Обличая Оригена (Св. Мефодий), говорит: итак Ориген полагает, что та же плоть не восстанет (для соединения) с душою, но какой образ был у каждого по виду, отличающий и ныне плоть, такой и воскреснет, отпечатлевшись в другом духовном теле, чтобы каждый опять казался таким же по виду; в этом и состоит обещанное воскресение. Так как, — говорит он, — вещественное тело изменчиво и никогда не пребывает самим собою, но убывает и прибывает соответственно с видом, характеризующим образ, от которого и составляется облик (человека), то необходимо следует, что воскресение будет состоять только (в воскресении) одного вида. — Потом спустя немного говорит: итак, Ориген, ты утверждаешь, что ожидается воскресение только вида, имеющего отпечатлеться в духовном теле, и очевиднейшим доказательством этого представляешь нам явление Илии и Моисея; как они, — говоришь ты, — явились после смерти, сохранив не иной, а тот же вид, какой имели прежде, в таком же виде будет воскресение и всех. Но Моисей и Илия, по словам твоим, еще прежде страдания и воскресения Христова, воскресли и явились в этом виде. Как же Христос именуется Пророками и Апостолами первенцем из мертвых? (Апок. 1:5) Если Христос исповедуется первенцем из мертвых, — а первенец из мертвых есть тот, кто воскрес прежде всех, — Моисей же еще прежде страдания Христова явился Апостолам в этом виде, в каком, по словам твоим, совершится воскресение, то следует, что вид не воскресает без плоти. Итак: или есть воскресение одного вида, как ты учишь, и в таком случае Христос не может быть Первенцем из мертвых, потому что еще прежде Него являлись в этом же виде души умерших; или Он есть Первенец, как и действительно есть, и совершенно невозможно, чтобы кто–нибудь прежде Него удостоился воскресения, так чтобы опять не умирать. Если же прежде Него никто не воскресал, и Моисей и Илия являлись Апостолам, имея не плоть, а только вид, то становится ясным воскресение плоти. Подлинно, весьма нелепо ограничивать воскресение одним видом, тогда как души и после исхода из тел оказываются не слагающими того вида, который, по твоим словам, воскреснет. Если же этот вид неразлучно соединен с ними, как и с душами Моисея и Илии, и, по твоим словам, не истлевает и не погибает, а всегда пребывает с ними, то следует, что не воскреснет вид, который никогда не отпадал. — Если же кто, не удовлетворяясь этим, возразит: как же, если никто не воскресал прежде сошествия Христа во ад, о некоторых повествуется, что они воскресли прежде Него, напр. сын вдовы Сарептской (3 Цар. 14:22), сын Сонамитянки (4 Цар. 4:35) и Лазарь? (Ин. 11:44) — то нужно сказать: они воскресали с тем, чтобы опять умереть, а мы рассуждаем о тех, которые после воскресения уже никогда не умрут. Если же он еще выскажет сомнение касательно души Илии, о котором Писания говорят, что он был вознесен во плоти, а мы говорим, что он явился Апостолам без плоти; то нужно сказать, что допускать явление его Апостолам во плоти — значит — говорит в нашу пользу. Ибо этим доказывается, что наше тело способно к нетлению, как это видно и на взятом (на небо) Энохе (Быт. 5:24). Если бы оно не было способно к нетлению, то он не мог бы оставаться столь долгое время в неповрежденном состоянии. Таким образом, если он явился с телом, то, хотя бы он был умершим, он однако не был еще воскресшим из мертвых. Это мы говорим, чтобы сделать уступку Оригену, который утверждает, будто самый вид, отделяемый от тела после смерти, дается душе, что всего невозможнее, так как вид при изменениях разрушается прежде плоти, подобно тому, как вид расплавливаемой статуи — прежде разрушения целого ее состава. Качество не может отделяться от вещества так, чтобы существовать самому по себе; и от расплавливаемой статуи бывший в меди вид отделяется исчезая, но не получая существования сам по себе. Так как говорят, что при смерти вид отделяется от плоти, то рассмотрим, сколько считается способов отделения отделяющегося. Говорят, что одно отделяется от другого или действием и существом, или мыслью, или действием без существа. Так, если бы кто стал отделять друг от друга смешанные между собою пшеницу и ячмень, то отделение посредством движения называется действием, а поколику отделенные существуют сами по себе, то они называются отделенными по существу. Мысленно же отделение бывает тогда, когда мы отделяем вещество от качеств и качества от вещества; а (отделение) действием без существа бывает тогда, когда отделенное одно от другого более не существует, не имея бытия само по себе. Это всякий может видеть и в ремесленных произведениях, взглянув на статую, или медного коня. Обратив на это внимание, он увидит, как изменяется естественный вид и дается другой вид, от которого исчезает природный вид. И если кто станет сплавливать произведения, имеющие вид человека или коня, то найдет, что вид изображения исчезает, а самое вещество остается. Итак неосновательно говорить, будто вид воскресает, нисколько не повредившись, а тело, в котором этот вид напечатлен, истлевает. — Но, «это так, — говорит он, — потому что вид изменится в духовное тело». Следовательно необходимо допустить, что собственно самый первоначальный вид не воскресает, так как он изменяется, истлевая вместе с плотью; ибо если он преобразится в духовное тело, то это будет собственно не он сам, первоначально бывший вид, но некоторое подобие его, преобразовавшееся в тонкое тело; если же так, то ни вид тот же самый, ни тело не воскресает, а нечто другое вместо прежнего. Ибо подобие, будучи иным в сравнении с подобным себе, не может быть тем самым первым, чего оно есть подобие.

