, она же помазала миром ноги, имеющие из–за нее весь день оставаться на кресте. И что я говорю, что она победила неблагодарный иудейский народ, когда она превзошла сонм всех святых? Она получила благодать, которой не получили цари, ни властелины. «Цари Фарсиса и островов поднесут ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары; и поклонятся ему все цари» (Царие Фарсийстии и острови дары принесут, и поклонятся ему вся царие земстии ) (Пс. 31:10, 11). По пророку, и они дали дары, но издали поклонились; никто из них не целовал ног Иисуса. Как пришли волхвы, взяв в помощницы звезду поклонения? Они издали приносили дары, сознавая миру своего чина. «Небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих» (Ис. 66:1). Итак, да хвалится жена, что она получила честь всей земли; она касалась непорочных ног, пыль с которых будут лизать народы и племена; в теле Христовом она участвовала с Иоанном. Он возлежал на груди, потому что ему нужно было извлечь для себя оттуда божественное учение; а она держала ноги, ходившие за нас. Христос, не судя греха, но хваля покаяние, не наказывая прошедшего, но одобряя будущее, предает забвению ее прежнее нечестие, чтит жену и хвалит покаяние, оправдывает слезы и венчает решение. Фарисей, видя чудо, изумляется в душе, и из зависти не допускает покаяния жены; так почтившую Господа порицает, и достоинство почтенного унижает, осуждая Его незнание: «Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (видев Фарисей, воззвавый его, рече в себе: сей аще бы, был пророк, ведел бы, кто, и какова жена, которая прикасается ему: яко грешница есть). О, несмысленный, неразумный и во всем фарисей! Говоря так, ты не нрав жены изобличаешь, но обвиняешь свое произведение, — говоря, что Он не знает, кем некогда была эта жена. Ты не почтил Его приглашением, как Бога, знающего все. Знатный обвинитель и клеветник! Ты говоришь с Ним, как с Богом, и (как с) могущим благословлять, (но) осуждаешь Его, как человека, и (как) не знающего ничего больше нас: «если бы Он был пророк». И насколько лучше тебя, фарисей, сихемская жена, которая не знала, что Он пророк, и с первого взгляда благоразумно исповедала Его Спасителем: «Господи! вижу, что Ты пророк» (Господи, вижу яко пророк еси ты) (Ин. 4:19). Насколько удивительна и эта грешница, грех которой ты видишь, а на покаяние не глядишь; даже осуждаешь ту, которую Судья оправдывает, даже упрекаешь и порицаешь ту, которую Бог, одобрив, венчает, — (венчает) за то, что, видя у тебя Бога возлежащим в образе человека, узнала и почтила (Его), и, открыв душевные раны, просила милости и забвения своей прошлой жизни. Ты почтил приглашением, (но) бесчестишь порицанием, говоря: «если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему». Безумец!

За что, фарисей, обвиняешь человеколюбивого Владыку, одинаково всем дающего от Своей благости? Зачем процеживаешь комара жены, (а) верблюда своего нечестия проглатываешь? Желаешь, чтобы Бог был долготерпелив к тебе и строг к ней? Зачем на чужие вины ты побуждаешь судью, (а) своим просишь прощения? Зачем вы с Иудой согласились искусить Господа? Ты, будто чистый от скверны, поносишь жену за грех (и) осуждаешь Бога в незнании; он, будто любящий нищих, негодует словами: «к чему трата этого мира? Можно было продать дорого, и раздать нищим». О, неразумная душа! О, неблагодарный нрав! Ты, Иуда, считаешь гибелью служение Христу, и называешь пустой тратой совершенное для чести Божией? Сколько мы дали за то, что получили? Подумаем, Кем создан мир, сколько рек милости текут от Него, — и Бог не считает потерей для Себя это изобилие; сколько благовоний произращает земля, сколько роз, лилий, стиракса, нарда, стактия и остального, из чего приготовляется прекрасное миро, — и Бог не считает этого тратой для Себя; а ты ропщешь, что на ноги Христовы возлит небольшой сосуд мира? Задаром ли Он принял это, чтобы тебе роптать? Он принял миро, и объявил о покаянии; принял слезы, и остановил источник грехов. Что за погибель, если спасена жена, через которую заключился рай, через которую Адам извергнут? Но Иуду это опечалило; понятно: ее спасение опечалило диавола. Он знал, что впредь через нее род (человеческий) обратится к покаянию, и терзается и мучится, не имея впредь сети, которой бы ему уловить человека; отсюда и тебя побудил к ропоту: зачем эта трата, можно бы продать дорого! Уже и продажа, Иуда? Уже ты, начало зла, думаешь о предательстве? Но Иисус не обличает болезни его, не обнаруживаете сребролюбия, чтобы не задержалось будущее предательство. Христос всем говорит: «Что смущаете женщину? (что труждаете жену) (Мф. 26:10)? Зачем вы охуждаете жену, в довершение ее прежнего нечестия? Достаточно женский пол потрудился; никто пусть не препятствует его спасению; никто пусть не осмеивает омывшую миром ноги, ходящие ради нее по земле. Нищие с вами; возьмите и Меня с ними; для вас Я стал нищим, будучи богатым, чтобы вам обогатиться Моей нищетой. Убиваете Меня, и Я не обвиняю; она погребает Меня, и вы ропщете: возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению (возлиявши бо сия миро на тело мое, на погребение мя сотвори) (ст. 12). Итак, не стыдно ли тебе Иуда, что она, будучи грешницей, миром Меня чествует, а ты, будучи апостолом, продажей Меня бесчестишь? Жена приготовляет что относится к погребению, (а) ученик предает смерти. (Что) грешница эта жена, Я знаю; но у нее нечем было одарить Меня, как источником слез; источник умилостивляет источник, приносит неимущему учителю иную умилостивительную жертву. Ты одобряешь, безумец, миро, оценивая его в триста динариев; но одобряешь не с тем, чтобы похвалить ее великодушие, что она на покупку мира издержала все свое богатство, худо собранное, но чтобы ропотом показать, что ты, потерявший столько, подпал ненавистному злу. Немного, если досадуешь на потерю трехсот динариев, когда за тридцать отдал Господа! «Что вы дадите мне, и я вам предам Его?» (Что ми хощете дати, и аз вам предам его) (ст. 15)? Несчастный! Раб продает Господа; извращен порядок: Я покупаю тебя от греха