Удели что–нибудь и душе, не все телу: первую питаетъ воздержаніе отъ пищи, последнее — сытость. Но такъ какъ душа и тело находятся въ сочетаніи другъ съ другомъ и, при большомъ различіи по природе, связаны вместе промышленіемъ и художествомъ Устроителя, — то позаботимся, чтобы та и другое существовали, не лишаясь удовлетворенія соответственныхъ потребностей. Изъ двухъ частей состоишь ты, человекъ, — не говорю пока о томъ, что душа гораздо предпочтительнее тела, и ей следуетъ уделять больше благорасположенія. — Разсуди же между обеими по разуму и справедливости. Подожди, впрочемъ, немного, — и, если хочешь, я поведу речь въ пользу души, какъ бы въ защиту жены верной противъ того, въ чемъ — по ея словамъ — она терпитъ несправедливость и обиду. Итакъ, душа священна и безтелесна, безсмертна и не разрушима; не съ землею и земнымъ, а съ Богомъ имеетъ она сродство. Будучи же чистою, она и наслаждается чистымъ, и имея нематеріальное происхожденіе, избегаетъ матеріи. Но поелику ей назначено управлять сосудомъ, образованнымъ изъ земли, то, какъ послушная раба господина, она находится неотлучно при этой (земной) персти, оберегаетъ ее и заботится о ней до техъ поръ, пока не последуетъ повеленіе о разлученіи. Итакъ ее, оживляющую тело, радуетъ воздержаніе отъ пищи, тогда какъ земному орудію необходимо вкушеніе хлеба. Ничего больше и не требуетъ она, какъ высшая: удели мне, говоритъ, известное время года, дай шесть месяцевъ управляемому, остальные — правителю. Справедливая просьба, — и нетъ столь плотолюбиваго и пристрастнаго судьи, который бы не согласился съ сказаннымъ.

Я допущу даже преувеличеніе, не настаиваю на равномерности. Снисхожу къ немощи плоти; предоставляю десять месяцевъ телу и еще несколько (дней). Но пусть оно оставитъ Четыредесятницу не оскверненною, чтобы я хоть немножко освободился отъ нечистоты, пока грязь просушивается воздержаніемъ. Это, христіане, справедливо и безпрекословно и по Божескому и по человеческому суду. И ты, судья, (благо ты во–время пришелъ) разсуди меня, душу, въ споре съ теломъ. Отними отъ меня, христіанинъ, сладострастіе, какъ нечто ребяческое. Ты — мужъ, не мысли, какъ дети, которыя, когда не получатъ меду, плачутъ, и, когда не дашь имъ мяса или вина, упавши бьются, досаждая всемъ весьма много своимъ воплемъ. — Краснею отъ стыда за обжоръ, какъ (много) они жертвуютъ сравнительно съ воздержаніемъ [23]. Постоянно зеваютъ, наклоняются по–немногу, вскакиваютъ, но опять засыпаютъ по неволе. Въ разсеянности стараются проводить дни; жалуются на солнце, что оно медлитъ заходомъ, и днямъ приписываютъ бóльшую обыкновенной продолжительность. Выдумываютъ, затемъ, боли желудочныя, спираніе газовъ, тяжесть въ голове, извращеніе обычнаго порядка жизни, — хотя все это суть признаки пресыщенія, а не поста. Неохотно приступаютъ къ почтенной трапезе, ропщутъ противъ овощей, ругаютъ бобы, какъ излишнюю прибавку къ творенію. Такъ, и въ качестве знатоковъ природы выступаютъ эти любители наслажденій противъ постныхъ кушаній. — Воду глотаютъ они залпомъ, какъ какое–нибудь непріятное лекарство, прописанное врачами. А многіе подделываютъ и вино, искусственными средствами удовлетворяя своей страсти; другіе занимаются подобнымъ же ремесломъ относительно овощей, и бываютъ очень разнообразными изобретателями наслажденія. Это крайне нелепо и безсмысленно. Воздержаніе есть знакъ независимаго и благороднаго образа мысли, а не рабская изворотливость, стремящаяся исполнить долгъ, не какъ следуетъ, а съ низкимъ лукавствомъ. Еще награды требуешь ты за то, что живешь по закону добродетели; но ведь награда и воздаяніе обещаны искреннимъ делателямъ, а не коварнымъ.