Вид, говорится (у св. Мефодия), есть то, что показывает тождество членов в характере облика каждого (лица).

Ориген объяснял в аллегорическом смысле сказанное пророком Иезекиилем о воскресении мертвых, и с натяжкою прилагал это к возвращению плененных в Вавилоне Израильтян, а святый (Мефодий) в опровержение его, после многого другого, говорит и следующее: нет, они не возвратили полной свободы и не совершенно преодолев врагов поселились в Иерусалиме; но, пытаясь строить храм, часто встречали препятствия от иноплеменников. Посему они едва в 46 лет могли построить его, тогда как Соломон с основания выстроил его в семь лет. И что еще нужно сказать? Начиная от Навуходоносора и последующих за ним царей, до похода Персов против Ассириян и до царствования Александра, и до войны Римлян с Иудеями, неприятели шесть раз разрушали Иерусалим. Об этом повествует Иосиф (Флавий) так: «Иерусалим был взят во второй год царствования Веспасиана; и прежде пять раз он был завоевываем, а в это время еще раз подвергался опустошению; ибо Асохей, царь Египетский, за ним Антиох, потом Помпей, а после них Сосий вместе с Иродом, взявши город, сожгли его; а прежде них царь Вавилонский, овладев, опустошил его» [24].

Ориген говорит следующее: о Лазаре и богатом может возбуждаться сомнение; люди простейшие думают, что здесь сказано, будто они оба вместе с телами получают достойное по делам своей жизни; а более точные думают, что это событие совершается не при воскресении, так как после воскресения никто не останется в этой жизни; между тем богатый говорит: у меня пять братьев; чтобы и они не пришли в сие место мучения, пошли Лазаря возвестить им о здешнем (Лк. 16:27,28). Если обратить внимание на язык, перст, лоно Авраамово и возлежание на нем, то можно допускать, что душа тотчас при отделении принимает вид, подобный грубому и земному телу. Посему, когда повествуется о явлении кого–нибудь из умерших, то он является в виде подобном тому, какой он имел во плоти. Далее и Самуил, явившись и очевидно быв видимым, представляется как облеченный телом, — хотя доказательства на то, что существо души бестелесно, заставляют нас признать и ее (душу Самуила) такою же. Наказываемый богач и покоющийся на лоне Авраамовом бедный, о котором повествуется, что еще до второго пришествия Спасителя и кончины века, и следовательно, прежде воскресения, один мучится во аде, а другой покоится на лоне Авраама, научают нас, что и теперь душа при отделении получает некоторое тело. На это святый (Мефодий) говорит следующее: допуская, что душа по отшествии отсюда имеет другой облик, подобный чувственному виду (Ориген), согласно с Платоном не подводит ли ее под нечто бестелесное? Ибо говорить, что она по переселении из мира нуждается в седалище и одеянии, так что не может оставаться нагою, не значит ли это, что она сама по себе бестелесна? А будучи бестелесною, не будет ли она и свободною от страстей? Из того, что она бестелесна, следует, что она и бесстрастна и невозмутима. А если бы она совершенно не могла увлекаться неразумным пожеланием, то она и не сообщалась бы с прискорбным и страждущим телом. Ибо бестелесное никогда не может сочувствовать телу и тело бестелесному, чтобы душа, согласно сказанному, оставалась бестелесною. Если же она состраждет телу, как доказывают и свидетельства являвшихся (умерших), то она не может быть (совершенно) бестелесною. Подлинно, один только Бог почитается не сотворенным, ни в чем ненуждающимся и неутомляющимся существом; Он бестелесен; потому и невидим; ибо Бога не видал никто (Ин. 1:18). А души, будучи духовными телами, устроены Создателем и Творцом всего с членами, созерцаемыми умом, получив такой отпечаток. Посему и в аде, как повествуется о Лазаре и богаче, они имеют и язык, и перст, и прочие члены, не так, чтобы им присуще было другое безвидное тело, но потому, что сами души, совершенно обнаженные от всякого одеяния, от природы таковы по существу своему.