Своею кровью, а ты Меня продаешь за тридцать оболов! Если человек продает Бога (пусть Он отдан ему для продажи), то кто покупатель? За сколько кто купит Бога? Почему так дешево ценишь? Кто продает за тридцать оболов Бога в образе человека? (Продаешь) как раба, как варвара? Рассуди, за сколько (продаешь) внутри живущего Бога и за сколько видимого человека? «Что вы дадите мне?» Что ты желаешь получить? У них нет ничего равноценного Богу. «Они предложили ему тридцать сребренников» (И поставиша ему тридесять сребреник). Кто продает дарового врача за тридцать оболов, — врача, просвещающего слепых, поднимающего к ходьбе хромых? Я это говорю, чтобы наставить твой ум. Что смущаете женщину за то, что она почтила между мертвыми свободного, и перед смертью, как мертвого, за то, что миром предвозвестила благодать погребения и воскресения? Ты будешь иметь плодом предательства петлю; а память о ней будет непрестанна, где ни проповедуется Евангелие». Как Он сказал, так и на деле было: миро Аарона и Елеазара прекратилось и его достоинство упразднилось, а сосуд ее продолжается вечно, имея неистощимое благовоние памяти. Это — Иуде, а ропщущему фарисею Христос так говорил: «Симон! Я имею нечто сказать тебе» (Симоне, имам ти нечто рещи) (Лк. 7:40). О, несказанная благодать! О, неизреченное человеколюбие! Бог совещается с человеком и предлагает задачу и правило человеколюбия, чтобы освободить его от порочности. «Симон! Я имею нечто сказать тебе, чего никому из древних не сказал — ни патриарху, ни пророку, ни законодателю. Тогда Я требовал око за око, зуб за зуб, спрашивая правды; но так как вы не можете носить правды, то заменяю закон благодатью и скажу тебе неизреченную тайну». Он говорит: «Скажи, Учитель» (учителю, рцы). «У одного заимодавца было два должника» (Два должника беста у одного мужа). Смотри на премудрость Божию: Он умалчивает о жене, чтобы не испортить его ответа. «Один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят» (Един бе должен динариев пятьсот и другой пятиюдесят). Страшно объяснение: наша жизнь есть запись, где незримо пишутся и помыслы и дела и блуждания глаз и движения души. Но человеколюбивый судья освобождает от страха, разрывая рукопись греха, и не только разрывая, но и омывая водами крещения, чтобы не осталось памяти от прежнего стихийного нечестия. «Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим» (Не имущема има воздати, обема отда). Видишь ли человеколюбивого ссудителя, как Он ссужает, и не берет обратно, как Он непризнательных не цепенит, но расширяет для них Свою руку? «Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим»; отпустил потому, что они не имели, (а) не потому, что не желали; иное (дело) не иметь, и иное не желать. Для примера скажу: Бог ничего от нас не требует, кроме покаяния; потому Он желает, чтобы мы всегда радовались и прибегали к покаянию. Если, при нашем желании покаяться, множество грехов показывает слабость нашего покаяния, то мы не выплачиваем долга не от нежелания, но от недостатка. Поэтому Он говорит: «но как они не имели чем заплатить», чтобы показать, что, увидев их желание отдать долг через покаяние, но невозможность по множеству грехов, как человеколюбец, простил им, не за дело, но за произведение освободил от обязанности долга. «Но как они не имели чем заплатить, не наказав, не пытав, не предав бесчестью, он простил обоим Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил». Гляди на досаду фарисея; он увидел, что словом истины заключен; боясь дать окончательный ответ, «думаю» — решил. Господь не мысль его отметил, но, ухватив ответ, говорит: «правильно ты рассудил» (право судил еси). «И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину — грешницу, отвергнутую тобой, Мной спасаемую? Я пришел в дом твой — твой дом, не мой, полон злословия, — и ты воды Мне на ноги не дал (И обращся к жене, Симонови рече: видиши ли сию жену? Внидох в дом твой — воды на нозе мои не дал еси), на ноги, запыленные для тебя, подъявшие труд, чтобы освободить труждающихся (и) обремененных; ты наполовину почтил: что вверху, тому изумился, а что внизу, тому не послужил. Ты воды не дал на Мои ноги; а она, излив источники слез, смыла нечистоту своего греха. Ты целования Мне не дал (Ты мне целования не дал еси) — о, если бы и Иуда не совершил предательства целованием! — а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги (сия же, отнелиже внидох, не преста облобызающи ми нозе). Ты головы Мне маслом не помазал (Маслом главы моея не помазал еси), потому что елей грешнаго да не намастит главы моей (Пс. 140:5), — как тебе было почтить голову, когда ты пренебрег ногами? — сия же и ноги помазала миром, по пророчеству: «Имя твое — как разлитое миро» (миро излияное имя твое) (Песн. 1:2), излиянное, (а) не излитое. Так как сосуд иудейского ума был гнил, то из вашего сосуда миро излиянное на моих ногах, чтобы через Меня проникла благодать благовония к язычникам. А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие (Егоже ради, глаголю ти: отпущаются ее греси мнози), — за то, что ты, приняв Меня в своем доме, не почтил целованием, не послужил помазанием; а она, получившая прощение многого нечестия, почтила Меня, смешав как бы двойной сосуд, слез и мира». Итак, ублажим жену, покрывшую нечестие Евы, грешницу, блудницу, посредницу благ, показавшую образ покаяния и обнаружившую закон человеколюбия, имевшую защитником самого Судью, победившую слезами плач суда. Сколько вас (здесь ни) присутствует, поревнуйте тому, что вы слышали, и возьмите в пример не страсть блудницы к удовольствию, но плач ее. Удовольствие родило плачь, плач доставляет освобождение. Омойте свое тело не водой, но слезами, помажьтесь не миром, но целомудрием; оденьтесь не в шелковые ткани, но в нетленную одежду спасения, чтобы вам получить ее славу, воссылая благодарность агнцу Божию, берущему грех мира. Ему слава и честь и поклонение, с Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

На слова: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26:39)

В великую пятницу

