Творения

Иерею следует настолько проявлять человеколюбие вместо отвержения, что если бы и Сам Господь повелевал посечь кого–либо, как безполезное растение, он, как садовник, должен просить о пощаде и отсрочке. Такую ведь именно мысль дает нам повествование о безплодной смоковнице (Лк.13:6 и след.). Когда господин хотел порубить ее за безплодие, земледелец умоляет и просит об окопе и обкладке, возбуждая в нем добрыя надежды своим уходом. Не посекай же легкомысленно (и ты), обязанный предотвращать назначаемое от Господа посечение, не определяй поспешно негодности. Но приложи труд заботливости: вскапывай обличениями, согревай, как навозом, увещанияими, поливай притоком учений, огораживай, как валом, оградами заповедей. Твое дело ходатайствовать, а судить — Судии. Будем стараться усвоить себе тоже наименование, которое прилагается и к Господу: Он ведь называется Ходатаем за род человеческий, умилостивляющим Отца; подобным образом и Дух истины получил имя за попечение о нас, ибо и Он называется Ходатаем. Прошение же и ходатайство, конечно, совершается за согрешивших, а не за чистых и невинных. Поревнуй ты, иерей, попечительности Моисея, подражай благорасположению его к находившимся под его начальством. Он, прося у Бога, чтобы не разгневался на согрешивший народ, лишь только заметил, что милость замедляется, стал молить о том, чтобы (самому) прежде удалиться от народа, дабы не видеть гибели пасомых. Впрочем, лучше всего припомнить (здесь) самую речь его: молю, — согрешил народ грехом великим, и сделали они себе богов золотых; и теперь, если отпустишь Ты (Господи) им грех, отпусти; если же нет, то изгладь меня из книги, в которую Ты вписал (Исх.32:32 и след.). Видишь ли как спасение народа предпочитает он своему собственному, и просит быть изглаженным, если (Бог) не дарует прощение общине? А (у нас) теперь гневающиеся на согрешающих гонят от себя и приходящих, проходят (без внимания) мимо припадающих и не склоняют лица своего к плачущим.

А что написал мне Лука, вернее же — Дух Святый, о блудном сыне (Лк.15:11 и след.), который сначала оскорбил родителя своим удалением, потом развратившись в удовольствиях и пьянстве и объятый страстью к женщинам, расточил все отеческое богатство? Когда же по прошествии некотораго времени, натерпевшись достаточно бед, так что был и свинопасом наемным и питался одною пищею с свиньями, и образумившись, возвратился к отеческому очагу, то отец не отворотился (от него) и не затворил дверей при его возвращении; но совершенно напротив — вышел поспешно на встречу приближающемуся, заключил его в объятия, сострадательно пролил слезу на выи (его) и сделал опять из жалкаго счастливым, облачив в приличную одежду, надев на руку перстень, превратив тот день в праздник и устроив блистательный пир. Все это — речь приточная, которая тайно приоткрывает нам Церковь, как дом отчий, и побуждает с любовию принимать в нее, дабы не жили они подобно свиньям, т. е. демонам, но опять сделались бы из чужих сынами; дабы жили они согласно с волею Бога, как с мыслями отца, и с святыми мужами, как братьями. И ты не подражай настроению старшаго (сына), не ропщи на человеколюбие отца, что он ввел в дом свой блуднаго и своевольнаго. Удивляйся лучше благости и подражай долготерпению Божию, принимай в объятия обращающихся от блуждания и обнимай (их): таким образом ты будешь вождем слепых и учителем заблуждающихся.

