«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Ожидая в Мессии своего земного царя, который восстановил бы национальную славу еврейского народа, доставил бы ему возможное благосостояние и поставил бы его религиозную обрядность на высоту всемирного культа, евреи заранее предначертали себе, при помощи односторонней группировки ветхозаветных пророчеств, образ Его видимо славного явления, приурочив к пришествию Мессии множество внешних признаков. Смотря более на исполнение последних, чем на внутреннюю силу истины и невидимое величие добра, они не веровали в Иисуса, потому что Он пришел из Галилеи, из Назарета, потому что Он происходил от родителей, которых иудеи знали, как простых и даже бедных сограждан: разве, говорили они, из Галилеи, Христос приидет? Из Галилеи не приходит пророк (Иоан. VII, 41, 52); из Назарета может ли быть что доброе (Иоан. I, 46)? Мы знаем Его, откуда Он; Христос же, когда приидет, никто не будет знать, откуда Он (Иоан. VIΙ, 27; ср. Мф. XIII, 57; Mp. VI, 3; Иоан. VI, 42; также Лук. IV, 24; Иоан. IV, 44) и пр. Чтобы удостовериться, Мессия ли Иисус из Назарета, они все, начиная с жителей этого города и кончая Иерусалимом, требовали от Него знамений с неба (Mф. XII, 38; XVI, 1; Mp. VIII, 11; Лук. XI, 29; Иоан. IV, 48). Иисус Христос дивился такому неверию (Mp. VI, 6). Когда оно было связано с развращенностью сердца, оно доставляло Ему страдания: о, род неверный и развращенный! говорил Он: доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас (Mф. XVII, 17; Мр. IX, 19; Лук. IX, 41)? Когда оно проистекало из сердца ожесточенного, Он гневался и скорбел (Мр. III, 5). Требование знамений вызывало у него глубокий вздох (Мр. VIII, 12) и Он называл иудеев за это требование родом лукавым и прелюбодейным (Мф. XII, 39 и пар.) Особенно гордая дочь Сиона, Иерусалим, который столько же был любим Иисусом, как город святой (Мф. IV, 6 и др.), сколько сосредоточивал в себе национальные пороки иудейского народа, причинял Ему великие страдания своим неверием. Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков, и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели (Лк. XIII, 34; Mф. XXIII, 37)! О, если бы, — говорил снова Христос, приближаясь, к Иерусалиму незадолго до смерти и заплакав о нем, — если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему (Лук. XIX, 41. 42)! А между тем Иерусалим, по–видимому, готов был веровать, но только под условием знамений и чудес!

58. Хотя все общественное служение Христа было для Него непрерывным подвигом борьбы с, искушениями, однако в некоторых событиях Его общественной жизни, с большею рельефностью, чем в других, обнаруживается искусительный характер Его служения. Отметим эти события.

Уже заслуживает внимания с этой точки зрения беседа Иисуса Христа с самарянкою (Иоан. IV). Остановившись однажды близ Сихаря, у колодезя Иаковлева, Иисус у женщины, пришедшей почерпнуть воды, спросил: дай Мне пить. Женщина удивилась такой просьбе иудея, обращенной к самарянке. Отвечая ей, Иисус сказал: если бы ты знала, Кто говорит с тобой, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. — Иисус Христос разумел воду Своего учения, но женщина относила слова к чувственной воде. Впрочем, и по её пониманию, слова Иисуса, если бы исполнились, показали бы в Нем человека, который больше отца Иакова, давшего этот колодезь. Когда же Иисус Христос объяснил необыкновенные свойства Своей воды: всякий пьющий воду сию, возжаждет опять; а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать во век и пр.; тогда вера женщины поднялась на степень желания такой чудесной воды: господин! — сказала она: дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать…

Когда же Иисус Христос в окрестностях Тивериады (Иоан. VI) напитал пятью хлебами пять тысяч народа; тогда люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно тот пророк, которому должно прийти в мір. В их сердцах быстро воспрянули все те надежды на богатство и изобилие, которые они основывали на этом пришествии, и они исполнились благоговением ко Христу. Мечты, которые лелеяли ещё их предки, теперь готовы осуществиться: земное счастье так близко и так легко им овладеть. Вот, пред их глазами всемогущий Пророк, нужно только удержать Его у себя и овладеть Им; и они хотели прийти, нечаянно взять Его и сделать царём. Узнав об этом, Господь, по евангелию Иоанна, удалился на гору один. Параллельные места из евангелий Матфея (XIV, 22. 23) и Марка (VI, 45. 46) более усиленно передают ту опасность, какую Иисус Христос видел в чувствах и предложении народа для Своих учеников, и то сильное· возбуждение, которое в Нём Самом было вызвано этим предложением:·тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку, и отправиться прежде Его на другую ст oрo н у , пока Он отпустит народ. И, отпустив, народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. — На другой день Иисус Христос (Иоан. VI) старался направить мысли народа от пищи тленной к пище вечной, которую даст Сын человеческий. Но народ, видевший в, чуде не символ духовных благ, но истинное благо, к которому был привязан, снова спрашивал небесного хлеба в качестве знамения. Слова Христа Иисуса, что истинный хлеб есть тот, который сходит с духовного неба и дает (истинную, вечную невидимую) жизнь міру, они понимали в смысле чувственного хлеба и сказали Ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. — Когда же Господь объяснил им, что этот хлеб — Он Сам, что Его, Сына Божия, человек должен воспринять в себя, что Он Себя предлагает в пищу людям — Свою плоть и Свою кровь, Себя подвергает страданиям человеческой жизни, чтобы вселиться в сердце человеческое; тогда возроптали на Него иудеи за то, что Он сказал: Я есмь, хлеб, сшедший с небес, — возроптали, обманутые в своих надеждах получить от Него вещественный хлеб и видеть пришедшего Пророка во внешнем величии Сына Божия, а не в страдающем человеческом виде.

