Грешники — ненавидевшие меня, враги мои, — составили засаду, чтоб я попался в их руки, дабы погубить меня. Но так как я ничего не знал и знать не хотел, кроме свидений Твоих, то благость Твоя благоволила принять меня под Свой покров, и я избавлен был от рук их; грешники ждали благоприятного случая, и не дождались. Если искусный лоцман умеет провести судно среди подводных камней, то не тем ли более знает, как провести Своих, Господь среди всех окружающих и сретающих их опасностей? Тут как будто пропущено: Ты взял меня под Свой покров; но мысль эта прямо вытекает из предыдущего: «Твой есмъ аз, спаси мя»; здесь же доразумевается только услышание сей молитвы. Святой Афанасий пишет: «Надлежало бы сказать: внял я разумом (сведениям Твоим) и помышлением о Тебе (молитвенным), привлекшим помощь Твою, привел в недействительность злоумышления их». Или, пожалуй, такая здесь мысль: грешники строят ковы (злоумышления, козни) мне, надеясь погубить меня; но я, оставаясь всегда верным заповедям Твоим и по ним одним направляя шаги мои, миную их ковы и бываю спасен. Я и не знаю, что там или здесь у них творится; но поелику я стараюсь всегда поступать только так, как внушают свидения Твои, то и прохожу безопасною дорогою и делаю тщетными покушения их.

Слова эти можно приложить к мученикам. Чего–чего не употребляли мучители, чтоб отклонить их от веры и таким образом погубить душу их! Но и ласки, и козни их оставались тщетными пред твердыми духом верующими, потому что они ничего не хотели знать, кроме явной воли Господа, завещавшей им исповедать Его пред человеками. То одно, то другое мучение употребляли мучители, ожидая, что вот–вот отвергнутся мучимые Господа Христа; но ожидания их не оправдывались. Святой Амвросий говорит: «Святой, вышедши из судилища, где изречен ему смертный приговор, мог сказать: «мене ждаша грешницы погубити мя», — употребляли то есть все роды казней и мучений; но от исповедания моего отвлечь меня не могли. Вера победила приманки жизни и терзания тела. Ожидали грешники восторжествовать надо мною; но благодарение Христу Господу, даровавшему мне восторжествовать над мучителями моими! Оставайтесь побежденными, чаявшие одержать победу! «Где ти, смерте, жало?» (1Кор.15,55). Не твоя, но наша уже начинает быть победа, потому что мы теперь побеждаем в тебе, в которой прежде были побеждаемы. Итак, прилично мученику сказать: «мене ждаша грешницы погубити мя». Чрез минуту (по усекновении) видит он хоры ангелов и говорит в радости: меня ждали те, которые радуются о спасении всякой души, чтобы взять меня от земли, — видит там славу святых и говорит: меня ждали праведные восприять меня в сожительство свое, — видит Господа Иисуса и говорит: меня ждал Христос Господь, чтоб увенчать меня».

Прилично говорить так и всем подвизающимся в богоугождении. Против них вооружается мир и с прелестями своими, и с своею ненавистью; им строят скрытые ковы исконные враги нашего спасения; и тот и те ожидают успеха, но когда человек, с которым вступают они в борьбу, всем своим умом занят лишь свидениями Божиими, то все покушения их погубить его остаются безуспешными. Как паутину разрывает он все сети врагов, и все стрелы их отскакивают от него, как от несокрушимого утеса. Другим полна душа его, в ином мире витает ум его, к иным предметам питает сочувствие сердце его; потому и искушения не увлекают его, а порождают неприязнь против себя, всеваемую духом молитвенным. Святой Амвросий влагает в уста подвизающегося следующие слова: «Грешники расставляли мне сети, чтоб увлечь меня на грех и заразою его погубить меня; но приманки греха не отвратили меня от созерцания предметов Божественного ведения и не отклонили внимания моего от углубления в заповеди Твои, Господи. В свидениях Твоих был я всем умом моим и только их разумел. Если бы я не был так предан им, то, может быть, грех и увлек бы меня, и я погиб бы: но «се» благодатию Твоею «семь, еже еем» (1Кор.15,10).

Стих девяносто шестой

«Всякия кончины видех конец: широка заповедь Твоя зело».

«Кончина» — окончание дела, может означать и самое дело, предприятие и начинание. «Конец» — предел. Пророк говорит: всякого дела или предприятия и начинания видел я предел; начинается оно, продолжается и приходит к концу своему. Заповедь же Твоя широка зело, то есть не имеет конца; начни ее исполнять и никогда не дойдешь до того, чтобы сказать: кончил, больше не требуется. И еще: всякое начинание и дело занимает известный круг, в котором действует и дальше которого влияние его не простирается. Заповедь же Божия безгранична и так широка, что и предела нельзя ей назначить.