He искажай поста, чтобы не потерпеть тебе того, что бываетъ съ корчемниками. Если они наказываются, когда примешиваютъ воду къ вину, то какъ избежишь наказанія ты, вводящій въ строгій постъ измышленныя наслажденія? He выставляй мне на видъ мнимыя немощи. He лги на Четыредесятницу, какъ причину болезней; напротивъ, она есть источникъ здоровья. He выдумывай извиненій въ грехахъ вместе съ людьми, преданными удовольствію. Только вследcтвіе дурной привычки воздержаніе представляется тебе противнымъ, а не по существу оно тяжело. Свидетельствомъ этого служатъ все те варвары, которые ни винограда ни садятъ, ни вина не пьютъ, а употребляютъ для питья естественную и безъискусственную воду, и (не смотря на то) оказываются храбрыми и победоносными въ войнахъ, и берутъ верхъ надъ пьющими много вина, какъ и подобаетъ — трезвымъ — надъ пьяными. Тела у нихъ легкія и выносливыя; они быстро вскакиваютъ на коня, — ловки, смелы, метки при стрельбе; непоколебимы въ своей удали и умеютъ всегда найтись въ трудныхъ обстоятельствахъ. — Итакъ, не клевещи на воду, будто нездорова она, будто делаетъ больными и слабыми техъ, кто употребляетъ ее: опытъ изобличаетъ твою клевету.

Но что я говорю о вине? Скиѳы–кочевники, живущіе около Босфора, а также и обитающіе по реке Рейну, не имеютъ домовъ и домашнихъ очаговъ. Живя въ шатрахъ, они устрояютъ себе кровъ изъ шерсти, изъ шкуръ овечьихъ и всякихъ другихъ покрывалъ. Поэтому они и печенаго хлеба не имеютъ, и плуга не знаютъ, и земли не пашутъ: ибо какъ они могутъ иметь понятіе о хлебе и семенахъ земныхъ, если не научились земледелію? И однако, обходясь безъ хлеба и вина, они мужественны и равносильны всемъ народамъ въ войне, а многихъ и побеждаютъ. Отсутствіе хлеба и вина нисколько не вредитъ имъ; но унаследованная отъ отцовъ привычка сделалась природой для этихъ людей.

Для чего же упомянули мы объ этомъ въ слове нашемъ? Для того, чтобы научиться намъ, что поведеніе и занятія образуютъ изъ человека то, къ чему мы будемъ стремиться и чемъ станемъ заниматься. Пріучи себя къ воздержанію, и со временемъ оно сделается вовсе не обременительнымъ для тебя сожителемъ. Если же, наоборотъ, ты сдружишься и свыкнешься съ наслажденіями и пирами, то поста никогда не будешь любить: какъ чуждый и непривычный, онъ будетъ казаться тебе тяжелымъ.

Жизнь воздержная есть образъ будущей нетленной жизни: ибо какъ и тогда, отложивъ эту страстную плоть, мы будемъ жить свободно, не имея никакой нужды служить чреву и находиться въ рабстве у прочихъ страстей; такъ и ныне, если мы большую нужду и самую матерію этихъ страстей отвергнемъ, близки будемъ къ ожидаемому нетленію. Говоря кратко, будемъ по возможности избегать сластолюбія, такъ какъ трудно одному и тому же человеку быть и сластолюбцемъ и боголюбцемъ. Плотолюбивый по необходимости будетъ и любостяжательнымъ, а любостяжательный — несправедливымъ; впавши же въ неправду, легко преступитъ правила благочестія и нарушитъ законы премудрыхъ, — спокойно примется за недозволенное, собирая себе отсюда матеріалъ для наслажденія, и всю эту добычу неправды принося въ даръ похоти, какъ повелительнице.