Так как ясно, что души бесстрастны и после отшествия от сей жизни не получают опять других тел, в которых они явились бы пред воскресением, то здесь следовало бы показать разногласие и противоречие его (Оригена) самому себе.

Сам он (Ориген) признает это, когда говорит: «если когда–либо кто–нибудь из умерших являлся, как говорят, то являлся подобным тому виду (в каком он был), когда имел плоть». Как же нам не сказать, что ты, Ориген, оказываешься говорящим тоже самое? Ибо, если и сама душа после отшествия от мира имеет вид, подобный плоти, отпечатлеваясь в тех же членах, так что имеет и язык и перст и прочее то почему же, если душа принимает этот вид главного и первого (тела своего), не отпечатлеется в один и тот же вид с нею и имеющее быть для ней тело?

В конце святый (Мефодий) говорит: изречение: для того Христос умер, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми (Рим. 14:9), нужно разуметь о душах и телах: под живыми разумеются души, так как они бессмертны, а под мертвыми — тела.

Если тело человека выше всех животных, потому что оно образовано руками Божиими, как говорится (в Писании), так как оно есть достойное чести седалище разумной души, то почему оно кратковременно, между тем как тело некоторых неразумных долговременнее его? Не ясно ли, что его долговременное существование будет после воскресения?

Великую тайну заключает в себе также история (Пророка) Ионы. Под китом кажется разумеется время как никогда не останавливающееся, но всегда текущее и поглощающее рождающиеся существа в более или менее продолжительные промежутки времени. Иона, убегающий от лица Божия, есть сам первый человек, который преступив заповедь и чрез грех лишившись дерзновения пред Богом, убежал, чтобы не явиться обнаженным от бессмертия. Корабль же, на который вступив он был обуреваем, есть кратковременная и тяжкая жизнь настоящего времени, так как мы изменились и перенеслись из той блаженной и безопасной жизни в эту многобурную и непостоянную жизнь, как с земли на корабль. Ибо корабль по отношению к земле тоже, что настоящая жизнь по отношению к жизни бессмертной. Буря и восстающие волны суть здешние наши искушения, которые в этом мире, как в бурном море, не позволяют нам совершать прямое течение жизни в тишине и безмятежности от зол. А свержение Ионы с корабля в море означает ниспадение от жизни в смерть первозданного, услышавшего за то, что он согрешивши уклонился от правды, следующий приговор: прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3:19). Поглощение же китом означает наше неизбежное разрушение, происходящее от времени; ибо чрево, в котором скрылся поглощенный Иона, есть всепоглощающая земля, принимающая все, истребляемое временем. И так подобно тому, как Иона, проведши во чреве кита три дня и столько же ночей, вышел опять здоровым, так и все мы, прошедши на земле три расстояния настоящего века, т. е. начало, средину и конец, из которых состоит все настоящее время, воскреснем. Ибо вообще три подразделения времени: прошедшее, настоящее и будущее. Посему и Господь, знаменательно проведши в земле столько же дней, ясно показал, что по исполнении упомянутых подразделений времени, наступит наше воскресение, которое есть начало будущего века и конец настоящего. А в том веке нет ни прошедшего, ни будущего, а только настоящее. Еще: Иона, проведши во чреве кита три дня и три ночи, не подвергся разрушению, так чтобы его плоть истлела вследствие совершающегося во чреве естественного гниения принимаемых яств по причине большого жара у морских животных, чтобы показать, что эти тела наши могут быть невредимыми. Представь, что Бог создал одни из образов своих, как бы из золота, из чистейшей духовной сущности, именно Ангелов, а другие как бы из гипса, или меди, т. е. нас; ибо душу, созданную по образу Божию, Он соединил с землею. И как всякие образы здешнего царя следует почитать ради находящегося на них изображения, так и о нас, имеющих в себе образ Божий, не следует думать, что мы стремимся к совершенной погибели, как презренные. Посему Слово и сошло в нашу вселенную и воплотилось с нашим телом, чтобы устроив этот образ, как бы разрушившийся от времени, в благолепнейший вид, воскресить его негибнущим. Так изъясняя таинственно совершившееся на пророке домостроительство, мы находим все сказание (о нем) явно направленным к этому.

