Вопрос о философской и богословской ориентации Афинагора на первый взгляд не вызывает трудностей. Разумеется, сам этот вопрос должен быть поставлен в таком смысле: с каким философским багажом пришел наш автор к христианству? Читатель сразу замечает, с какой строгой меркой подходит Афинагор к философским учениям античности: все, что так или иначе входит в противоречие с христианским учением, безжалостно раскритиковано им, а порой и высмеяно. С другой стороны, понятно, что, будучи главою платонической школы, он до определенной степени опирается на господствующее философское направление того времени, определяемое как «средний платонизм». Оно характеризовалось попыткой синтеза стоических категорий (прежде всего учения о Хбуо^ах, мировом уме и мировой душе, этического учения о судьбе), элементов арисготелизма (учения о перводвигателе, энтелехийности, логико–категориального аппарата) с платоническим содержанием (трансцендентный Бог–демиург, мир чистых сущностей (идей), вся ноэтическая иерархия и т. д.). В рамках этой традиции ближе всего к Афинагору стоит платоник Алкиной, учивший в Смирне в 151 — 152 годах, автор «Дидаскалика» («Epitome») [231]. Можно вычислять точные историко–философские границы этой близости, но мы, отослав читателя к обстоятельным работам Д. Пауэлла [232] и Б. Пудро- на [233], ограничимся указанием на разницу между высшим беспредпосы- лочным Божеством и Умом и на развитую демонологию Алкиноя. Стоические мнения и терминология широко используется Афинагором, в частности, характерно отождествление стоического термина t)YEHOVIk6v (Водительное) с платоническим Xoyiatucov или употребление термина «роснкт) gwoia, ассоциированного с платоновскими врожденными идеями [234]. Критика языческого многобожия в своей аргументации восходит к академической (послекарнеадовской) традиции критики аморальности богов [235]. К академической практике восходит, по–видимому, и употребление платоновских флорилегиев (Dicta Flatonis). Вероятно, жесткая критика перипатетиков связана с традициями среднего платонизма. Относительно стоицизма надо добавить, что в учении о Христе–Логосе Афинагор кажется нам более осторожным и менее подверженным влиянию языческих импликаций (в смысле субординацио- нисгского понимания) стоической идеи Логоса, чем Иустин. Надо также отметить, что Афинагор был первым христианским писателем, обратившимся к широкому использованию орфической традиции (см. главы 18, 20, 22,32 и соответствующие примечания). Впрочем, нам трудно судить о степени его оригинальности здесь, ибо сами орфические теогонии используются им для более успешной критики языческих богов, методология которой, как мы говорили, восходит к традициям Академии. Вообще говоря, весьма непросто оценить степень знания Афинагором того или иного философа или школы: как правило, философская традиция изучалась в школьной практике по флорилегиям. Например, очевидно, что Аристотеля наш апологет едва ли читал как такового, Платона он часто и охотно цитирует, но объем его знания платоновских текстов определить весьма трудно. Среди философских особенностей Афинагора Л. Барнард [236] также отмечает первое в христианской традиции использование аналогии бытия Божественного (6 (bv) и человеческого как философского аргумента.

Богословское учение Афинагора отличает очень большая четкость и логичность изложения. Он выстраивает весьма ясную концепцию творения как проявления Божественного совершенства. П. Баланос [237]отмечает в качестве особой заслуги применение Афинагором формально–логического метода для доказательства единства Божия. Для литургического богословия Афинагор важен тем, что он впервые употребил известный впоследствии термин бшащактос; (бескровная) [238] по отношению к литургической Жертве, а также подчеркнул гносеологический смысл вкушения меда и молока после таинства Крещения. В области нравственного богословия Афинагор интересен своим резким осуждением второбрачия как «прелюбодеяния под благовидным предлогом».

К сказанному можно прибавить, что текстологический и богословский анализ выявляет определенную преемственность мысли Афинагора и св. Иустина Философа. У нас нет в этом вопросе полной ясности (тому виною биографическая традиция), но представить возможность контактов Афинагора с учениками Иустина (о существовании некоей школы в Риме, вероятно, и после 165 г. позволяют судить наличные источники) было бы довольно заманчиво [239].

Настоящий перевод сделан по изданию Э. Дж. Гудспида с учетом конъектур Т. Отто и Э. Швартца и сверен по новейшему изданию Б. Пудрона. В отдельных случаях неоценимую услугу переводчику оказали исправления и разъяснения, сделанные Арефой на полях рукописи «Paris. Graec. 451». На русский язык Афинагор переводился П. Преображенским, однако этот перевод весьма устарел и, кроме того, малодоступен для российского читателя.

В тексте приняты следующие обозначения: […] — конъектуры, предлагаемые издателями; {…}— слова, вставленные по смыслу переводчиком. В отдельных случаях в круглых скобках, в согласии с правилами русского синтаксиса, полагаются синтагмы, не отделяемые от остального предложения в греческом оригинале.

Ниже приводится список использованной литературы:

1. Athenagore. Supplique au sujet des Chretiens. Sur la resurrection des morts / Ed. par Pouderon B. // Sources Chretiennes. — Ns 379. — Paris, 1992.

2. Die Altesten Apologeten/Hrsg. von Goodspeed E. J. — Gottingen, 1914.

3. Athenagorae Atheniensis opera (Corpus apologetarum Christianorum saecli sec. V. VII) / Hrsg. von Otto J. K. Th. — Jena, 1857.

4. Athenagore Supplique / Ed. par Bardy G. // Sources Chretiennes. — Paris, 1943. — № 3.

5. Barnard L. W. Athenagoras. A. Study in Second Century Christian Apologetic // Theologie historique. — Na 18. — Paris, 1972.

6. Pouderon B. Athenagore d'Athenes, Philosophe Chretien // Theologie historique. — Paris, 1989. — No 82.

7. Мироносицкий П. Афинагор. — Казань, 1894.

8. Преображенский П. Сочинения раннехристианских апологетов. — ML, 1856.