He беги отъ трудности воздержанія, но настоящему труду противопоставь надежду, и ты легко достигнешь воздержанія отъ пищи. Скажи себе самому слова благочестія: горекъ постъ, но сладокъ рай; тягостна жажда, но близокъ источникъ, изъ котораго пьющій не будетъ жаждать во векъ (Іоан. 4:13). Назойливо тело, но гораздо сильнее душа безтелесная; мертва сила, но близко воскресеніе. Скажи докучливому чреву и ты изреченіе Господа: не хлебомъ однимъ будетъ жить человекъ, но всякимъ словомъ Божіимъ (Матѳ. 4:4). Постъ — не голодъ, а небольшое отвлеченіе (отъ пищи), — не неизбежное наказаніе, a добровольное воздержаніе, не рабская необходимость, а свободное любомудріе. Помолисъ и — укрепишься, воззови и — явится тебе скорый помощникъ.

Припомни древнюю исторію (Дан. 1:3 и след.) и научись, какъ люди, удручавшіе свою плоть ради благочестія, не были слабее силою техъ, которые жили въ роскоши, и вливали въ себя много вина, — и на видъ не были унылее, и красотой не увядали. Известный царь Ассирійскій, жившій исключительно для плоти и привязанный къ роскошной жизни, какъ къ яслямъ, приказалъ, чтобы и виночерпіи, и служащіе за столомъ, и вообще все прислужники его наслажденій — были отменно стройнаго телосложенія и пріятной наружности, дабы не только ротъ и вкусъ, но и глазъ его нежился темъ, на что онъ смотритъ. Тогда три юноши изъ пленниковъ израильскихъ, зачисленные въ списокъ этихъ служителей, воздерживаясь отъ яствъ царской трапезы, какъ оскверненной примесью идоложертвеннаго, питались исключительно семенами. И вина имъ нужно было избегать изъ–за жертвеннаго возліянія, и всякаго мяса — по вышесказанной причине. И когда приставленный къ нимъ начальникъ, опасаясь, чтобы красота ихъ отъ воздержанія не изменилась въ безобразіе, и чтобы обвиненіе и наказаніе за неприглядность и исхудалость юношей не обрушились на него, сталъ принуждать ихъ есть то, что имъ предлагали, — то они сказали: оставь и дозволь намъ; мы не покажемся царю более жалкими, чемъ живущіе въ неге, и лица наши не увянутъ. He безпокойся, что приведешь къ нему (царю) слугъ безобразныхъ; ибо Создатель внешняго вида нашего дастъ намъ привлекательность, и ты узнаешъ по опыту, что постъ только содействуетъ красоте нашей и благообразію, о которомъ ты заботишься. — Такъ и было: юноши сильно разцвели и затмили всехъ, питавшихся мясомъ.

А что сказать о Сампсоне? (Суд. 13:3 и след.). He прямо ли отъ сосцевъ матернихъ научился онъ поститься? Ибо матери возвещено было ангеломъ, что младенца следуетъ охранять отъ вкушенія вина и вообще всякой роскоши. И кто, однако, былъ сильнее его? кто столь прославленный победитель? Онъ одинъ могъ поравняться силами съ противниками, онъ съ дерзновеніемъ выходилъ противъ целаго строя и безчисленнаго множества непріятелей. А однажды, за неименіемъ меча или копья, онъ схватилъ челюсть осла и одной этой костью уложилъ тысячу вооруженныхъ мужей.

Такъ и ты надейся — и получишь силы; усердствуй — и будешь укрепленъ; приклони слухъ къ ученію о сокровенномъ — и забудешь о пище, какъ народъ, следовавшій за Іисусомъ, учившимъ словомъ и деломъ.