Итак людям с чрезмерно суровым настроением и проявляющим жестокость вместо сострадания сказано у нас довольно, и ничего больше не требуется. А затем послушай и ты, нуждающийся в обращении, как следует тебе печалиться о грехах и оплакивать падения сердечныя. Более всего обрати внимание, если угодно, на грешную жену, о которой в нынешний раз было прочитано нам из Луки (Лк.7:37–38). Подражай ея смирению и благоразумию и приими правила строгаго покаяния. Ведь она, пришедши в дом фарисея, не устыдилась множества гостей и не стала избегать времени пира, как неудобнаго для исповедания; но объятая печалью и имея сильную скорбь о прегрешениях, ни на одну минуту не оставляла Врача грехов. И не прямо перед лице представши, умоляла она, но выражая свое недостоинство и робость своим видом, она заняла место позади; и не просто встав, но ухватившись сзади за ноги, распустив волосы и самым делом обнаруживая перед людьми скорбную душу и обливая ноги Иисуса слезами, с великим умилением испрашивала она милости; и столько излила (слез), что омочила ноги, и отерши опять влагу волосами, проявила она всю смиренную богобоязненность. Кратко говоря, всеми чувствами и членами, принимавшими участие в грехе, женщина выстрадала покаяние. А что она, так оплакивавшая свои грехи публично и явно, совершала в свободное время тайно, — об этом можно заключать уже по догадке. Мы же на словах изъявляем готовность к покаянию, а на деле не проявляем никакого труда; но имеет тот же образ жизни, какой вели и до греха: и веселость такая же, и одежда таже, и наслаждение столом изобильное, и сон продолжительный и до–сыта, занятия и заботы безпрерывныя, производящия в душе забвение о собственном ея попечении. Так, одно только слово покаяния выставляем мы на вид — безплодное и бездейственное, удаляя себя от таинств и приобщения неизреченных святынь, и не употребляя никакого старания с целию обращения к ним, но презирая наслаждение ими, как нечто дешевое. Подумай, человек, сколь великаго удостоенный удалил ты себя от участия в оном. Если бы ты был участником царскаго стола, а потом, впав в немилость, лишился бы этой чести, то сколько бы денег дал выкупом, чтобы опять стать другом и сотрапезником? Чьих дверей докучливо не обошел бы ты, вымаливая, не зная к кому обратиться за помощью, воздыхая, считая жизнь не в жизнь, изнуренностью и видом лица выказывая боль (скрытой) в глубине печали, — всякий камень, как говорится, сдвигая, пока не исправишь своей беды? А тот, кто удален от дружества с Богом и лишился по–истине высокой чести, что соделав великаго и важнаго, проявит смирение страждущей души?

Несообразно объявляющему себя больным вести одинаковую со здоровыми жизнь, ибо иной образ жизни больнаго и другой — здороваго. Видишь ли, какая перемена бывает со здоровым человеком, наблюдая перемену больнаго сравнительно с здоровым состоянием? Лежит он (больной)

Таков больной телом. А ты, болящий душею, почему не спешишь к безтелесному и, притворно исповедуя и показывая врачу свою немощь, оставляешь усиливаться и распаляться своему недугу, чтобы развился он во всей силе? Но образумься, познай самого себя. Бога опечалил ты, Творца своего прогневал, имеющаго власть и настоящей и будущей жизни Господа и Судию. От роскоши пришел ты в дурное состояние? — постом уврачуй пресыщение. Необузданность нанесла вред душе твоей? — целомудрие да будет лекарством недуга. Корысть вещественная причинила духовную лихорадку? — милостыня пусть опорожнит излишек: ведь очистительное средство от чрезмернаго избытка — в уделении другим. Причинило нам вред похищение чужаго? — пусть возвратится к своему владельцу похищецное. Ложь привела нас близко к погибели (ибо сказано: Ты погубишь всех говорящих ложь — Пс.5:7)? — забота об истине да отвратит опасность. Клятвопреступление ли наводит летящий воздушный серп Захарии, грозящий посечением? (Зах.5:1–4) — облечемся в полное всеоружие покаяния, чтобы отклонить острие серпа. Поработился ли кто нечестиво еретическим догматам? — православным образом мыслей пусть отгонит угрызения (совести). Таково ведь раскаяние, — освобождение и изглаждение того, что ранее или самым делом было совершено, или в намерении замышлено.