УЧИТЕЛИ церкви похожи на чадолюбивую мать, переносящую всякую тягость и труд для воспитания своих милых детей. Как она предлагает свои сосцы, доставляющие неистощимую молочную пищу милому дитяти, так точно и учитель церкви, предлагая свой ум детям церкви, побуждает охотно извлекать словесное молоко. И как мать, после времени молочной пищи, служит для жизни своих детей тем, что дает твердый хлеб вместе с овощами, приготовленными на огне, таким же образом и учитель, после оглашения божественными словами, как бы после молочной пищи, дает питающимся от него детям труднообъяснимый хлеб слова, вместе с разными толкованиями и учениями Писания. Поэтому и мы, возлюбленные, после того, как напитали вас молоком легких слов в предыдущие дни, теперь поведем к рассмотрению учений: Дух Святой приготовляет для вас здравое слово наставления. На трапезе Писания нам предложен такой хлеб слова: почему Господь наш Иисус Христос, пришедший за жизнь всех принять на Себя страдание и смерть, перед славным крестом говорит: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Отче, аще возможно есть, чаша сия да мимоидет от мене)? Многие, не поняв мудрой цели и не вникнув в сокрытое в этом изречении сокровище, говорят о Его робости. Но мы, возлюбленные, побеседуем с Ним, как дети, чтобы вам, как детям, усвоить мысли Его. Скажем Ему, не как совершенные, но как дети: «Почему, Господи, перед страданием за нас, перед распятием на кресте, Ты робеешь и молишься, говоря: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия? Если Ты сам Себя истощил, приняв образ раба, когда никто Тебя не принуждал, зачем теперь Ты о другом просишь и говоришь: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия? Ты ведь сдерживался и спешил пить эту чашу. Ты говорил: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (крещением имам креститися, и како удержуся дондеже буду пить его) (Лк. 12:50); и между тем как сдерживаешься и спешишь пить его, (теперь) отказываешься и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Ужели не знаешь, что Ты намерен был претерпеть за нас смерть? И ведь Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (подобает Сыну человеческому быть предану и пострадати и в третий день востати) (Мф. 16:21); почему же перед самим крестом Ты отказываешься и говоришь: «если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты этого желал, зачем порицал своего ученика Петра, препятствовавшего Тебе? Ты говорил: «Должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть»; а Петр говорил: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» (милосерд ты Господи: не имать быти тебе сие) (ст. 22); (тогда) вознегодовав на него, Ты говорил: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (иди за мною сатано, соблазн ми еси: яко не мыслиши, яже Божия, но человеческая) (ст. 23). Если Ты порицал его тогда, как по–человечески говорящего, зачем теперь ищешь того, чему он тогда препятствовал, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Мы научаемся, что Ты творец видимого и невидимого; прикосновением руки исцелял от болезней, словом укреплял разрушившиеся тела мертвых, потоки крови иссушал краем одежды, пятью хлебами напитал до сытости пять тысяч мужей, повелевал ветрам и морю, и все Тебе с трепетом повиновалось; и, совершитель стольких чудес и разрушитель смерти, теперь Ты боишься смерти, и говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? И если Ты боишься смерти, на кого впредь будет у нас надежда жизни; и если боишься смерти, то почему говоришь: «Я… воскресение и жизнь» (аз есмь жизнь и воскресение) (Ин. 11:25)? Жизнь и воскресение никогда не боятся смерти. Что же значит, что Ты говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»? Разве Ты не знаешь, знающий все прежде бытия его, не знаешь — возможно, или нет миновать этой чаше? Почему Ты говорил: «никто не знает Отца, только Сын» (Мф. 11:27)? Ты знаешь Отца, Которого ни в чем Ты не больше, а о чаше не знаешь, возможно ли ей миновать? Почему же Павел говорит: «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» (несть тварь неявлена пред ним, вся же нага и объявлена пред очима его); и еще: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (живо бо слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и преходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судително помышлением и мыслем сердечным) (Евр. 4:13, 12)? Если нет перед лицом Его твари неявной, все обнажено и объявлено в глазах Его, почему Ты теперь, будто не знающий, говоришь: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», если только в этом слове нет какой–либо сокрытой тайны? Не подходяще, Господи, к Тебе это слово, так как Ты Бог, Сын Божий, Слово, Мудрость, Сила, Свет, Солнце правды, Источник бессмертия, Жизнь вечная, Воскресение для нас, умерших от греха. Отче, аще возможно есть, чаша сия да мимоидет. О, как трудно проникнуть в это слово, рассмотреть и обсудить его! Как тесно (оно) и мучительно для многих людей! Научи нас, Господи, этой тайне Твоего слова; мы Твои, и в Тебя уверовали. Пусть не поднимается в своем злословии исполин Евномий, и не порицает воинства Израиля Господня; он нас порицает, и против Тебя, нашего Владыки, поднимается бесчестье. Возбуди в нашем сердце ум, как у кротчайшего Давида; дай нам один камень слова, чтобы, метнув им, разрушить сущность их нечестия, чтобы узнало сегодня все воинство, что Ты Господь всевышний, один только по всей земле (Пс. 82:19). Велик у нас сонм еретический, говорящий: «Видишь, как Он боится и робеет; видишь, как молится Отцу словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Теперь Евномий радуется, теперь Арий веселится, как нашедшие хульные слова, шипящие против истины. Но не веселитесь вы, иноплеменники! Сокрушено ярмо нашего мучителя. С нами Бог (Числ. 14:9)! Знайте, язычники, и покоряйтесь; если опять усилитесь, опять будете побеждены; и если совет совещаете, разорит Господь; уста Господни сказали это — «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». О, чаша, исполненная жизни и бессмертия! Из нее, осквернив своим зловерием, Евномий и Арий напояют ближнего коварной гибелью, считая горечью ее сладкое смешение мыслей, и не боясь голоса Писания, говорящего: «Горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей (горе напаяющему подруга своего развращением мутным) (Авв. 2:15); горе говорящим горькое сладкое, и сладкое горькое; полагающим свет тьмой, и тьму светом; Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» (горе иже мудри в себе самих, и пред собою разумни) (Ис. 5:20, 21). Мы же, возлюбленные, взяв чашу Господа нашего, с любовью почерпнем преисполняющего ее учения. