На скрижалях сердца плотяных, — Феофилакт и Экумений переставляют так: на скрижалях плотяных, то есть на скрижалях сердца, или в сердце. Сердце — скрижали Закона, когда оно все пропитано заповедями, или одною волею Божиею, так что ни сочувствия, ни расположения не являет ни к чему, кроме заповедей, или кроме того, на чем есть печать воли Божией. Тогда сердце сочетавается с совестию неразрывно, объединяется с нею, и совесть делается ясным и точным определителем закона жизни о Христе Иисусе и вообще, и в частностях. Апостол представляет дело в идеальном совершенстве, достижимом однако ж. Чтобы сердце дошло до такого совершенства, много нам надо трудов и подвигов. Это состояние современно с чистотою сердца. Почему пророк и молился: сердце чисто созижди во мне Боже и Дух прав обнови во утробе моей. Дух прав обновляется вместе с чистотою сердца, или чрез чистоту сердца. Дух же правый во утробе и есть Духом Бога жива написанное на скрижалях сердца писание закона жизни о Христе Иисусе. — Эту цель имели в виду все святые Божии и мерою достижения ее меряли степени восхождения своего к совершенству.

бб) Слово благовестия не наше, а от Бога и преславно, — преславнее откровения ветхозаветного (3, 4–11)

Стихи 4 и 5. Надеяние же таково имамы Христом к Богу; не яко доволни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но доволство наше от Бога.

Хотя впереди Апостол все относил к слову благовестия и благодати Духа, живописавшего на сердцах коринфян; не мог однако ж умолчать, что то и другое было и служило ко спасению чрез них. Они были ближайшие к коринфянам орудия Божественного на них воздействия благодати. И коринфяне это знали из самого дела. Из уст их шло победительное слово благовестия; чрез крещение, или ими самими, или по их руководству совершавшееся, подавалось возрождение к новой жизни; чрез возложение их рук нисходили дары Святого Духа. Все это ведали коринфяне. Потому когда Апостол возвеличил так дело Божие, в них и на них явленное, мог подать им повод подумать о нем и других содействователях ему более, нежели сколько они суть. Почему и счел нужным оговорить это и представить дело, как оно есть. Он говорит как бы: точно, и мы тут действуем и действуем с полным дерзновением, с полною уверенностию в Боге чрез Христа Господа; и Он никогда не посрамляет нашего упования, но всегда действует чрез нас по всей полноте действий Божественных, каким положил Он совершаться в людях по домостроительству спасения. Но не подумайте о нас что-либо лишнее. Несмотря на все это, чрез нас совершающееся, мы тут — ничто. Не только придумать от себя что-либо к лучшему на людей действию мы не можем, как от себя, но и того, как все действуется, не понимаем. Действия, во спасение от нас исходящие, оказываются полными, и мы являемся будто гожими и способными к совершению их, но сия гожесть и способность не от нас — довольство наше от Бога. Он действует чрез нас о Христе Иисусе благодатию Святого Духа.

Надеяние — имамы, — πεποιθησιν,— уверенность в Боге имеем, что Он не откажет воздействовать чрез нас в том или другом случае, как обетовал и положил, и имеем сию уверенность чрез Христа Господа, ибо действуем в порядке домостроительства спасения, совершенного Господом. Феодорит пишет: «Смело уповаем на Бога всяческих, потому что Христос дерзновение сие дал нам; о себе же не думаем высоко и не из собственных своих помыслов слагаемую предлагаем проповедь». — Святой Златоуст говорит: «Опять все приписывает Богу и виновником всего называет Христа. Не сказал: надеяние имамы таково, по которому одно усвояем себе, а другое Богу; напротив, таково, которым все возлагаем на Бога и Ему вменяем: ибо довольство наше от Бога». Вот Экумениево слово: «Надеяние имамы, дерзаем, говорит, совершенно возлагаемся на Бога, чрез Христа исполняясь воодушевленным к Нему дерзновением; сами же по себе мы нисколько не довольны достойно поработать в сем служении; даже в ум взять не можем величия дел, а не только понять что-либо в нем».

Стих 6. Иже и удоволи нас служители быти Нову Завету, не писмене, но Духу: писмя бо убивает, а Дух животворит.

«Что значит: удоволи нас? — То, что Бог сделал нас способными к таковому служению. Ибо великое дело — сообщить вселенной такие скрижали и писмена, которые гораздо важнее первых. Потому присовокупил: не писмене, но Духу. Вот различие ветхих и новых скрижалей! Моисей принес не Дух, а писмена, а нам вверено преподание Духа» (святой Златоуст). «Сам Бог всяческих преподал нам силу, достаточную к тому, чтобы служить благодати Духа. Ибо предлагаем не ветхие писмена Закона, но новый дар Духа» (Феодорит). «Бог удоволил нас, исполнил силою Своею, сделал нас служителями, пригодными к такому великому и Божественному делу, служителями Нового Завета, не писмене, но Духа. И Закон был духовен, но Духа не подавал, как подает Новый. Нам, говорит, вверено преподание не писмени, как Моисею, но Духа. Апостолы не учение только о духовном и Божественном преподавали, но подавали Духа, возлагая руки на верующих» (Феофилакт).