А тот, кто знает пользу покаяния, но постоянно вращается в тине беззакония, оказывается подобным рабу, знающему гнев господина, но на глазах его делающему худое и (через то) усугубляющему грех. Ты же будь внимателен к одержащей тебя болезни. Сокрушайся, сколько можешь, ищи и печали братий единомысленных в помощь себе для освобождения (от болезни). Покажи мне горькую и обильную слезу твою, чтобы я примешал (к ней) и свою; возьми и иерея в в сообщники скорби, как отца: ибо есть ли отец, настолько не соответствующий своему имени или настолько черствый по душе, чтобы не скорбеть вместе с детьми, находящимися в печали, или наоборот — не радоваться вместе с радующимся? Иерей так скорбит о грехе сына по религии, как Иаков — об окровавленной одежде Иосифа (Быт.37:33 и след.), как Давид — о погибели Авессалома (2 Цар.19:4), как Илий — об Офни и Финеесе, павших в строю (1 Цар, 4:18), как Моисей — о народе безбожном, который из любви к новшествам устроил себе тельца (Исх.32:29 и след.). Прежде отцов плотских положись на родившаго тебя по Боге: покажи ему не стыдясь сокровенное; обнажи тайны души, как врачу показывая скрытую болезнь. Он позаботится и о благопристойности и о врачевании. Стыд больше затрогивает родителей, чем самих потерпевших (детей): ибо как слава детей относится к родителям, так равно и срам. Неизвестен, братие, срок (нашей) жизни: предварим же заботливостью исход. Нелепо ведь, если те, кои разсудительно заботятся о плоти, очищают себя от нечистот прежде восхода так называемаго пса (созвездия), — дабы сырость, загнив от слишком большой теплоты, не произвела болезнотворнаго нагноения: — а нуждающиеся в заботе о душе не предупреждали бы неизвестности смерти и кипения огня карательнаго, безпрестанно горящаго и никогда не охлаждаемаго. Драхму евангельскую имел ты, и был достаточно богат этим сокровищем; а потом по нерадению потерял ее. Зажги светильник из покаяния (Лк.15:8–9); склонись заботливо; отыщи драгоценность, сокрытую земными страстями. Нашедши, подними и сохрани, дабы мы, соседи, порадовались вместе с тобою радостию во Христе, Которому подобает слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Источник: Журнал «Богословский Вестник», издаваемый Московскою Духовною Академиею. — Сергиев Посад: «2–я Типография А. И. Снегиревой». — 1893. — Том I. — Январь. — С. 1–17.

Слово въ похвалу святыхъ верховныхъ Апостоловъ Петра и Павла

Все эти обычныя и по закону совершаемыя священныя чествованія мучениковъ суть торжественныя празднества и вечные памятники доблестно подвизавшихся по Боге. На нихъ предстоятели Церквей, когда приступаютъ къ произношенію речей, соизмеряя свои силы съ величіемъ предметовъ, уже въ предисловіяхъ прибегаютъ къ просьбе о снисходительности и извиненіи, и говорятъ, что они умаляютъ величіе подвиговъ скудостью речи. И если они, намереваясь восхвалять каждаго (обыкновеннаго) изъ мучениковъ, изнемогаютъ въ похвалахъ и въ слухъ всемъ исповедуютъ собственное безсиліе; то кемъ могу оказаться сегодня я, имеющій предметомъ для хвалы — наставниковъ мучениковъ, присныхъ и первыхъ учениковъ Христа, отцевъ Церквей, наидостовернейшихъ провозвестниковъ Евангелія, беседовавшихъ съ Богомъ и принимавшихъ слухомъ своимъ гласъ Божій? Однакожъ изъ–за того, что слишкомъ возвышенна речь и трудно выполнимо предпріятіе, мы не удовольствуемся коснымъ и бездеятельнымъ молчаніемъ, подобно трусамъ и непривычнымъ къ морю, которые при одномъ лишь виде моря падаютъ духомъ и какъ сначала не решаются вступить на корабль, такъ (и потомъ) ради опыта (хоть) немножко проплыть вдоль береговъ. Но вверивъ предпріятіе самимъ Треблаженнымъ, ради коихъ сошлись мы ныне, попытаемся предложить посильное на утешеніе другимъ. Знаю, что спросится не столько, сколько подобаетъ темъ, великимъ и дивнымъ, а сколько окажется у нашей скудости. Посему желалъ бы я, чтобы мне дана была сегодня малая доля той благодати, обладая которою оба эти святые, — одинъ въ Іерусалиме училъ неверующихъ, другой выступилъ въ Аѳинскомъ Ареопаге и отвратилъ богобоязненныхъ отъ безбожнаго блужданія, показавъ имъ Христа и возвестивъ тайну истиннаго благочестія: такимъ образомъ мы исполнили бы хотя что–нибудь изъ предлежащаго намъ и не оказались бы слишкомъ скудными по сравненію съ чрезмернымъ величіемъ предмета.