59. Новое событие, в котором, к Иисусу Христу снова приступил искуситель, и приступил в лице одного из Его ближайших учеников, имело место при Кесарии Филипповой. О нем передают евангелисты Матфей (XVI) и Марк (VIII). — Иисус Христос спрашивал у Своих учеников, за кого почитает Его народ и за кого почитают, Его они, ученики. По их ответу, люди почитали Его за одного из пророков, а они сами — устами Симона Петра исповедали Его Христом, Сыном Бога живаго. Тогда Господь сказал Петру в ответ; блажен ты, Си мон, сын Ионин; потому что не плоть, и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою, и врата ада не одолеют ея, (Mф. XVI, 13–18). Уже из торжественности этого ответа легко усмотреть, как утешительно было для Иисуса Христа исповедание Его богосыновства — это основание Церкви: в Сыне человеческом, который не имел где приклонить голову (Mф. VIII, 20) и со смирением бедного учителя обходил селения Галилеян, ученики признали Сына Божия. Но Иисус Христос был в это время на последнем пути в Иерусалим, где Его вскоре ожидали предсмертные страдания и крестная смерть. С того времени Иисус начал открыто (Мр. VIII, 32), говорить ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим, много, пострадать и быт убиту (Мф. XVI, 21; Mp. VIII, 31. 32). Он начал говорить об этом открыто потому, что выраженная устами Петра вера учеников служила ручательством их готовности встретить сильнейшее уничижение Учителя. Но не могла ли поколебаться самая вера учеников? И действительно, Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи; да не будет этого с Тобою (Мф. ХVI, 22; Мр. VIII, 32), выражая этим прекословием не сострадание к своему Учителю, а свое убеждение в несоответствии таких страданий достоинству Сына Божия. Тогда Господь обратившись и взглянув на учеников Своих, сказал Петру: отойди от Меня, сатана; ты Мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. XVI, 23; Мр. VIIІ, 33). Затем всему народу и ученикам Он сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, mom потеряет ее; а κ то потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее (Мф. XVI, 24 и сл. Мр. VIII, 34 и след.) и пр.

60. Последние дни земной жизни Христа были для Него, можно сказать, непрерывным искушением. Уже то, что обычно называют торжественным входом Иисуса Христа в Иерусалим, сопровождалось для Него страданиями искушения. Доведенный событиями последних лет и особенно недавно пред тем совершившимся чудесным воскрешением Лазаря до крайнего напряжения, народ вышел из Иерусалима навстречу Христу с торжественнымй возгласами: осанна! благословен грядущий во имя Господне Царь Израилев (Иоан. XII, 13; Лук. XIX, 38)! благословенно грядущее во имя Господне царство отца нашею Давида (Mp. XI, 10)! Так еще раз и при обстановке более торжественной еврейский народ предлагал Иисусу Христу царство. Фарисеи говорили между собою: весь мір идет за Ним (Иоан. XII, 19). Даже из пришедших на поклонение в праздник некоторые Еллины выразили желание видеть Иисуса (20. 21). Тогда пришел час прославиться Сыну человеческому. Но в нем должно было проявиться это прославление? Истинно, истинно говорю вам, сказал Христос: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода и т. д. (23. 24 и след.). Весьма примечательно, что Иисус Христос на народные возгласы и на желание Еллинов ответил теми же словами, какие Он прежде произнес вслед за ответом Петру, при Кесарии Филипповой. Но когда Христос Иисус дал разуметь, какою смертию Он умрет, народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребываете во век; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну человеческому? кто этот Сын человеческий? — и не веровал в Него (Иоан. XII, 32. 33. 37). Итак, народ, славя Бога за все чудеса, какие видел (Лук. XIX, 37), охотно следовал за Иисусом как за царем, но не веровал в Него, из–за тех страданий и уничижений, которые Его ожидали. Тогда душа Господа Иисуса возмутилась от предстоявшего часа страданий и Он сказал: Отче! избавь Меня от часа сего! Когда же Ему ответил голос с неба и было побеждено душевное возмущение, Он сказал: ныне суд міру сему; ныне князь міра сего изгнан будет вон (XII, 27–31), как бы указывая тем, что этот князь міра был причиною Его возмущения.