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия»! Не по твоему, Арий — будто робеет Господь наш, или боится смерти; почему Он боялся бы, когда имел власть умереть и не умереть: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (область имам положити душу мою, и область имам паки прияти ю) (Ин. 10:18)? Если бы Он принуждался кем–нибудь, то ты верно бы сказал, что Он робеет; а теперь Он сам говорит: «Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее», т. е., «Я никем не принуждаюсь. Но как Я сам Себя истощил, приняв образ раба, без принуждения кем–либо, и Себе самом устроил тело для жительства: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его» (премудрость созда себе дом) (Прит. 9:1), — таким же образом могу и разрушенное смертью Свое тело воскресить для жизни. Я есмь говорящий: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю) (Ин. 2:19), так что ни из робости, ни из страха смерти Я говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», но предлагая слово сокрытой тайны. Это изречение есть приманка для диавола; Мне нужно было уловить его этим изречением.

И, увидев это, из страха избегает поставить многоценный для Меня трофей креста. Что Мне делать? Как мудрый рыбак, Я делаю вид, что робею, — делаю вид, что боюсь смерти и говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», чтобы он, заключив из этих моих малодушных слов, что Я робкий человек, избегающий смерти, поспешил поставить посреди земли тайну крестного древа, будто бы против Меня. Мне нужно было, как мудрому рыбаку, воспользоваться искусством против него; Мне нужно было все претерпеть за жизнь всех. Если он от начала воспользовался хитростью для погибели Адама, тем более Мне нужно было воспользоваться для спасения всех. Коварными словами он обманул Адама; божественными словами: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» обманывается он, коварный. Если бы рыбак, когда опускает уду в море, не надевал на нее червя, и не показывал его будто ускользающим, рыбы не бросались бы к нему. Я облек уду Моего божества червем тела; опустил уду, сокрытую в червь тела, в глубину этой жизни; если бы червь не двигался подобно червю, не пришел бы тот, кому нужно было уловиться удой. Мне нужно было принять вид червя и сказать: «Я же червь, а не человек» (аз есмь червь, а не человек) (Пс. 21:7), чтобы он подбежал и ухватился за уду, и был бы вытащен Мной, и исполнилось бы написанное у Иова: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана» (извлечешь же змия удицею) (Иов. 40:20). Я становлюсь как бы робким человеком, становлюсь как бы убегающим смерти, говорю: «душа Моя скорбит смертельно» (прискорбна есть душа моя до смерти) (Мф. 26:38), говорю: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он с радостью и весело слушает эти слова; спешит делать враждебное для Меня. И что же говорит сам в себе? «И это человек. Я поглотил Авраама, Исаака, Иакова, патриархов и пророков; поглощу и Его. Вот Он робеет, как человек; Он человек; поглощу Его». Он поглотит Меня, как человека, и Я окажусь в утробе его Богом совершителем. «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Он поглотит закваску тела, и Я окажусь негасимым углем божества, страшно сжигающим его внутри: «Огонь пришел Я низвести на землю» (огня приидох воврещи на землю) (Лк. 12:49). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия, Я буду говорить, как агнец; не желаю, чтобы он видел сверкающий меч божества, чтобы не убег он, волк. Он поглотит Меня, как агнца, и изнутри уязвится изощренным мечом: не мир пришел Я принести, но меч (не приидох воврещи мир на него, но меч) (Мф. 10:34). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Я скрою пастыря Бога в агнце тела; не желаю обнаружить пастыря Бога, чтобы не убежал волк; волк уходит, если видит пастыря. Я буду говорить, как агнец. Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Буду говорить, как агнец, не имеющий пастыря; Я сделался как бы беспомощным человеком. Поглотит Меня, как агнца, и сокрушится изнутри крестным посохом пастыря. Он сгрызет зерно горчичное, и Я окажусь для него остротой страшно мучительного божества; он сгрызет Меня, как человека, и Я окажусь крепким камнем, сильно сокрушившим его зубы, чтобы он научился не сгрызать более людей; и исполнится написанное: «Боже! сокруши зубы их в устах их» (Бог же сокрушит зубы его во устех его) (Пс. 57:7). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Если бы он знал, какова эта чаша, от которой Я отмаливаюсь, он молился бы, чтобы она миновала; против него она жало, а для моих спасение. Когда он Меня поглотит, тогда почувствует, Кого поглотил; когда он увидит, что Мной скрывается солнце, омрачается день, тогда и сам огорчится; и исполнится написанное: «Ад преисподний пришел в движение ради тебя» (ад доле огорчися, срет тя) (Ис. 14:9). Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия. Пусть не смущают вас эти слова, мудро произносимые; подождите, и увидите вывод из Моих слов, и тогда изумитесь мудрости их. Он думает, что глупо ухищрение Мое; а не знает, что немудрое Божие премудрее человеков (буее Божие премудрее человек есть) (1 Кор. 1:25); он думает отсюда, что Я самый немощный, а не знает, что немощное Божие сильнее человеков (немощное Божие крепчае человек есть) (ст. 25); не знает, что Я буду пить чашу, он упьется и омрачится, а мои возбудятся и станут бодрыми. Теперь он с радостью слушает эти Мои слова: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Когда поглотит Меня, когда увидит, что камни раскалываются, гробницы и могилы открываются и сам он сокрушается, и мертвые встают и восходят на небо, тогда он раскается и будет печалиться над тем, чему теперь радуется. Он не знает, что самому себе ставит западню, которую ставит, и сам попадется, по писанному: «Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил» (ров изры, и ископа и, и падет в яму, юже содела) (Пс. 7:16). Он не знает, что крест, который он намерен поставить — для Меня постель, для него крест; для Меня почивальня — для него смерть. О, чаша, жало для диавола, пугало демонов, веялка грехов, устроительница жизни, умилостивление для грешников, чаша бессмертия! «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Обаче не якоже аз хощу, но якоже ты). Он узнал, несчастный, что все стало, что Я сказал; он слышал Мои слова: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня» (благодарю Тебя, Отче, яко услышал еси мя. Аз же ведех, яко всегда мя послушаеши) (Ин. 11:41, 42). Так как Я молился, чтобы миновала чаша смерти, то, чтобы ты не думал, вследствие молитвы о миновании чаши, будто дело креста стало слабым, Я делаю сомнительный вывод из Своей молитвы, и говорю: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Отцу Своему Я приписываю власть над смертью, хотя сам имею власть положить душу Свою, и власть имею опять взять ее. Я покрываю Свое божественное достоинство духовными листьями, покрываю властность Своего божества человеческими словами, говорю: «не как Я хочу, но как Ты». Он, слепец не знал, что Моя воля и Отца Моего одно: «Все, что имеет Отец, есть Мое» (вся, елика имать Отец, моя суть) (Ин. 16:15), и: «Я и Отец — одно» (аз и Отец едино есмы) (Ин. 10:30). Впрочем, не как Я хочу, но как Ты. Он повесит зерно хлебное, и когда поглотит Меня, увидит, что сам удавливается тройной петлей». Но может быть кто–нибудь из слушателей спросит: «Неужели Христос посмеялся над диаволом, или возможно ли было насмехаться над ним?» Ему мы скажем: прочитай Писание, и найдешь, что сам Отец говорит Моисею: «что Я сделал в Египте» (видишь, елико наругахся Египтяном) (Исх. 10:2). Так и Господь посмеялся над диаволом и демонами. Нужно было, чтобы он был осмеян, как безумец, за свое великоречие и слова: «Силою руки моей и моею мудростью я сделал это, потому что я умен: и переставляю пределы народов, и расхищаю сокровища их, и низвергаю с престолов, как исполин; и рука моя захватила богатство народов, как гнезда; и как забирают оставленные в них яйца, так забрал я всю землю, и никто не пошевелил крылом, и не открыл рта, и не пискнул» (крепостью Моей сотворю и разумом рук моих отъиму пределы языков, и вселенную всю как гнездо возьму, и яко оставления яйца возму, и никого не будет, иже противу мне речет) (Ис. 10:13, 14). Нужно было, чтобы он и демоны были осмеяны, чтобы обнаружилось, что в таких своих похвальбах они неразумнее даже детей. Поэтому и не знали, что делали: «ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли) (1 Кор. 2:8). Также и пророк предвозвестил об этом драконе, что он будет осмеян: «там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем» (змий сей, егоже создал еси ругатися ему) (Пс. 103:26). Но, чтобы не казалось, что излишним удлинением слова мы препятствуем желающим после нас еще яснее передать мысль Писания, здесь прекратим свое Слово. Мы были вызваны сказать по поводу той же самой главы, не потому, что можем говорить без пропусков, но чтобы объяснить по своим силам, и дать повод любознательным: «дай [наставление] мудрому, и он будет еще мудрее» (даждь премудрому вину, и премудрший будет) (Прит. 9:9). И вы, возлюбленные, собрав из Писания, в подкрепление сказанному, старайтесь еще больше уяснить трудную мысль — Господь наш не по робости, как выше у нас сказано, уклоняется от чаши смерти, но по божественному устроению, чтобы по моим ничтожным словам и мыслям и вашим трудам воссылалась слава Христу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

На притчу в Евангелии Луки, в которой говорится: «Некий человек шел и попался разбойникам» (Лк. 10:30)

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, по божественному апостолу, «бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду» (текущии в позорищи, вси убо текут, един же приемлет почесть) (1 Кор. 9:24). Шел сегодня иерей, шел и левит, и только самарянин получил награду. Он без труда опередил ушедших вперед; чего не совершили наученные закону, то с успехом сделал иноплеменник. Они, увидев в другом собственную природу в опасности, заключили свое сострадательное сердце и, сомкнув глаза, прошли как бы мимо лежащего мертвого столба, как никогда был не милосерд богач к брошенному перед его дверями Лазарю; неверный же самарянин, верный более иудеев, забыв о своем деле, утешил незнакомца, и, забыв о своей настоятельной нужде, поспешил к ухаживанию за пораженным, и, не зная закона, исполнил его, совершив все по закону: «ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (егда бо языцы не имуще закона естеством законная творят, сии закона не имуще, сами себе суть закон: иже являют дело законное написано в сердцах своих, спослушествующей им совести, и между собою помыслом осуждающим) (Рим. 2:14, 15). Итак, что же говорит евангелист? «Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым» (Человек некий схождаше от Иерусалима во Иерихон, и в разбойники впаде: иже и совлекше его, и язвы возложше отъидоша, оставлше едва жива суща). По приключению [8] же «один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (священник некий схождаше путем тем, и видев его, мимоиде. Такожде же и левит, быв на том месте, пришед и видев, мимоиде. Самарянин же некто грядый, прииде над него, и видев его, милосердова: и приступль обвяза струны его, возливая масло и вино: всадив же его на свой скот, приведе в гостинницу, и прилежа ему. И наутрия изшед, изем два динария даде гостиннику, и рече ему: прилежи ему и, еже аще прииждивеши, аз, егда возвращуся, воздам ти) (Лк. 10:30–35).