Но такъ какъ великіе дары Духа свойственны великимъ, я же недостоинъ обогащаться такими милостями; то предложу вамъ съ готовностію скудость свою, какъ Елисей — овощи съ мукой (4 Цар. 4:38), дабы не лишиться чести всесторонне представить прекрасное. Но никто изъ васъ, намеревающихся слушать меня, да не подумаетъ, что я, предпочтя славу людей известныхъ (въ составленіи речей), буду следовать законамъ внешней (языческой) мудрости; такъ какъ мы не составляемъ льстивой речи искусственнымъ сочиненіемъ, но стремимся представитъ вамъ въ истинномъ виде добродетель боголюбезныхъ душъ. Посему умолчано будетъ о роде, и великая слава отцевъ не обременитъ речи: ибо плоть и кровь не могутъ наследовать Царствія Божія (1 Кор. 15:50). И даже не по земному и мірскому будемъ мы чтить гражданъ небесныхъ: но совсемъ напротивъ — и безвестная жизнь отцевъ, и низкія ремесла, и мнимый порокъ бедности — все это будетъ упомянуто въ числе похвалъ: такъ какъ слава христіанъ, по нашему Евангелію, есть уничиженіе. И я, просматривая похвальныя речи внешнихъ (язычниковъ), сильно не одобряю (ихъ); потому что, желая почтить техъ, кого они изберутъ, за неименіемъ сказать ничего особенно хорошаго, тщетно прибегаютъ къ гробницамъ, напрасно тревожатъ лежащихъ тамъ, берутъ и мертвецовъ для украшенія живыхъ, своимъ обращеніемъ къ усопшимъ сознаваясь въ томъ, что ничего добраго нетъ у восхваляемыхъ ими. И сверхъ того, такъ какъ у нихъ уже признано, что происходящіе отъ знаменитыхъ отцевъ непременно и сами хороши и наследуютъ добродетелъ, какъ некое природное свойство: то уместнымъ считалось (у нихъ) делать также воспоминаніе и о родителяхъ. Но поелику наследственную передачу рода по большей части извращаетъ различіе занятій (ведь и отъ любомудраго бываетъ неразумный и отъ легкомысленнаго — любомудрый), то напрасный трудъ — вспоминать о прадедахъ, когда надо показывать, имеетъ ли то или другое лицо успехи въ добродетели. А что это такъ, нетъ нужды съ большими затрудненіями узнавать изъ другихъ источниковъ, но — изъ самаго Священнаго Писанія нашего, заключающаго въ себе многостороннюю и разнообразную пользу. Мы знаемъ, во всякомъ случае, священника [10], известнаго старца, воспитателя и учителя великаго Самуила; но, самъ будучи превосходнейшимъ, онъ ничемъ не помогъ сыновьямъ своимъ, хотя они и воспитаны были подъ руководствомъ самого родителя и ежедневно изучали законоположенія священства. Затемъ, отъ нечестивыхъ родителей Тимоѳей (Деян. 16:1), — я разумею апостола, славнаго питомца Павлова: ведь не последовалъ же онъ, какъ бы за природою какой, за воспоминаніемъ о родителяхъ, но разумно презревъ ихъ нечестіе, добровольно перешелъ къ святому закону благочестія, и явился сладкимъ плодомъ отъ горькаго корня: соитіе муловъ, а порожденіе овецъ. Такъ и Авессаломъ (2 Цар. 15:1 и след.), отъ благопристойнаго отца юноша неистовый и настолько прославившійся дерзостью, сколько отецъ — добротою, или скорее, — если сказать ближе къ истине, — въ значительной степени превосходившій порочностью добродетель родителя. И вообще, если кто пожелаетъ обратить вниманіе на подобныя противоположности детей сравнительно съ отцами, найдетъ безчисленное множество нравственныхъ (детей) отъ худыхъ (родителей) и дурныхъ — отъ превосходнейшихъ. И это весьма естественно: ибо если бы природа, а не образъ жизни, производила порокъ или добродетель, то не было бы двухъ (т. е. и порока и добродетели), но одно изъ двухъ возобладало бы исключительно.