Так изображения здешних царей почитаются всеми, хотя бы они были сделаны и не из весьма драгоценных веществ — золота или серебра. Люди, уважая (эти изображения), сделанные из весьма драгоценного вещества, не презирают однако и сделанных из не драгоценного, но почитают всякие на земле, хотя бы они были из гипса или меди. И кто осмелился хулить какое–нибудь из них, тот не отпускается, как хуливший грязь, и не судится, как унижавший золото, но как нечестиво поступивший против Самого Царя и Владыки. И устрояемые из золота изображения Ангелов Его (Бога), Начал и Властей, мы устрояем в Его честь и славу.

Каждому лицу нужно во всем воздавать должное.

О сотворенном (против Оригена) [25]

В изречении: не давайте святыни псам, и (не бросайте) жемчуга вашего пред свиньями (Мф. 7:6), под жемчугом этот человек [26] разумел таинственное учение Богопреданного богопочтения, а под свиньями — людей, погрязающих в нечестии и всяких (чувственных) наслаждениях, подобно свиньям в грязи; им, говорит он, Христос повелевает не предлагать Божественного учения, потому что они не могут вместить его, как преданные нечестию и грубым удовольствиям. Великий Мефодий говорит: если под жемчугом нужно разуметь досточтимое и Божественное учение, а под свиньями — людей, преданных нечестию и (чувственным) наслаждениям, от которых должна быть устраняема и скрываема апостольская проповедь, возбуждающая благочестие и веру во Христа, то смотри, не говоришь ли ты, что никто из христиан не (должен был) обращаться проповедью Апостолов от прежнего своего нечестия. Тогда они, конечно, не стали бы предлагать Христовых таинств тем, которые неверием уподоблялись свиньям. Таким образом или эти таинства преподаны и проповеданы учениками Христовыми всем Эллинам и другим неверным и обратили их от нечестия в веру Христову (как мы действительно веруем и исповедуем), и тогда уже нельзя понимать изречение: не бросайте жемчуга вашею пред свиньями так, как сказано; или, допустив сказанное толкование, нам необходимо сказать, что никому из неверных, которых мы сравниваем со свиньями, не была сообщаема апостольскою проповедью, светло украшающею души подобно жемчугу, вера во Христа и свобода от нечестия. Но это богохульно. И так под жемчугом не следует здесь разуметь таинственное учение, а под свиньями — нечестивых, и изречение: не бросайте жемчуга вашего пред свиньями не нужно объяснять так: не сообщайте нечестивым и неверным таинственных и совершеннейших истин веры Христовой. Но под жемчугом нужно разуметь добродетели, которыми, как драгоценным жемчугом, украшается душа; не должно повергать их свиньям, т. е. не должно жертвовать добродетелями, как то: девственностью, целомудрием, справедливостью и истинностью — сладострастным удовольствиям (которые уподобляются свиньям), чтобы они, истребивши добродетели, не вовлекли душу в жизнь свинскую и исполненную страстей.

Ориген, которого (Св. Мефодий) называет кентавром [27], учил, что вселенная совечна единому премудрому и ни в чем не имеющему нужды Богу. Он говорил: если Создатель не бывает без созданий, творец без творений, вседержитель без содержимого, потому что непременно Создатель называется по созданиям, творец по творениям и вседержитель по содержимому; то необходимо следует, что они были при Боге от начала и что не было времени, когда бы их не было. Иначе, если было время, когда не было творений, а без творений нет и Творца; то смотри, какое следует нечестие: окажется, что непременяемый и неизменяемый Бог изменяется и пременяется. Ибо, если Он только впоследствии сотворил вселенную, то ясно, что Он изменился, перешедши от нетворения к творению; но это нелепо после сказанного; следовательно нельзя говорить, что мир небезначален и несовечен Богу.