В каком смысле можно говорить так о заповедях? — Во–первых, в том, что преуспеянию во всякой заповеди нельзя положить предела. Степени восхождения или совершенствования в каждой из них не имеют конца. Каждая заповедь обязует к свойственной ей добродетели; но на какую высокую степень ни стань в какой–либо добродетели, никогда не можешь сказать: «довольно», потому что есть еще степень ее, выше той, на которой ты стоишь. Возьмите милосердие: можно ли думать, чтобы кто–либо дошел в нем до последнего предела совершенства, когда пределом этим назначено милосердие Отца Небесного, в Котором все беспредельно? И какую кто ни возьми добродетель, последним пределом ее будет совершенное Богоподобие. А так как этот предел никогда не достижим для твари, то она вечно будет восходить до него и никогда не дойдет. Когда сказал Господь: «будите совершены, яко–же Отец ваш небесный совершен есть» (Мф.5,48), то этим указал Он на обязанность созданных по образу Божию — стремиться к бесконечному совершенству во всякой добродетели. Если же обязательно достигать этого, — а никто не может сказать о себе, что уже достиг, — то отсюда само собою вытекает, что смирение есть самое естественное чувство у всех преуспевающих в добродетелях, и, чем кто выше по добродетелям, тем бывает смиреннее, ибо пред ним открывается бесконечный путь, который предлежит еще ему пройти. Если же бесконечный, то все пройденное — ничто; путь как бы еще и не начат. Потому–то такие люди, при всех усилиях и стремлениях, обыкновенно говорят: «не у достигох… гоню же, аще и постигну» (Флп.3,12). Святой Афанасий пишет: «Это — слова со всяким преуспеянием восшедшего на самый верх добродетели, достигшего совершенного блага, многому положившего и начало, и конец. Ибо окончание первого усовершения служит началом последующего, по сказанному: «егда скончает человек, тогда начинает» (Сир.18,6).

Во–вторых, широка заповедь потому, что вступивший на путь ее вступает в область воли Божией, которая объемлет все сущее и бывающее. Мысль эта стоит в согласии с мыслию первых трех стихов сего восьмистишия, то есть что все и на небе, и на земле покорствует воле Божией. Так как заповедь есть выражение воли Божией, то начавший ходить по заповедям вступает в беспредельную широту, где царствует воля Божия. Тогда как живущий не по заповедям, выходя чрез то из пределов воли Божией, подвергается утеснению и давлению со стороны всего, что покорствует воле Божией, — живущий по заповедям Божиим состоит в гармонии со всем, а благоприятное отношение его ко всему дает ему беспрепятственный простор бытия и действования.

Отсюда вытекает, в–третьих, то, что заповедь широка потому еще, что исполняющему ее дает широту, или полную свободу. Только ходящий по заповедям и собою обладает, и всеми делами своими и всеми отношениями своими распоряжающийся no–Божьему, не подчиняется внешнему, а, напротив, внешнее подчиняет себе. Каждая страсть и страстная привычка есть связка свободы, по которой человек становится рабом ее. Это всякий знает и испытывает на себе. Заповеди даны в противоядие страстям: навыкший исполнению какой–либо заповеди убивает противоположную ей страсть. А пошедший, или направившийся по всем заповедям, убивает все страсти; если же убивает, то уничтожает в них и свойство вязания; а если уничтожается это свойство, то, стало быть, человек получает полную свободу. Вот это именно и есть, как говорит святой апостол, «свобода чад Божиих»; в этом и состоит таинство искупления.

Стихи 97 — 104

Тринадцатое восьмистишие идет под буквою или словом «мем» — «пятно».

Пятно — то же, что порок или недостаток в вещи, а равно нравственный недостаток какой–либо и, наконец, грех.

Рассуждая с этой точки зрения, встречаем вопросы: в чем состоят недостатки или пороки, пятнающие человека, и откуда они, какими следствиями сопровождаются и как поправить их?

В настоящем восьмистишии пророк показывает, как исправляются главнейшие пороки душевные: слепота ума, неправость воли и огрубение сердца, нечувствие. Все они исправляются поучением в законе Божием и верным ему последо–ванием. Жизнь по заповедям открывает очи ума, и тогда он уразумевает все ясно (стихи 97 — 100), возвращает правость воле, упорядочивая все начинания ее (стихи 101, 102), восстановляет в сердце забытое чувство ко всему святому и божественному (стихи 103, 104).