Итакъ, да будетъ предметомъ речи нашей Петръ, сынъ Іоны, (Іоан. 1:42) а какого такого, для меня безразлично, потому что я за дела сына чту родителя, и, начавши снизу, до верху возвожу славу, подобно какъ ночные светильники съ полу освещаютъ потолки. Исаія говоритъ пророчествуя (Ис. 28:16), что Отецъ положилъ Сына камнемъ краеугольнымъ, показывая, что весь составъ міра имеетъ Его своею основою и опорою. А Единородный, какъ говорится въ Евангеліяхъ, называетъ въ свою очередь Петра основаніемъ Церкви: ты Петръ, и на семъ камне Я создамъ Церковь Мою (Матѳ. 16:18). И действительно, онъ первый, какъ бы камень какой великій и крепкій, былъ вверженъ въ ровъ міра сего, или — въ долину плача, какъ говоритъ Давидъ (Псал. 83:7), — дабы поддерживая всехъ христіанъ, назданныхъ (на немъ), вознести къ высоте, которая есть жилище упованія нашего. Никто не можетъ положить другаго основанія, кроме положеннаго, которое есть Іисусъ Христосъ (1 Кор. 3:11). Подобнымъ же названіемъ Спаситель нашъ почтилъ и перваго ученика Своего, нарекши камнемъ веры. Итакъ, чрезъ Петра, бывшаго истиннымъ и вернымъ тайноводителемъ благочестія, сохраняется твердое и непоколебимое основаніе Церквей. Строеніемъ праведнаго стоимъ мы, — сущіе отъ восхода солнца до запада христіане, — крепко утвержденные, не смотря на многія воздвигавшіяся испытанія, съ техъ поръ какъ возвещено Евангеліе, и на безчисленное множество тиранновъ, а прежде нихъ — діавола, желавшаго ниспровергнуть долу и исторгнуть насъ съ самыхъ основаній. Разлились реки, — какъ говоритъ спасительное слово (Матѳ. 7:27), — какъ бурные потоки, сильные ветры діавольскихъ духовъ устремились, неудержимые дожди гонителей христіанъ съ шумомъ обрушились, и — ничего сильнее твердыни божественной не оказалось, такъ какъ святыми дланями перваго изъ апостоловъ было устроено зданіе веры. Все это, что я говорю, следовало бы выразить однимъ словомъ благословенія Того, Кто назвале благовестника камнемъ. Посмотримъ же, если угодно, какъ созидалъ Петръ: не камнями и кирпичами и не другими какими–нибудь земными матеріалами; но словами и делами, которыми действовалъ по внушенію Духа.

