И отдал их под стражу на три дня. Для того, может быть, чтобы дать время избрать одного, который бы возвратился к отцу и привел бы последнего брата; ибо вначале никто не вызвался на сие горестное поручение.

Я боюсь Бога. Сими словами Иосиф довершает торжество истины над совестью своих братьев, которое вскоре и делается видимым (21). Видя иноплеменного властителя, из страха Божия удерживающегося от жестокости против пришельцев неизвестных и почитаемых соглядатаями, с какими угрызениями долженствовали они вспомнить: боялись ли Бога тогда, когда ожесточились против своего брата, почитая его соглядатаем своих поступков!

Один брат из вас да содержится в доме заключения вашего. Дав почувствовать братьям силу строгого суда, для достижения своего намерения Иосиф смягчает свое определение, вероятно, для того, чтобы не причинить тяжкой печали отцу своему.

За то постигла нас скорбь сия. Братья Иосифа счастливы тем, что и в греховном состоянии сохранили уверение о премудром и праведном Провидении. Сие уверение становится теперь источником их покаяния, очищения и спасения. Счастлив, кто умеет по их примеру изъяснять свои несчастия.

Ибо между ними был переводчик. Хотя еврейский и египетский языки суть отрасли одного корня, однако неудивительно, что египтяне имели нужду в переводчике для евреев, подобно как во времена царей простой народ Иудейский не мог разуметь Халдеев (4 Цар. XVIII. 26).

Из настоящего случая некоторые выводят, что в доме Иакова употреблялся язык ханаанский, а не еврейский; ибо говорят: откуда еврейский переводчик в Египте? Но удивительно ли сие, тогда как еврейским языком недалеко от Египта говорили уже многие и многолюдные племена, кроме Иаковлева, как то: племена Измаила, Хеттуры, Исава? Если же и подлинно на ханаанском говорили сыны Иакова в Египте, можно ли заключить из сего, что в их доме не было собственного, еврейского языка?

И взял из них Симеона, и связал его пред глазами их. Иосиф не касается Рувима, как менее виновного; на Симеона же слагает всю тяжесть бедствия, конечно, как на виновного более прочих. Будучи старшим после первенца, Симеон мог бы, соединясь с сим, удержать и прочих от преступления; он сего не сделал. Судя по его свойствам, какие открываются из его поступка с Сихемлянами и из решительного отзыва самого Иакова (XLIX. 5 — 7), можно догадываться, не он ли был первою причиною несчастия Иосифова.

А серебро их возвратить. Может быть, Иосиф опасался, чтобы недостаток денег не затруднил второго путешествия братьев своих в Египет.

Ослу своему. Если каждый из братьев имел с собою не более как по одному ослу, который должен был нести и хлеб, и путевой запас, и воду, то количество привезенного в дом хлеба не могло быть велико. Итак, Египтяне ли не допускали продажи хлеба в великом числе, или Иаков еще не крайний имел в нем недостаток? Или братья, кроме ослов своих собственно для себя, имели еще ослов, на которых везли хлеб в дом?

Что это Бог сотворил нам? Сие показывает, что и все в то же время нашли серебро свое (XLIII. 21).

Увидев узлы серебра своего, и они, и отец их ужаснулись. Сыны Иакова разделяют удивление и беспокойство с отцом, не открывая ему, что приметили серебро еще на пути, дабы он не сказал: для чего не возвратились в Египет и не отдали оного.

Все это на мою беду. Признавая себя одного несчастным, Иаков чрез сие самое упрекает своих детей или по некоторому подозрению, или по предчувствию того, что они не просто несчастны, а виновны.

Убей двух сынов моих. Залог уверения неправильный, однако свидетельствующий об усердии Рувима к отцу своему.

С печалию. Доразумевается: непрерывною со времени потери Иосифа и безотрадною до конца.