Среди тем, обсуждаемых апологетами П века, можно выделить несколько общих направлений, передающих основные предметы озабоченности христианских авторов. Прежде всего им следовало дать ответ на расхожие обвинения в адрес христиан, главными из которых были теесговы вечери, эдиповы смешения и безбожие [15]. Огромный тематический раздел составляет критика языческих представлений о божестве [16]. При умеренном и разумном отношении к греческой философии апологеты могли найти некоторые опорные точки для оправдания христианского образа жизни и понятия о Боге [17]. Некоторые из них рассказывают о своем обращении от философии к христианству [18]. Зачастую апологетами приводятся разумные основания для веры [19], рассуждения о психологии веры [20]. Особо важный раздел составляет богословско–философская проблематика: о существовании Бога и Его атрибутах [21], о христианской Троице [22], о человеке и его предназначении [23], о промыслительном плане спасения [24], об Иисусе Христе и Его роли [25], о значении иудейской религии [26], о воскресении тела [27], о суде и будущей жизни [28], об устроении и смысле христианской церкви[29]. Также апологеты рисуют христианскую жизнь как красноречивое следствие христианской веры [30].

Существенной чертой любой апологии, независимо от индивидуальной манеры каждого автора, является широкое пользование средствами античной риторики. Одним из главных достоинств, которые апологету надлежало проявил, перед языческой аудиторией, была всесторонняя эллинская образованность, дававшая по меньшей мере право хотя бы приступить к рассуждению о подобных вещах. То же — в случаях интеллектуальных агонов с языческими писателями. Зачастую апологеты особо подчеркивали свое подробное знакомство с мифологией, поэзией, философией, используя их в качестве источника как отрицательных, так и положительных аргументов.

Большинство авторов стремилось объять язычество во всех его проявлениях и победить подобной же силой. Так, у Минуция Феликса, Тер- туллиана и Арнобия имеет место нарочитый отказ от использования библейских цитат для оправдания христианства. Действенным способом также был «научный» подход (например, при доказательстве древности христианства), что повышало степень уважительной «акривии» апологетического труда. Основным способом достижения понимания является объяснение через общепринятое. Однако такой подход мог сослужить и недобрую службу, убеждая язычников в том, что в христианстве нет ничего незнакомого и чуждого им. Так, Иустин (Апол. I, 21), говоря о том, что Христос родился без смешения, был распят, умер и воскрес, вознесшись на небо, сравнивает Его с многочисленными сыновьями Зевса, среди которых были и добровольные страдальцы, и вос- шедшие на небо, и рожденные непорочно, и даже само слово (Гермес).

4. Апология как факт богословия и философии

Идейная панорама, на фоне которой выступают христианские апологеты, составляется не только из народных представлений о новой религии, но по преимуществу из просвещенных суждений, образующих различные теоретические и юридические основания для враждебного отношения к христианам.

Интеллектуальная элита и круг людей, стоящих у власти, взаимопроникали, поэтому христианские полемисты имели дело не просто со способными чиновниками, но зачастую с людьми творчески одаренными и высокообразованными. Так, Иустин и Афинагор, обращаясь к императорам Луцию Веру и Марку Аврелию, называли их философами, Ориген и Евсевий адресовали свои апологии авторам философских антихристианских памфлетов, которые, по всей видимости, в свое время послужили теоретическому обоснованию гонений (об Иерокле, оппоненте Евсевия, известно, что он занимал высокие государственные должности). Это обстоятельство требовало виртуозного умения вести борьбу на поле, предоставленном соперником, то есть в подробно разработанных и тщательно упорядоченных сферах античной мысли.

Как в случае с Кельсом и Иероклом, история сохранила еще несколько имен языческих оппонентов христианства. Плиний Младший, как видно из его послания Траяну, относился к христианам презрительно, не вдаваясь в исследования существа «суеверия грубого и безмерного». Тацит в своем кратком свидетельстве (Анн. XV, 44) передает резко негативное отношение к христианам, выразив тем самым точку зрения римской интеллигенции начала П века. Убежденным защитником официальной римской религии был Корнелий Фронтон, известный ритор и юрист, бывший в 143 году консулом. Речь Цецилия в диалоге «Октавий» Минуция Феликса, по всей видимости, излагает в общих чертах речь самого Фронтона, хотя текст ее среди других его сочинений не обнаружен. У Фронтона обучался будущий император Марк Аврелий. Принимая во внимание основательность его философских занятий и враждебные христианству тенденции, следует признать, что он также имел самостоятельные теоретические суждения не в пользу христианства.