Итакъ, когда Богъ и Спаситель нашъ возшелъ на небеса, имея колесницею облако, въ виду апостоловъ, — сей мужъ принялся за проповедь Евангелія: и, прежде другихъ сотоварищей по епископству, отверзши уста, смело выступилъ противъ народовъ, возстававшихъ на благочестіе и явился мудрымъ проповедникомъ — среди язычниковъ и Израиля, не смотря на то, что язычники точили зубы и были исполнены ярости (противъ всякаго), кто назвалъ бы Іисуса. Поэтому сказанное о Господе въ пророчестве вполне можно приложить и къ Петру: обыдоша мя пси мнози, юнцы тучніи одержаша мя (Псал. 21:17. 13). Но онъ, пламенея духомъ и сохраняя незабвенную заповедь, сказавшую ему: паси агнцевъ Моихъ (Іоан. 21:15), — ставши въ толпу, состоявшую изъ безчисленнаго множества народа, восклицалъ: мужи Іудейскіе и все живущіе въ Іерусалиме! (Деян. 2:14) — и, чтобы намъ не распространиться слишкомъ, приводя каждое выраженіе, (скажемъ кратко, что) припоминаетъ онъ провещанія Іоиля, пророчествовавшаго о низшествіи Духа; отсюда переходитъ къ Давиду и, сославшись на псаломъ пятнадцатый, утверждаетъ воскресеніе: и всю речь закончивъ мудрыми изреченіями и свидетельствами закона, онъ тотчасъ же привлекъ къ себе слушателей, — не десять и не сто, не трижды или пять разъ столько, но три тысячи мужей, — полноту Церкви [11], целый народъ, достаточный для того, чтобы изумить непріятелей, отъ коихъ они все вдругъ отделились. О, горячее и пламенное средство убежденія, быстро тронувшее души! О, мудрость богословская, затмившая всякую мудрость человеческую! Что скажете вы, превозносящіе Димосѳена надъ ораторами, и прославляющіе Сократа между философами? Ведь Димосѳенъ, великій и препрославленный въ ораторскомъ искусстве, такъ мало былъ въ состояніи убедить въ томъ, въ чемъ желалъ, что даже былъ изгнанъ изъ города (своими) слушателями. Сократъ же плодомъ (своихъ) многихъ речей къ Аѳинянамъ и мудрыхъ собеседованій обрелъ цикуту (ядъ), будучи умерщвленъ сонмомъ (своихъ) учениковъ: такъ мало было у него силы убедительности. А Петръ, — рыбарь, ремесленникъ, неученый и вообще какъ кому угодно унизительно назвать, — однимъ приступомъ слова уловивши три тысячи мужей, прочно поставилъ ихъ въ новое положеніе, хотя они негодовали и возставали противъ него и не допускали сначала, чтобы онъ открылъ уста. А после того, какъ сонмъ христіанъ достаточно увеличился и распространился, — поелику кроме словесныхъ назиданій и увещаній онъ (Петръ) явилъ и удивительное доказательство способности деятельной, возстановивъ здравымъ хромаго у преддверія храма, — хромаго отъ чрева матери, калеку вследствіе природнаго поврежденія, — и весь народъ сразу сбежался къ храму, привлеченный къ зрелищу молвой о великомъ деле, и все пристально смотрели на сего мужа, пораженные чудомъ; то заградились уже уста враговъ Христовыхъ, и крестъ сталъ затемъ знаменіемъ победы, а не поношеніемъ. Опять этотъ необразованный, работникъ низкаго ремесла начинаетъ вторую речь, говоря къ нимъ (приблизительно) такъ: «о мужи! если достойнымъ удивленія и божественной силы кажется вамъ случившееся, то поклонитесь Целителю хромаго, Іисусу, Котораго заушили вы по ланитамъ, а напоследокъ, воспылавъ яростію, и на древо вознесли. Онъ существуетъ и живетъ и, какъ часто говорено было вамъ, воскресши изъ мертвыхъ, царствуетъ надъ всеми. Посему ныне, принявши раскаяніе въ томъ, въ чемъ согрешили вы, приступите къ Нему и просветитесь (Псал. 33:6), какъ говоритъ отецъ вашъ Давидъ. Если вы сыны пророковъ и ученики Моисея, то не безчестите же благодати своихъ предковъ, внимая лжецамъ; но благоразумно вникнувъ въ то, что предвозвещено ими, примите душами Спасителя рода вашего. Онъ — Тотъ, о Которомъ Моисей провозвестилъ, что возстанетъ у васъ пророкъ» (Втор. 18:15). — Это и подобное изложивъ передъ народомъ, онъ (Петръ) отошелъ, присоединивъ къ тремъ тысячамъ еще столько же. Такъ вотъ каковъ Петръ, готовый смело говорить въ речи передъ народомъ о тайне Евангелія, неустрашимый, разумный, — ободреніе для своихъ и страхъ для противниковъ.