Вот существо Нового Завета — одуховление верующих. Слово, исходившее из уст Апостолов, было такое же, как и ветхозаветное; и если б апостольское служение одною проповедию ограничивалось, то Новый Завет не был бы выше Ветхого, хотя бы понятия, сообщаемые проповедию, были и выше ветхозаветных. Не в понятиях сила Нового Завета, а в благодати Духа. Слово благовестия только приготовляло к принятию Духа; но дело новозаветное совершал Дух, приемлемый чрез Божественные таинства, коих первыми служителями были Апостолы. Дух, вошедши в сердце, не писал только Новый Завет, но совершал его, преобразуя внутреннего человека по духу Нового Завета. Дух все делал: Он и веру воображал; Он и новую жизнь устроял; Он пути жизни направлял. И тут Апостол не новое что возвещает, а указывает исполнение того, что предвозвещено издревле пророками. Пророк Иеремия предрекал: се, дние грядут, глаголет Господь, и завещаю дому Израилеву и дому Иудину завет нов, не по завету, егоже завещах отцем их… дая законы моя в мысли их, и на сердцах их напишу я (Иер. 31, 31–33). Пророк Иезекииль дополняет сие пророчество: И дам им сердце ино, и дух нов дам им, и исторгну каменное сердце от плоти их, и дам им сердце плотяно, яко да в заповедях Моих ходят, и оправдания Моя сохранят и сотворят я: и будут Ми в люди, и Аз им буду в Бога (11, 19–20). Предсказания сии исполнились, когда Господь излил Духа Своего Святого на святых Апостолов, а потом ими, чрез посредство Богоучрежденных таинств, и на всех верующих. Верующие все принимали Духа и становились новы в самых исходищах жизни. Так это и всегда бывает со всеми, которые искренно веруют и нелицемерно идут путем веры. Вот, говорит, какого завета быть служителями удоволил нас Бог, — не писмене, но Духа!

Писмя бо убивает, а Дух животворит. «Апостол о том и другом выразился, взирая на конец, потому что закон наказывал преступающих, а благодать животворит верующих» (Феодорит). «Письмом здесь называет он закон, угрожающий наказанием преступникам закона, а Духом — благодать, чрез таинство крещения животворящую умерших грехами. Прежде сказал он, что один завет написан на скрижалях каменных, а другой на сердцах плотяных. Но ему показалось, что такое различие еще невелико, а потому присовокупил, что прежний Завет написан буквами и чернилами, а Новый — Духом. Но как и сие различие еще не вполне могло возбудить его слушателей, то он указывает в них еще нечто такое, что сильно было окрылить их, то есть то, что писмя убивает, а Дух животворит. Что же это значит? — По ветхому закону грешник подвергается наказанию, а по новому он прибегает к крещению и становится праведным; а соделавшись правым, он оживает, освободившись от смерти греха. Закон, если поймает убийцу, то осуждает его на смерть; а если постигнет убийцу благодать, то она освящает и оживляет его. Но что я говорю об убийце? Закон и того схватил и побил камнями, который собирал дрова в субботу (Числ. 15, 32–36). Вот что значит: писмя убивает! Напротив, благодать ловит бесчисленных человекоубийц и разбойников и, омывши их водами крещения, разрешает от прежних зол. Вот что значит: Дух животворит! Закон кого поймает, того из живого делает мертвым, а благодать преступника из мертвого (духовно) соделывает живым. Благодатию крещения омываются грехи, заглаждаются прежние неправды; человек оживает, и всякая благодать напечатлевается в его сердце, как на скрижали» (святой Златоуст).

К настоящему времени и христианство все заключено в письмена. Духодвижное слово апостольское составляет наше откровение новозаветное; духоносные таинства обставлены благолепною обрядностию; руководительные мановения Духа исполняются в отношениях пастырей и пасомых. И все сие определено уставом. Но устав — писмя, буква; исполнение его — форма внешняя. Во всем этом можно и не быть духу жизни. Можно двигаться в жизненных формах без жизни. Можно знать на память и понимать весь Новый Закон, и не иметь Духа, просвещающего верою живою; можно строго исполнять все чины церковные и не иметь Духа оживляющего, или не иметь жизни духовной; можно пребыть и в полном подчинении пастырству, не встречая руководства, истинно от Духа исходящего. Истинно духовная жизнь движется во всех этих порядках, но не необходимо ими предполагается. Все живем по установившемуся чину; но одни одуховлены, а другие нет. Из двух стоящих в храме, и даже действующих, один может быть духоносен, а другой нет. Итак, как же? И тут писмя убивает? — Писмя, буква, форма везде одну цену имеет; и когда нет при них Духа, они ничто. Дух же идеже хощет дышит, и не веси, откуду и как приходит. Без веры и таинств не приходит; но и они могут быть исправляемы лишь по форме, без проявления внутренней силы. Что все это так, повсюдные опыты удостоверяют. Они у нас пред глазами. Но как и почему так делается, тут мы ума приложить не можем. Великим секретом закрыл Господь зарождение и спеяние жизни от Духа. Так Его воле угодно; воля же Его свята, и праведна, и блага. Одно утешение: ищите и обрящете.