Некоторое время в русской советской историографии существовала точка зрения о том, что сочинение Лукиана (125 — 200) «О кончине перегрина» есть пародия на христиан [31]. Однако в незначительном эпизоде, где появляются христиане, главный герой (он же главный предмет насмешек) не имеет с ними ничего общего. По всей видимости, в этом сочинении на самом деле создан сатирический образ бродячего шарлатана, черты которого очень походят на странствующего мага и философа Аполлония Тианского. Филострат (род. ок. 160 — 170 — ум. ок. 244 — 249 тт.), автор подробного хвалебного жизнеописания этого человека, в некоторых эпизодах своего труда, похоже, противопоставляет его Иисусу Христу (возможно, в создании образа «святого язычника» в противовес богочеловеку Иисусу Христу полагалась главная цель создания этого сочинения), хотя никаких явных полемических тенденций в труде Филострата нет.

Еще до создания этого сочинения, около 176 года, Кельсом был написан обстоятельный полемический труд «Истинное слово». Очевидно, он был настолько авторитетным и философски основательным, что Ориген почти через восемьдесят лет после его написания счел необходимым дать его подробнейшее опровержение в специально посвященном сочинении «Против Кельса». Очень серьезными философскими противниками христианства были неоплатоники Аммоний Сакк (175 — 242), Плотин (204 — 270), его ученик Порфирий (233 — ок. 300), которому принадлежат утерянные 15 книг против христиан, также Ямвлих (ок. 280 — 330). Уже упомянутый Иерокл в начале IV века выступил с антихристианским сочинением «Правдолюбец», вызвавшим в свою очередь ответ Евсевия. Убежденным противником христианства был антиохийский ритор Либаний, под влиянием которого обратился от христианства к язычеству Юлиан Отступник, будущий император, написавший полемическое сочинение «Против галилеян».

Из позднейших противников христианства следует назвать ревностного сторонника язычества историка Зосима (вторая половина V века). Ему принадлежат 6 книг сочинения «Новая история», в которых проводится мысль о том, что упадок Римской империи имеет причиной отход от религии предков.

Возникновение апологии проявляет одну из вызванных жизнью тенденций — к своего рода интеллектуализации христианства. «Наивное суеверие» только в таком случае могло приобрести должную серьезность и завоевать столь необходимый внешний авторитет. Традиционная религия для образованного язычника уже давно потеряла значение живого корня, утратив вместе с тем и само собой разумеющуюся обоснованность. Так, для Кельса девственное рождение Иисуса Христа напоминало эллинские мифы (о Данае и др.) и именно поэтому было смехотворным.

Общепризнанным среди просвещенных оппонентов христианства был авторитет философии. Это обстоятельство было одной из основных причин, вследствие которой «первичному» богословию надлежало смениться позднейшим более «философствующим» богословием.

Вера христиан — современников апостолов и мужей апостольских не нуждалась в каком бы то ни было дополнительном обосновании, гораздо значительнее которого был сам факт увиденных евангельских событий и услышанной затем пламенной проповеди. Самая ранняя христианская литература обнаруживает отсутствие интереса к теоретизированию живой данности. Опровергая мнение о призрачности страданий Иисуса Христа, Игнатий Антиохийский находит возможным и совершенно естественным выдвинуть единственный аргумент: «Тогда зачем же я в узах? Зачем я пламенно желаю бороться со зверями? Зачем я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?» [32] Однако уже сами Евангелия и апостольские писания дают первые образчики бого- словствования и сообщают определенный умозрительный импульс. В новых условиях теоретический подход становится неизбежным.

Возникновения и развития христианского богословия требовала не только и не столько необходимость противостояния язычеству, но по преимуществу внутренние для Церкви разделения и споры. В них прояснялись наиболее специальные и значимые для православной веры вопросы, насущные для христиан и никчемные для язычников.