Тогда сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его (ст. 20).

На шею Спасителя повесили дощечку с обозначением вины его; на Его плечи возложили крест, который Он Сам должен был нести до места казни, как того требовал обычай, и печальная процессия тронулась в сопровождении толпы собравшихся зрителей. Крест не был особенно велик и массивен, так как у римлян распятие практиковалось настолько часто, что на устройство каждого креста они не затрачивали большого труда и старания, но, тем не менее, физические силы Господа уже иссякли, и Он не мог нести его. Волнения предшествовавшей ночи, душевная мука, пережитая Им еще в саду Гефсимании, три утомительных допроса, побои, оскорбления, чувство окружавшей Его бешеной, беспричинной ненависти, наконец, это ужасное римское бичевание — все это привело Его в состояние крайнего изнеможения, и Спаситель падал под тяжестью Своего креста. Чтобы не замедлять шествия, воины принуждены были, вопреки обыкновению, возложить крест на другого - на некоего Симона» жителя Ливийского города Кирены, который возвращался с поля и при самом выходе из города встретился со стражей, ведущей Иисуса Христа. Вероятно, он был из числа почитателей Спасителя и при встрече с Ним обнаружил знаки сострадания, почему воины и обратили на него внимание.

Наконец, достигли Голгофы (евр. Golgotha означает "лоб, череп"), или лобного места. Так называлась одна из горных северо-западных возвышенностей, окружавших Иерусалим, на которой производились казни и которая с тех пор должна была сделаться самым священным местом на земле. Пока воины ставили и укрепляли кресты для Иисуса Христа и для двух разбойников, осужденных вместе с Ним, Спасителю предложено было, по древнему Обычаю, вино, смешанное со смирною. Питье это не столько опьяняло, сколько туманило сознание и помрачало рассудок, вследствие чего страдания становились менее чувствительными. До известной степени это был акт человеколюбия, но Господь отверг его. Принимая добровольно страдания и смерть, Он хотел встретить их с ясным сознанием, ничем не облегчая для Себя ужаса крестной муки. С Него сняли одежды и затем...

Наш Божественный Спаситель и Искупитель, Владыка твари и Господь славы был поднят на крест и пригвожден.

Тогда началась та страшная, мучительная агония крестных страданий, ценой которых куплено наше спасение.

И может быть, глубокая духовная скорбь, которую переживал Спаситель, была для Него еще тяжелее, чем ужасные физические мучения распятия. Мы не можем, конечно, знать, что происходило в душе Божественного Страдальца, не можем при своей греховной грубости, даже приблизительно представить себе всю глубину Его скорби, но причины ее указать возможно.

Одиноким, покинутым почти всеми видел Он Себя на кресте. Его оставили даже Его ближайшие ученики, за исключением Иоанна, малодушно скрывшиеся от опасности быть захваченными, и никто, решительно никто еще не понимал того дела, за которое Он умирал. Кругом была враждебно настроенная толпа; видны были только или тупые, равнодушные лица уличных зевак с написанным на них выражением грубого любопытства, или ехидные улыбки первосвященников, полные злорадства. Да, они могли злорадствовать - эти люди, так долго копившие в себе злобу против Того, Кто не хотел признать их авторитета и так часто обнаруживал перед толпой слушателей их внутреннюю фальшь и лицемерие Своими правдивыми обличениями. Теперь они могли отомстить за все унижения и дать Ему почувствовать свою силу и власть, с которой Он не хотел считаться. Давно лелеянная злоба не смягчалась даже скорбным зрелищем крестных страданий и прорывалась в язвительных, насмешливых замечаниях, обличающих ужасающую, омерзительную низость души, которая может глумиться над умирающим. Других спасал, - говорили они, насмехаясь, - а Себя не может спасти. ...Пусть сойдет теперь с креста, чтобы, мы видели, и уверуем (ст. 31-32). Даже проходящие, когда-то толпой ходившие за Ним, чтобы слушать Его учение, злословили Его (ст. 29). И за этих людей Он умирал! Столько добра Он сделал им, стольких исцелил, ободрил, утешил, стольких призвал к новой жизни, столько оказал любви безграничной, самоотверженной - и в благодарность за все это они распяли Его! Даже теперь Он страдал и умирал, чтобы приобрести для них прощение и Спасение, — и они издевались над Ним! Они отвергли своего Спасителя... Как должна была страдать великая любовь Иисуса от этого непонимания, от сознания, что эти люди, Его братья, Его единоплеменники, гибнут, совершая страшное, небывалое преступление и даже не понимают этого в своей дикой неблагодарности. Как тяжело было видеть в душе этих погибших сынов Израиля торжествующее зло!