Стихи 7 и 8. Аще ли служение смерти писмены образовано в каменех, бысть в славу, яко не мощи взирати сыном Израилевым на лице Моисеово, славы ради лица его престающия: како не множае паче служение Духа будет в славе?

Уже довольно показал Апостол превосходство Нового Завета пред Ветхим, особенно тем, что тот, Ветхий, был начертан мертвыми буквами на камне, а этот, Новый, живописуется животворящим Духом в сердце, от чего тот мертвящ, а этот животворящ. Теперь хочет представить преславность Нового Завета, помрачающую славу Ветхого, и для этого пользуется указанием на славу, отражавшуюся на лице Моисея, когда он сходил с горы после беседы с Богом. У него здесь идет такое умозаключение: сколько превосходнее домостроительство спасения, нами вам предложенное и вами принятое, пред ветхозаветным, это вы знаете по собственному опыту; вы приняли животворящего Духа, новую жизнь вам даровавшего, вас освятившего и знамение своего в вас пребывания осязательно являющего (в чрезвычайных дарах). Ничего такого ветхозаветное служение не давало. Но смотрите, какою славою сопровождалось его учреждение? Моисей, сходя с горы с начертанием его, блистал славою.

Смотрите, не соблазнитесь такою мыслию; напротив, из того самого, что то ветхозаветное служение явилось так славным, заключайте, что наше несравненно славнее. Ибо силу его вы уже изведали на себе и свидетельство его превосходства в себе носите. Если то, что получаете от сего служения, несравненно превосходнее того, что давало то служение, то не сомневайтесь, что и слава нашего служения блистательнее славы того служения. Не смотрите на видимость; видимое временно, невидимое вечно. Видимо ли то, что имеете вы от Духа благодати? — Невидимо. А менее ли оно от того действительно? — Нисколько не менее; ибо вам не стороннее что сказывается о сем, а то, что вы сами ощущаете и в себе испытываете. Так — если это несомненно, хотя невидимо, не сомневайтесь, что и слава нашего служения действительно есть блистательнее славы служения ветхозаветного, хотя блеска славы сей никто не видит. — Внушает им Апостол эту истину посредством умозаключения, ибо на славу сию не мог он указать так, чтобы и телесные очи видели ее, как славу Моисея видели израильтяне, — не мог сказать: на, вот смотрите — какая слава! И умными очами слава сия не созерцается, как свет какой, а только приемлется в несомненности убеждения, что она есть. Эта несомненность убеждения есть свет ее. Самая же слава — превосходство достоинства его, ясно сознаваемое. Все же сие строилось на том несомненном факте, что домостроительство спасения давало Духа благодати, сообщало новую духовную жизнь и венчалось особыми дарами. Это всеми испытываемое оживление от Духа, эта духоносность и духодвижность, присущие всем, давали умозаключению Апостола точку опоры неколеблемую и силу, способную отражать все недоумения.

Такое построение мыслей видит у Апостола святой Златоуст, а за ним и все наши. Он говорит: «Апостол сказал, что Моисеевы скрижали были каменные и начертаны буквами или письменами, а новозаветные скрижали плотяны и пишутся Духом; сказал также, что писмя убивает, а Дух животворит. Оставалось наконец присоединить к сему сравнению нечто другое, немаловажное, именно о славе лица Моисеева, какой славы никто не видел в Новом Завете телесными очами. Потому первая и казалась великою славою, ибо поражала чувства и созерцаема была телесными очами, хотя вместе была и недоступна. А слава Нового Завета есть духовная. Но постижение сего превосходства последней недоступно было для немощных, потому ветхозаветная слава более восхищала и привлекала их к себе. Итак, поелику он допустил уже такое сравнение (Нового Завета с Ветхим), то решился показать и превосходство новозаветной славы. Поелику же это было очень трудно по причине немощи слушателей, то смотри, что он делает и какой для достижения сей цели употребляет способ: сие различие и превосходство он показывает чрез умозаключения, которые извлекает из вышесказанного им. Если ветхозаветное служение, говорит, было служение смерти, а новозаветное есть служение жизни, то, без сомнения, и слава последнего служения больше славы первого. Поелику он не мог представить новозаветной славы очам телесным, то превосходство ее и показывает чрез умозаключения».