Иерусалим — рай, Иерихон — этот мир; человек, шедший из Иерусалима в Иерихон — первозданный Адам; по изгнанник из рая, он шел в Иерихон, т. е., в этот мир. «И попался разбойникам» (И прийдя, в разбойники впаде), т. е., к жестоким лукавым демонам; они сняли с него одежду бессмертия, которую он носил до греха; одели его в листья смоковные. Почему в листья смоковные? Потому что они жестки и горьки. Так как после греха приключилась с ним жесткость дел и много горечи, то, поэтому, он был одет в листья смоковные. «Изранили его» (И язвы возложше), т. е., житейские страдания. Именно: «со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; в болезни будешь рождать детей» (в поте лица твоего снеси хлеб твой: терния и волчцы возрастит тебе земля; в болезнех родиши чада) (Быт. 3:19, 18, 16); это раны для души. «Ушли, оставив его едва живым» (И отъидоша, оставлше его едва жива суща): преступив заповедь Божию, Адам не был ни между живыми, ни совершенно мертвым, так как не вполне отказался от Бога. «По случаю один священник шел тою дорогою» (По приключению же священник некий схождаше путем тем). Не сказал: по случаю, но: «по приключению»; «по случаю» — (значит) «не предусмотрено, неожиданно, когда происходит что–либо с кем–нибудь само собой»; «по приключению» — (значит) когда кто–нибудь совершает что–либо по промыслу Божию; здесь по промыслу Божию шел иерей тем путем. «И, увидев его, прошел мимо. Также и левит» (И видев его мимоиде. Такожде же и левит). Кто иерей, и кто левит? Иерей — закон Моисея, а левит — слово пророческое. Они, по промыслу Божию, пришли для ухаживания за израненным разбойниками; не будучи в состоянии исцелить его, прошли мимо. Когда у них не было силы восстановить лежащего, идет самарянин, который есть Владыка Христос, страж наших душ. «Самарянин» — значит «страж». Он сказал: «Самарянин же некто, проезжая, нашел на него» (самарянин же некто грядый, прииде); не сказал, что «пришел к нему», но «нашел на него», т. е., принял, как он, плоть — подлежал телесной страсти, как он, но без греха. «И, увидев его, сжалился, и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино» (И видев его, милосердова над ним, и приступль обвяза струны его, возливая масло и вино). Что такое повязки, и что елей, и что вино? Повязки — повеления Христа, елей — святое миропомазание, вино — таинство веры. Этими тремя врачуются наши душевные раны. Что говорим, знают новонаставляемые. «И, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу» (Всадив же его на свой скот, приведе в гостинницу). Собственным скотом Христос называет тело, которое Он принял для нас от пренепорочной Девы. Он посадил на Свой скот израненного разбойниками, так как, по пророку Исаии, «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни» (Он немощи наши принял и болезни понес) (Ис. 53:4). «Привез его в гостиницу», т. е., в святую церковь; и заботился о нем сначала сам. «А на другой день, отъезжая» (Наутрия же изшед), т. е., после святого воскресения, «вынул два динария, дал содержателю гостиницы» (изъем два динария даде гостиннику). Кто «содержатель гостиницы» (гостинник), и что такое «два динария»? Содержатель гостиницы — апостол Павел, поставленный во главе церкви из язычников; он назван гостинником, потому что всех принимает, и всех влечет к спасению. Христос после Своего воскресения, вынув два динария, Ветхий и Новый Завет, дал содержателю гостиницы и сказал ему: «позаботься о нем»; «тебе вручаю народ языческий, израненный самыми жестокими разбойниками; только заботься о нем; и что издержишь лишнее, то Я отдам тебе, при Своем возвращении». Что издержал Павел сверх динариев? Четырнадцать посланий, которые он рассылал язычникам. Что значит — «когда возвращусь, отдам тебе» (егда возвращуся, воздам ти)? «При втором Своем пришествии, когда приду судить живых и мертвых, при возвращении Своем, Я отдам тебе то, что ты издержишь лишнего», как и сам Павел говорит: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный судия: не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление его) (2 Тим. 4:7, 8). Да будет, чтобы и нам всем получить такой венец, по благодати и человеколюбии Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

На рождение святого Иоанна пророка, Предтечи и Крестителя

БЛАГОВРЕМЕНЕН день праздника и всеобщей радости, в который мне пришли на мысль служение Гавриила и священство Захарии, и я думаю об осужденном на немоту за неверие. Вы слышали евангелиста Луку, открывшего нам сегодня душеполезную врачебницу. Евангелист Лука был врачом и по искусству; но тогда он (был) целитель тел, а теперь попечитель о делах; он заменил искусство искусством, и принял на себя вместо одного попечения другое. Итак, что же Лука, прекрасный врач? Вы сейчас слышали его слова: «по жребию, как обыкновенно было у священников, досталось ему войти в храм Господень для каждения, а все множество народа молилось вне во время каждения, — тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного. Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него. Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн» (по обычаю священничества случися ему покадити, и вошел в храм Божий Захария: и все множество людей бе молитву дея вне, в год фимиама. И вот ангел Господень явился ему, стоя одесную олтаря кадильнаго: и смутися Захария видев, и страх нападе нань. Рече же к нему ангел: не бойся Захарие: зане услышана бысть молитва твоя, и вот жена твоя Елисавет родит сына тебе, и наречеши имя ему Иоанн) (Лк. 1:9–13). О, странное и таинственное чудо! Справедливо Захария возразил ангелу. Он требовал одного утешения, и получил другое; молился за народ, и назван был отцом сына; искал прощения грехов, и получил обещание от бесплодной утробы. Захария более желал исцеления душ согрешивших, чем беременности Елизаветы. Справедливо Захария смутился и устрашился; человек он был нрава рабского, хотя и облечен был священным достоинством. Сказал Захария тотчас в своей душе, как только увидел ангела: «Странен приход этого человека, странно его обещание! Кто это, что смело вступает в священный храм? Кто это, что стоит справа алтаря кадильного? Кто это, что блестит образом чуждого вида? Кто это? Я не видел человека с крыльями, ни птицы в образе человека; кто это, что наполняет мою душу страхом? Кто это — светоносец по устам, говорящий великое, при закрытых устах? Кто это — наблюдатель за моей чредой? Кто это, что препятствует моему ходатайству? Народ, вне молящийся, ожидает меня с ответом от Царя небесного, и этот задерживает меня внутри; через меня они приносили моления к Царю, прося прощения в грехах; об этом я молюсь, чтобы исполнить желание народа, чтобы показать действие своей чреды; итак, перестань, кто бы ты ни был, устрашающий меня! Если ты ангел, посланный Богом, то содействуй в моем деле, сострадай вне плачущим, сокрушайся с сокрушающимися; отойди! Кто ты, устрашающий меня? Я нисколько не думаю о сыне; зачем ты обещаешь мне сына? Что за выгода для народа, если у меня будет сын? Что за польза, если Елизавета станет кормить грудью дитя? Что за выгода, если я оставлю наследника? Отойди, устрашитель мой, кто бы ты ни был, отойди от меня! Мы стары; миновало время зачатия; погасла страсть брака; время охладило жар; неплодное отвергло плод; природа восстала против самой себя; мы оба мертвы для смешения; юность не цвела, — как старость произрастит?» Так (сказал) Захария. Ангел же говорит ему, как ты сейчас слышал: «не бойся, Захария, не смущайся помыслами; я ангел света, а не тьмы; я Гавриил, один из начальников у Царя небесного; исполняю повеление, не по своей власти приказываю; я послан объявить тебе, а не сделать над тобой насилие; облечен я видом, а не в обнаженном существе являюсь перед тобой; пославший меня щадит твою жизнь; не бойся, Захария, я послан благовестить тебе, а не изумлять тебя; ты превзойдешь старость, и седое бесчадство и бесплодную утробу; и кто рождает по желанию? Это дар Божий, не изобретение человеческое; разве ты не слышал слов Господа: «Я — творец человека, и образовавший (созидаяй) в человеке дух» (Зах. 12:1)? Не веришь, Захария? А как был создан Адам, как Ева была сотворена, как Исаак был рожден? Авраам в послушании не ошибся; а ты, иерей, не веришь! Неужели бессильно у Бога всякое слово, Захария? По своей старости ты возражаешь, старец, телесное омертвение полагаешь сильнее Бога. Если бы ты не видел примера Авраамова, то основательно сомневался бы; ссылаешься на немощь природы, и не веришь настоящему божественному обещанию, но сомневаешься и споришь? О малом ты просишь, и много получаешь, и, как бы перенося наказание, кричишь, Захария. Ты молишься только об иудейском народе, а я благовествую тебе о том, кто все племена приготовит к спасению». Захария, услышав это, и, немного отвратив свой взор, в ответ говорил ангелу: «Что ты говоришь, ангел? Родит жена моя? Что же — об этом я молился, или совершаю каждение в свою чреду ради того, чтобы перед народом выказать свою плодородность? Я прошу о прощении грехов, и ужели сверх этого пожелаю разрешения неплодства? Желаю для народа облегчения, неужели для Елизаветы обременения? Я призываю израненные души к уврачеванию, и неужели, чтобы иссохшие сосцы стали млекоточными? Что ты говоришь, ангел? Жена моя родит? И что за выгода в этом для вне молящихся? Ужели, услышав, не побьют они меня камнями, со словами, что я становлюсь главным иереем не за них и для общеполезного спасения, но только за самого себя, что не благословение, а сына я принял? Я нисколько не думаю о деторождении; отойди! Я этого не желаю; о чем я молился, того не получил; и теперь ты мне объясняешь одно вместо другого; я нисколько не думаю о деторождении; теперь несчастье бесплодства; неужели от времени не прекратилась страсть, и от немощи природы — соитие? Я нисколько теперь не думаю о деторождении. Мы не можем ходить без посоха, и как теперь нам повелевают начать свое деторождение? Старость отвергает природу; это дело вне веры; в гроб мы глядим, и будем нанимать кормилицу? Я нисколько не думаю о деторождении, я ищу спасения народа и счастья племени, пленения врагов и благоденствия города, а не детского плача, пеленок, и кормления; я нисколько не думаю об этом. Как я окажусь отцом природного сына? Старость отталкивает от себя веру; вне природы это дело; я иду с посохом, как с конем, и ты побуждаешь меня к брачному делу, когда все тело мое стало гробом? Чем мне убедиться в этом, скажи мне, великий Гавриил (нужно незнающим знать, что Гавриил — значит «человек Божий»)? Скажи, чем мне убедиться в этом? Вот мои члены трясутся, вот по старости мы оба в землю смотрим. Если бы один был молод, а другой состарился, была бы некоторая надежда на сказанное; теперь тело нас обоих дряхло; ничего другого мы не ожидаем, кроме серпа смерти, как зрелые колосья во время жатвы; если ты во всем истинен, что говоришь, владыка Гавриил, то дай наперед какое бы то ни было знамение, вручи мне залог обещанного чуда.