Но самая тяжелая скорбь, ужасная глубина которой для нас совершенно непостижима, — это, конечно, было чувство греха, добровольно взятого на Себя нашим Спасителем и отяготевшего на Нем. Если на нас, грешных людей с грубой душой и усыпленной совестью, наш грех часто ложится мучительной тяжестью, едва переносимой, нередко приводя к отчаянию, то что должен был переживать Господь с Его чуткой совестью, с Его божественно чистой душой, не знавшей греха, ибо Он греха не сотворил (1 Пет. II, 22)! Ведь взять на Себя грех людей — это вовсе не значило просто уплатить Божественному правосудию Своею кровью и страданиями за чужой, посторонний грех чисто внешним образом, подобно тому, как мы оплачиваем иногда долги наших друзей. Нет, это значило несравненно большее: это значило принять грех в свою совесть, пережить его как свой собственный, почувствовать всю тяжесть ответственности за него, сознать страшную виновность за него перед Богом так, как будто Он Сам сделал этот грех. И какой грех! Не забудем, что Иисус Христос был, по выражению Иоанна Предтечи, Агнец Божий вземляй грехи мира (Ин. I, 29). Грехи всего мира, всего человечества с первого дня его сотворения, всех бесчисленных поколений людей, сменившихся на земле в течение целого ряда долгих веков; все зло во всех его разнообразно-омерзительных видах; все преступления, самые отвратительные и гнусные, когда-либо содеянные человеком; всю грязь и муть жизни не только прошлой, но и настоящей, и будущей — все это взял на Себя Иисус Христос и все грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы., избавившись от грехов, жили для правды (1 Пет. II, 24). Вместе с грехом Спаситель должен был взять на Себя и его неизбежные следствия, для души самые страшные — отчуждение от Бога, богооставленность и проклятие, висевшее над нами как наказание за грех: Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою (ибо написано: проклят всяк, висящий на древе) (Гал. III, 13).

Если мы примем во внимание весь ужас этого проклятия и богооставленности, всю невероятную тяжесть греха, подъятого Спасителем ради нашего искупления, то для нас до некоторой степени станет понятен этот Предсмертный вопль, полный тоски и муки невыразимой: Элои! Элои! ламма са вахфани? - что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?(ст. 34).

Страдания Господа были так велики, что вся природа возмутилась. Солнце не могло вынести этого зрелища и скрылось; тьма покрыла землю. Земля содрогнулась от ужаса, и в последовавшем землетрясении большие камни, покрывавшие многие гробницы, были сброшены. Завеса в храме, отделявшая святое святых от святилища, разорвалась пополам.

Но спросят, быть может: зачем нужны были эти страдания? Почему символом христианства стал именно крест — это орудие муки? К чему эта печаль, которою обвеяна вся христианская религия?

Для многих смысл креста и страданий совершенно непонятен. Еще апостол Павел писал в свое время: слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, - сила Божия... Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор. I, 18. 22-23). В этом нет ничего удивительного: для человеческой мудрости, не озаренной силой Духа Святого, так и должно быть. Тайна креста для нее всегда останется тайной, ибо мудрость мира сегоесть безумие пред Богом, а немудрое Божие премудрее человеков (1 Кор. I, 20, 25). Исчезли в дали веков самые имена древних мудрецов, а крест стал лучезарным символом, около которого вращается судьба человека. Крест — душа христианства; без креста нет и самого христианства.

Почему?

Святая Церковь отвечает на этот вопрос учением об искуплении, составляющим кардинальный пункт христианской религии. В виду важности этого учения необходимо на нем остановиться подробнее.