Справедливость заключается во вменении заслуг, в пропорциональности заслуги и награды, в соответствии преступления и наказания. И притчи этического характера определенно говорят о значении заслуг для достижения Царствия Божия, о Царствии Божием как подвиге и достижении. Но с другой стороны, справедливости противополагается милость как прощение, как дар, как благодать. И с этой точки зрения Царствие Божие не зависит от личной заслуги человека и дается ему независимо от его поведения и достижений. В притче все работники уравниваются в дарах — все спасаются (в одинаковой степени), и это и вызывает их протест с точки зрения земной человеческой справедливости.

4)  Как же примирить это противоречие? (Ср. с претензиями виноградарей недовольство старшего брата в притче о блудном сыне - Лук. 10: 25-30[87]).

Если бы человек был с Богом лишь в договорных отношениях, то спасение было бы вообще невозможно, и Царствие Божие было бы недостижимо ни для кого. Поэтому одной справедливости для возможности спасения недостаточно. Но тут и привходит любовь Божия, покрывающая собой справедливость и дарующая людям то, чего на основании справедливости они должны были быть лишены. Однако, это божественное прощение, будучи актом сверхсправедливости, не является и несправедливым, как на то жалуются виноградари и старший сын. Ибо они получают свое (на что определенно указывают обе притчи), и им — на основании договора жаловаться не на что. Но, не поднимаясь над уровнем чисто человеческого понимания справедливости, они хотят, чтобы она выражалась не только положительно (т<о> е<сть> чтобы заслужившие получили награду, что и происходит на самом деле), но и отрицательно (т<о> е<сть> чтобы незаслужившие не получали дара, были бы лишены благодати). Это есть не что иное как зависть, доказывающая недостаток в них любви, ибо по апостолу Павлу «любовь не мыслит зла и сорадуется всякому благу» (1 Кор. 13: 5-6[88]). Но это сорадование, составляющее отличительную черту ангельской природы (ибо ангелы радуются о всякой овце погибшей, которая спасается) очень редко доступно человеческой природе, которая легко сострадает, но при виде радости другого обычно только завидует. Таким образом, если отвлечься от чисто человеческого понимания справедливости и принять ее в ее положительном значении — Божественная любовь справедливости не уничтожает. Наоборот, она всегда заключает ее в себе (нельзя быть несправедливым, обидеть любимого) , тогда как справедливость не всегда связана с любовью; ибо взятая с отрицательным коэффициентом она может быть выражением зависти (как у старшего брата блудного сына). Справедливость не может быть поэтому последним критерием в оценке человеческих поступков. Она является неустранимым моментом во всякой системе морали, но в качестве такового она — только этап, только переходная ступень к пути любви, которая все затопляет, и все снимает, все разрешает и поэтому является единственным абсолютным и самодовлеющим началом в духовной жизни.

5)  Не поощряет ли эта притча лености в надежде на дешевое или даровое спасение?

На этот вопрос безусловно следует ответить отрицательно; ибо работникам не дано выбирать часа, в который они призываются. И каждый из них выполняет данную ему работу, изживает посланную ему Богом судьбу. Кроме того, как уже было указано, справедливость милосердием не уничтожается; милость дается как дар, который нельзя предвидеть, который может и не быть данным. Следовательно, ленивый раб может быть и наказан (ср. притчу о талантах Мф. 25: 14-30[89]).

6)  Устанавливает ли притча равенство всех в Царствии Божием, или же допускает индивидуальные оттенки спасения? Ср. Мф. 19: 28-29[90].