Немного позднее князь міра снова приступил ко Христу: это было гефсиманское борение (Лук. ХXII, 44). Многие относящиеся сюда евангельские изречения указывают на участие диавола в Гефсиманских страданиях Христа. Уже описание пасхальной вечери евангелисты Лука и Иоанн предваряют замечанием, что сатана вошел в Иуду и вложил ему в сердце предать Иисуса (Лук. XXII, 3; Иоан. ХIII, 2, ср. 21). Во время вечери Сам Иисус, напомнив ученикам о напастях, в которых они пребыли с Ним, обратился к Петру с словами: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу (Лук. XXII, 28. 31). Пред выходом с вечери в Гефсиманию Он сказал: идет князь міра сего (Иоан. XIV, 30. 31; ср. Лук. XXII, 53). — Самое борение началось еще на вече́ре, когда Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал ученикам: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня (Иоан. ХIII, 21). Пришедши же в Гефсиманию, Он, взяв с Собой Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть, ужасаться и тосковать, и сказал им: душа Моя скорбит смертельно, побудьте здесь, бодрствуйте со Мною и молитесь, чтобы не впасть в искушение (Мф. XXVI, 36–38; Mp. XIV, 33. 34; Лук, XXII, 39–40). Затем Он отошел от них на вержение камня, преклонил колена, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша, сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Мф. XXVI, 39; Мр. ХLV, 35; Лук. XXII, 41–44). Затем, встав от молитвы, приходит к ученикам и, найдя их спящими (от печали), говорит им: бодрствуйте и молитесь! чтобы не впасть в искушение. Дух бодр, плоть же немощна (Мф. XXVI, 40. 41; Мр. XIV, 37. 38; Лук. XXII, 45. 46). Потом так же молился во второй и третий раз (Мф. XXVI, 42. 44; Mp. XIV, 39. 41). Когда, наконец, пришел Иуда и предал Его первосвященникам, начальникам храма и старейшинам, Христос сказал последним: теперь ваше время и власть тьмы (Лук. XXII, 53). — Что же это была за власть тьмы? Это была порожденная диаволом злоба против Него, теперь, не более как за день до распятия, совершенно созревшая в сердцах человеческих и только ждавшая своего крайнего внешнего проявления: это было неверие в Него, достигшее теперь высшей степени: смерть Его уже была решена не только устами первосвященника, не только в сердцах руководителей народа, но на нее согласилась в глубине души и вся народная толпа, уже приготовившаяся кричать: распни, распни Его!

Во время суда и на кресте продолжались искушения Иисуса Христа от народного неверия в уничиженное добро, от неспособности людей признать богосыновство страдальца. Так в претории Пилата воины возложили на голову Иисуса венец из терна, дали Ему в правую руку трость, и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский (Mф. XXVII, 29; Mp. XV, 17. 18)! На кресте, на котором Он был распят, была надпись: Царь Иудейский (Mp. XV, 26; Лук. XXIII, 38; Mф. XXVII, 37). Его крестные страдания не сдерживали мучительных для Него проявлений народного неверия. Народ, первосвященники, книжники, старейшины, фарисеи, воины проходили, стояли и смотрели, насмехались над Ним и злословили, кивая головами: если Ты Сын Божий, сойди с креста; если Он царь Израилев, пусть теперь сойдет c креста, чтобы мы видели, и уверуем в Него, уповал на Бога, пусть теперь избавит E го, если Он угоден Ему, ибо Он сказал: Я Божий Сын; даже один из распятых с Ним злодеев злословил Его и·говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас (Mф. XXVII, 40–44; Mp. XV, 29–31; Лук. ХХIII, 35–39).

Поистине Христос, хотя и Сын, однако страданиями навык послушанию (Евр. V, 8), был начальником и совершителем веры и претерпел над Собою поругание от грешников, подвизаясь против греха (Евр. XII, 2–4).

Примечания

В этом вопросе скрывается другой — о подлинности евангелий, т. е. о том, написаны ли наши евангелия действительно апостолами? Но собственно на этот вопрос может отвечать только евангельская исагогика; в применении же к частному тексту необходимо видоизменить этот общий вопрос на частнее поставленный выше. Тем более для автора нет оснований входить в рассуждения о подлинности евангелий, что для рационалистической критики как вопрос о литературной вероятности, так и вопрос об исторической достоверности евангельских повествований одинаково возможны, признаются ли авторами евангелий апостолы, или нет.