(Точный перевод с греческого допускает разночтение: «книжник, наученный Царству Божию» и «книжник, наученный Царствием Божием»; последняя редакция более правильная, но различие это существенного значения не имеет. Книжник означает здесь познавшего тайну Царствия Божия. Под сокровищницей его надо понимать его духовное Богатство, т<о> е<сть> душу, из которой он выносит, осуществляет, выявляет то, что в ней скрыто. Что же именно? «Старое и новое», отвечает притча, делая логическое ударение на соединении этих двух понятий. Точнее говоря, ударение падает на союз «и», который в качестве обозначения слияния, синтеза, единства — вообще имеет огромное мистическое, метафизическое и философское значение). Таким образом, Царствие Божие осуществляется в соединении старого и нового. Что же это значит? Чем являются старое и новое, взятые в отдельности? Под старым надо понимать все данное историей — закон, традицию, быт. Теоретиками старого были фарисеи, слепо державшиеся за букву древнего закона отцов. Под новым надо понимать творчество новых невиданных форм жизни, и сторонниками нового, оторванного от действительности, являются всяческие революционеры, как иудейские мессианисты того времени, так и всевозможные утописты наших дней. Поэтому притча, научающая соединять старое с новым, требует, 1) чтобы творчество как то сопрягалось с верностью преданию, чтобы новое (Откровение) воспринимало старое, претворяя и осуществляя его в новых формах; 2) осуждает исключительные пути только старого и только нового.

В чем бы выразились эти ложные пути исключительно старого или нового, осуждаемые притчей?

Если бы христианство встало или на фарисейскую точку зрения буквального выполнения старых законов или вообще неподвижности, то оно могло бы остановиться на любой точке своего развития, не принимая задач и требований, выдвигаемых историей. Такой точки зрения держатся, например, некоторые протестантские секты, хотящие возвратить современную Церковь к состоянию, соответствующему первохристианству. Уклон и опасность чрезмерного охранительства существует всегда в истории церквей. Если держаться принципа творчества нового, не закрепляющего связи со старым, то этим вообще разрушаемся церковное единство и открывается дверь самым необузданным и недопустимым реформам. Примерами тому изобилует и наша действительность. Но Евангелие решительно отвергает обе эти односторонности, требуя органически творческого соединения в одном того, что есть положительного как в старом, так и в новом. И каждой исторической эпохе Христос говорит об этом соединении старого и нового, как единственно возможном пути к Царствию Божию.

Кто разумеется под хозяином-книжником?

Это можно толковать распространительно. Ибо поскольку Царствие Божие есть осуществление предвечного плана — постольку под хозяином можно понимать и Творца, сопрягающего старое с новым в божественном Промысле. Но поскольку Царство Божие есть зерно религиозной жизни, прорастающее в каждой индивидуальной душе, постольку хозяином является каждый человек (в известной степени воплощающий в себе образ и подобие предвечного Хозяина) — которому это соединение старого и нового предлежит как задача.

В связи с этим был поставлен вопрос о возможности вообще допустить новое в религиозном смысле. Ибо поскольку религия вводит нас в божественную жизнь, постольку в ней нет старого и нового, но все — вечное. По этому поводу необходимо заметить, что Св. Писание, всегда подчеркивающее свою внутреннюю связь и единство (не нарушить закон пришел Господь, но исполнить, и ни одной йоты из закона не будет отменено), полно пафосом новой жизни и нового чувства. Ср. 2 Кор. 5: 17 («Кто во Христе, новая тварь: древнее прошло, теперь все новое»). Последнее объясняется тем, что все религиозное есть в известном смысле и новое и не новое. Ибо оно поскольку рассматривается как явление духа, — оно есть вечное и в этом смысл развития не имеет. Но поскольку оно рассматривается с точки зрения преходящей человеческой жизни — оно есть нечто новое, небывшее (в качестве состояния), ибо жизнь есть непрестанное творчество.

Тема: Рассмотреть вопрос об отношении старого и нового в религиозном развитии на основании Слова Божия (подбором и истолкованием соответствующих текстов), а также на основании соображений от разума и исторической действительности.

Этим заканчивается цикл притч, говорящих о природе и ценности Царствия Божия. По смыслу к предмету 13 гл. Мф. относится так называемый синоптический апокалипсис, Мф. 24: 32- 33 = Мк. 13: 39 и Мрк. 21: 29-31, который не будет теперь разбираться. Дальнейший цикл притч, подлежащих рассмотрению: Мф. 18: 23-35; 20: 1-16, 22: 1-14 = Лк. 14: 15-24.

Собрание <шестое>

До сих пор Царствие Божие рассматривалось 1) как превозмогающая сила, 2) как последняя высшая ценность. Теперь мы переходим к группе притч, рассматривающих Царствие Божие с точки зрения отношения к нему отдельного человека, т<о> е<сть> как его подвиг, достижение или недостижение, вменение ему заслуг и вины, т<о> е<сть> как его судьба. Это — притчи этического содержания, ибо они говорят о нравственных усилиях личности и их значении для дела ее спасения. Сюда первым долгом относится притча о царе и рабе-должнике - (Мф. 18: 23-35[75]). Притча изложена весьма подробно, н<о> не все ее подробности подлежат истолкованию. Некоторые из них (например, сумма долга в обоих случаях, продажа жены) являются лишь примерными иллюстрациями и не имеют приточного значения. Остановимся поэтому сначала на ее существенных чертах.

1)  Чему именно уподобляется в ней Царствие Божие? Какая сторона его здесь выясняется: эсхатологическая, онтологическая, этическая?

Царствие Божие уподобляется здесь милостивому, но справедливому царю, который прощает своему должнику его долг, но карает его за его жестокосердие, вследствие которого он не подражает царю в прощении своих должников. Поэтому царь велит поступить с ним так же, как он поступил с другими. Это — суд справедливости, который наступает как кара за неоцененную милость. Таким образом основной темой притчи является взаимоотношение милости (прощения) и справедливости. Притча говорит о последнем свершении, о подведении итогов жизни человека, т<о> е<сть> о Страшном Суде — следовательно, является эсхатологической. Но в виду того, что она говорит также о том, как будут подводиться эти итоги, как будет расцениваться поведение человека в жизни — она носит этический характер, указывая на взаимоотношения нравственных норм и милосердия Божия — в случае их нарушения.

2)   Что же является основанием для допущения в Царствие Божие? Как будут подводиться итоги человеческой жизни?