Чем мне убедиться в этом, о, ты, приносящий нам на землю прекрасное благовестие свыше? Зачем, ангел, преднарекаешь мне имя сына, и исчисляешь добродетели еще не существующего? Покажи мне то, что свыше природы, чтобы мне поверить тому, что против природы. Если небо станет шатром, и я обновлюсь; если море измерится, и жена моя Елизавета станет матерью; если солнце будет задержано, и иссохшие сосцы источат молоко; если луна низвергнется, и иссохшая утроба увлажнится. Чем мне убедиться в этом, ибо я стар, и жена моя в летах преклонных (аз бо есмь стар, и жена моя заматоревши во днех своих) (ст. 18)?» Ангел (говорит) Захарии: «Ты требуешь от Бога ручательства? Считаешь немощь сильнее Владычного обещания? Не боишься наперед расспрашивать приносящего тебе благовестие? «Чем мне убедиться в этом?» — говоришь, Захария? Разве тебя посылают в Египет, чтобы устрашить фараона? «Чем мне убедиться в этом?» — говоришь, Захария? Разве ничего сверхъестественного Бог не делает? Ты спрашиваешь последовательности у природы, и не видишь изумительного дела божества. Скажи мне, Захария, на чем укреплены столпы земли? Чем поддерживается свод неба? Где изобретаются вместилища облаков? Где образуются капли дождя? Где создаются хлопья снега? Кто руководит течением солнца? Кто отграничивает умаление луны? Кто исчислит множество звезд? Море во время бури как удерживается песком? Как смешиваются теплые потоки? Как создается мрак тумана? Как образуется человек в утробе? И как женский пол оказывается слабее мужского? Богоподобная душа как сразу оказывается в теле? «Чем мне убедиться в этом?» — говоришь, Захария? Ты ищешь последовательности природы, где дело Божие? Не веришь, что может родить бесплодная? Что же — если услышишь, что Дева сверх ожидания рождает? И может ли быть прежнее неверие верой? И за то теперь наказывается неверие в виду бесплодности, чтобы ты не усомнился в чуде в виду Девы: и вот, ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить» (будеши молча и не могий проглаголати) (ст. 20). О, человеколюбивое наказание, производящее скорее исправление! Ангел вразумляет поколебавшийся голос, обуздывает дерзкий язык: «и он объяснялся с ними знаками, и оставался нем» (бе помавая им: и пребываше нем). Хорошо у евангелиста записано и это — «оставался» (пребываше); молчание ожидает рождаемого голоса, Захария — Иоанна, старец — сына, иерей — пророка. Этим ангел говорит: «Так как ты, как неверующий, ищешь знамения от Бога, то прими биченосное знамение в собственном своем теле: ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется (будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия). Где орудие противоречия, там и мщение; где необдуманная смелость, там и воспитательная вожжа; где была дерзость, на том и наказание. Бог желал, Захария, чтобы ты сделался проповедником такого чуда: рождается начальник воинства Царя небесного и предуготовитель освобождения мира от грехов. Так как ты сделал для себя немощь тела сильнее Владычного обещания, то за это ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты (будеши молча и не могий проглаголати, до негоже дне будут сия: зане не веровал еси словесем моим, яже сбудутся во время свое). Видишь ли, что без веры ничто из должного не совершается!» Только что услышал Захария эти слова, тотчас вышел из храма с молчанием, наградой за неверие. О, чудо! Он вошел для освобождения других, и сам вышел осужденным; принося богослужебное каждение, вынес знак изгнания. Народ ждал услышать что–нибудь благое от него, а он выражал знаками: «Никто пусть меня не спрашивает; я устрашаюсь Владычного негодования». О, изумительные дела! Захария обуздывается, и Елизавета благоденствует; язык немотствует, и утроба беременеет; болтливый язык бесплодствует, и бесплодная делается матерью; болезнь утробы переселяется на язык; речь обуздывается, и рождаемое освобождается; Захария молчит, и Иоанн играет. Лишь только бесплодная увидела Деву, утренняя звезда заметила солнце, — и сильно взыграл Иоанн в материнской утробе, обвиняя медлительность природы; «Я, — говорит, —

О, изумительные дела и чудеса! О чем не ведали на небесах ангелы, узнал Иоанн, во утробе носимый, и говорил матери своей. Для престолов Он был незаметен, и носимого во утробе приходящий Бог не опередил; от Господств Он скрыл, и тайну домостроительства открыл носимому во чреве; и с каким благовестием пришел архангел к Богородице, (это) внушил внутри играющий младенец. Пришедший Освободитель нашего рода, будучи во чреве, прибыл к Своему другу, Иоанну; и видно было, что Создатель приветствует создание, что Царь пребывает в шатре воина, что Владыка входит в дом раба. Иоанн, увидев из утробы находящегося во утробе, старался превзойти границы природы, говоря: «Я не знаю ограниченного природою Господа, (и) не буду ждать времени рождения; мне не нужны для рождения девять утробных месяцев; не нуждаюсь в этом теперешнем заключении; и почему не выйти из уз, удерживающих меня? Я выйду, кратко объявлю значение дивнаго дела; я печать божественнаго пришествия; я труба воплотившагося Бога Слова; вострублю, и отцовский язык сделаю красноречивым; вострублю, и материнскую омертвевшую утробу оживлю». Смотри странность тайны: еще не рождается, и говорит игранием; еще не является, и угрожает; еще не может взывать, и слышен в деле; еще не учит жизни, и наперед проповедует Бога; еще не видит света, и узнает Солнце; еще не рождается, и спешит предтекать; не переносит задержки, при пришедшем Владыке; не желает ожидать срока рождения, но старается разрушить темницу чрева, и усердно объявляет о грядущем Спасителе, игранием восклицая: «Прибыл разрушитель оков, и зачем мне удерживаться в узах? Пришел создавший все словом, и зачем мне ожидать срока природы? Выйду, предтеку, проповедую, возглашу всем присутствующим: «Вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира» (се агнец Божий, вземляй грех мира) (Ин. 1:29)». Таково играние Иоанна, или лучше, слова.