Поелику же не то только было предметомъ старанія для превосходнешаго учителя благочестія, чтобы народъ Божій умножился количествомъ, но гораздо более — чтобы ученики вполне точно жили но даннымъ законамъ: то, увидевъ, что Ананія тотъ, похититель своихъ собственныхъ стяжаній и странный святотатецъ, готовъ былъ вселить въ христіанъ греховную привычку, — безпощадно отсекъ его отъ Церкви, не будучи суровымъ и насильственнымъ въ этомъ решеніи, но въ целяхъ пользы уврачевавши грехъ такимъ образомъ. Такъ какъ народъ былъ новообращеннымъ и недавно присоединившимся къ обществу верующихъ, только что принявшимъ евангельскіе законы после эллинской и іудейской распущенности; то справедливымъ признавалъ онъ, что ученики нуждаются не въ словесномъ только назиданіи, но и въ некоторой угрозе, удобоисполнимой (ибо обыкновенно люди, разъ они въ начале будутъ пріучены къ законному порядку въ образе жизни, до конца сохраняютъ эту привычку). Посему, обличивъ грехъ, онъ (Петръ) навелъ смерть въ отмщеніе, не мечемъ воспользовавшисъ и не палачамъ предавши его (Ананію), но особенно явивъ тогда силу Христа въ способе умерщвленія: произнесъ онъ только обвиненіе и виновный испустилъ духъ. А какъ это подействовало и какой благовейный страхъ вселило въ Церкви, — объ этомъ нетъ нужды передавать. Одновременно достигнутъ былъ успехъ въ двухъ отношеніяхъ: возбуждена была вера и въ Спасителя нашего, какъ Бога, и въ наставника законовъ Его, какъ имеющаго сопутниками ангеловъ, съ готовностію действующихъ по желанію апостола. Пожелалъ онъ облагодетельствовать хромаго, и не замедлила благодать: захотелъ наказать святотатца, и явилось наказаніе.

Этого было достаточно, чтобы привести въ содроганіе каменныя души и твердо убедить, что не обманчивы были слова, произносимыя Петромъ, но что действительно Богъ былъ съ нимъ, и свято и истинно таинство, которое возвещалъ онъ. Необходимо и на то обратить вниманіе, что знаменіе наказанія и убіенія только одинъ разъ произошло черезъ апостола по нужде (для того), чтобы решающимся на зло дать доказательство силы карающей, — чудеса же благодеяній и исцеленій совершалъ онъ ежедневно и безпрерывно. И такая легкость и благодать къ врачеванію была присуща ему, что никто изъ больныхъ, пришедши къ нему, не возвращался обманутымъ въ надежде, но целымъ и здравымъ отходилъ домой. И во всякомъ месте Іерусалима, где появлялся Петръ, онъ возвещалъ Христа [12]; множество больныхъ имелъ онъ следовавшими за собой, и странное зрелище каждодневно — изъ смешаннаго народа: при чемъ одни сходились, чтобы освободиться отъ тяготящихъ золъ, другіе — чтобы видеть исцеляемыхъ. Такъ, объ (этомъ) апостоле записано и нечто такое чудесное, чего ни о комъ другомъ не сказано, что родственники и домашніе больныхъ выносили ихъ на улицу на кроватяхъ, дабы хотя тень проходящаго Петра осенила кого изъ нихъ (Деян. 5:15). А это больше даже и Владычнихъ чудесъ, и рабъ прославляется выше Господа. И скоро исполняется въ этомъ знаменіи пророчество, которое Спаситель изрекъ къ ученикамъ своимъ: истинно, истинно говорю вамъ: верующій въ Меня дела, которыя творю Я, и онъ сотворитъ, и больше сихъ сотворитъ (Іоан. 14:12). Говоря это, я не равняю раба съ Владыкою. Отнюдь нетъ! безумнаго это мысль. Но поелику Богъ, черезъ служителей Своихъ обнаруживающій Свою силу, никого изъ учениковъ не обогатилъ своими дарами такъ, какъ Петра, и предъ всеми отличилъ его, превознесши дарованіями свыше: то и на опыте делъ онъ явленъ былъ силою Духа, какъ первый ученикъ и большій изъ братій. Первымъ онъ призванъ былъ, и тотчасъ повиновался. Найденный на берегу морскомъ, въ тревожной местности міра, обуреваемый всегда волнами человеческихъ треволнеиій, онъ имеетъ безпрестанный молитвенный вопль около береговъ. Первый между христіанами пренебрегъ онъ мірскими вещами и, презревъ все низменное, перешелъ къ духовному и премірному.