Сравнение данной притчи с притчей о талантах и минах с очевидностью показывает, что и в состоянии спасенности могут быть различные оттенки. Об этом же в общих словах говорят тексты Ио. 14:2 и 1 Кор. 15:41[91]. Однако, в притче плата работников уравнивается? Это противоречие устраняется следующим рассуждением: в отношении к нашим личным заслугам и достижениям Царствие Божие является безмерным и несоизмеримым с ними благом. По сравнению с ним все наши заслуги кажутся бесконечно малыми и следовательно равными друг другу (как равны все конечные величины по сравнению с бесконечностью). Это и создает впечатление равенства даров, равно незаслуженных всеми. Но объективно — в этих дарах имеется различие, которое зависит от достигнутого духовного состояния человека, т<о> е<сть> от степени его восприимчивости к благодати Божией.

7)  Что значит, что последние будут первыми?

Эти слова имеют двоякое значение. С одной стороны — в соответствии с предыдущим вопросом — все наше, все, что принадлежит нам, до такой степени ничтожно и относительно, что эти заслуги, достижения, подвиги и т<ому> п<одобное> ни в коем случае не могут быть причиной и основанием блаженства. В этом смысле тот, кто казался первым, может оказаться последним. Ибо человеческие заслуги являются только поводом, а отнюдь не основанием божественного милосердия и любви. А прощение грешника — последнего, сообщая ему дары благодати, делает его первым. Таким образом, наши человеческие оценки, наши деления людей на первых и последних — ошибочны и ложны. Страшный Суд будет всеобщей переоценкой ценностей, и тогда, при свете вечной правды, обнаружится, что многие, выдававшие себя за христиан — первые по всем человеческим данным, на самом деле были «делателями неправды»; ср. Лк. 13: 25-30[92]. Но, с другой стороны, Евангелие говорит о первенстве последних и в другом смысле; ибо те, кто сделали себя последними в мире сем ради Царствия Божия, получают уже здесь свою награду, становятся первыми в полном смысле этого слова. См. Мф. 19: 19-30 — Мр. 10: 29-31[93]. Необходимо заметить, что эти слова были сказаны евреям, которые мнили себя единственным, исключительным, избранным, первым народом. Отрицая подобное абсолютное первенство, Спаситель указывал на общий божественный план введения в Царствие Божие и других народов и призывал ко всяческой скромности и неосуждению тех, которые еще не пришли к Богу со стороны тех, которые уже пришли, или думают, что пришли.

8)  С какой притчей сходствует притча о виноградарях?

С притчей о блудном сыне (Лк. 15: 11-32[94]). Только блудный сын виноват в определенных проступках, тогда как работники «стояли праздно».

9) Кто разумеется под протестующими против расчета виноградарями? Каковы религиозно-практические выводы из этой притчи?

Притча имеет в виду законничество фарисеев, вся религиозность которых состояла в очень строгом и требовательном выполнении буквы закона. Согласно их учению, человек должен был исполнить все, на что способна человеческая воля — и в зависимости от этого его выполнения закона зависит его абсолютная оценка. Отношения Бога и человека исчерпывались таким образом выполнением или невыполнением договора. В современном религиозном сознании этот юридизм заметнее всего выражен в католическом богословии. Это сказывается как в учении о безмерных заслугах Иисуса Христа и преизбыточествующих заслугах святых, в счет которых могут быть прощены грехи и нам (чисто юридическое понимание догмата искупления), так и в исповедной практике, иногда отличающейся большой казуистичностью. Православная Церковь чужда этого юридизма. В страданиях Спасителя она видит первее проявление божественной любви, чем искупление грехов (последнее, конечно, тоже входит в православное вероучение, но не выдвигается на первый план). Но Спаситель сказал, что Он хочет милости, а не жертвы. Поэтому, не отрицая закона и требований благочестия, притча может быть истолкована в смысле указания на некоторую божественную «амнистию», некоторое изглаживание греха, которое может быть даровано человеку при условии действительного и искреннего покаяния. Соответственно этому и эпитимьи рассматриваются православной Церковью как целебные средства, как лекарства для души, а отнюдь не как восстановление справедливости или искупление греха, который, раз совершен, все равно ничем и никак искуплен быть не может, кроме как Божественной Кровью.

Притча о вечере. Мф. 22: 1-14 = Лк. 14: 15-24[95]