Устыдимся, о невоздержные и сластолюбцы, эллиновъ и іудеевъ, которые постятся хотя и напрасно и безъ всякой цели, (потому что они только сами себя наказываютъ темъ, что не едятъ) однакожъ следуютъ заповеди (о посте), какъ достойной соревнованія и приличествующей людямъ серьезнымъ. Христіанамъ подобаетъ строгость жизни и священная важность этого любомудрія (поста), — христіанамъ, которымъ присуще чистое и истинное разуменіе благочестія. Те же, кто безъ этого разуменія несутъ нравственный подвигъ, делаютъ — на мой взглядъ — нечто подобное тому, если строятъ домъ безъ фундамента, или сооружаютъ корабль, не подложивши киля. А таковы евреи непослушные.

Крайне смешно становится мне, когда вижу ихъ босоногими, въ белыхъ поношенныхъ плащахъ бродящими по улицамъ, — это посрамленіе Моисея, это безчестіе пророковъ, это уродливое порожденіе Авраама, — рабовъ безумія — прежнихъ сыновъ свободы, невежественныхъ и беззаконныхъ — некогда истинныхъ учениковъ закона, утратившихъ надежду на исполненіе обетованій вследствіе того, что образовъ будущаго они не поняли разумно. Ибо Моисей всемъ, что онъ делалъ, назнаменовалъ образы имеющаго совершиться впоследствіи: и устройствомъ скиніи, и воспоминаніемъ трубъ, такъ же какъ и обрезаніемъ, и опресноками, и горькими травами. Все это были указанія жизни во Христе, — подобія, предначертанныя для техъ, которые постепенно тайноводствовались къ совершенству.

Я, какъ христіанинъ и рабъ Распятаго, пощусь правильно, или очищая себя въ надежде воскресенія, или же, какъ любящій господина рабъ, сострадая страстямъ Господа моего. Ты же, сынъ убійцъ и потомокъ заклавшихъ Агнца, получившій наследіе пролитой крови отъ отцовъ, навлекшихъ такимъ образомъ несчастіе на себя и детей, — чего ради постишься? скажи. Если раскаяваясь въ томъ, въ чемъ согрешилъ, то я радостно приветствую тебя за такое решеніе; и ты, оставивши синагогу лукавствующихъ, спеши въ Церковь благочестивыхъ. Приступи къ крови Агнца и очистись ея кропленіемъ; ибо оттуда же будетъ тебе и очищеніе, где совершилъ ты грехъ. Если же ты и теперь привязанъ къ тому же самому, то какое значеніе имеетъ для тебя воздержаніе отъ яствъ? He подражаешь ли ты нильскимъ крокодиламъ, которые — по разсказамъ — плачутъ надъ головами съеденныхъ ими людей и проливаютъ слезы надъ трупомъ, не раскаяніе, конечно, принося за случившееся (ибо можетъ ли оно быть у неразумныхъ и водныхъ животныхъ?), а печалясь о томъ, что голова лишена мяса и не пригодна уже въ пищу? Нечто подобное обнаруживается и въ отношеніи къ посту. Пляски и танцы, какъ вставки и эпизоды среди поста, суть дело, очевиднымъ образомъ противоречащее (идее поста): ибо постъ считается наставникомъ сосредоточенности и благопристойнаго поведенія, пляски же свидетельствуютъ о разсеянности по неумереннымъ и многоразличнымъ наслажденіямъ.

Припомни здесь известное изреченіе Моисея: въ десятый (день) седьмаго месяца следуетъ поститься (Лев. 16:29). Седьмой месяцъ обозначаетъ седьмой день, а десятый день — десятый часъ, въ который Господь испустилъ духъ на кресте. Такъ и для каждаго предмета избраны и соответствующіе образы изъ осязательной видимости свидетельствующіе о независимомъ отъ времени расположеніи души. Ты же для чего смешиваешь несоединимое и сливаешь вместе разделенное? — Есть у евреевъ и другія торжества: одно называютъ они праздникомъ кущей, другое — воспоминаніемъ трубъ. Но неведомо для себя они празднуютъ таинства христіанъ, такъ какъ устроеніе палатки есть вещественное [24] пророчество о той Церкви, которую основало Слово наше. Посему и листьями украшаютъ палатку и плодами убираютъ входъ въ нее — во образъ того, что новая плодоносная Церковь произрастаетъ вместо закона [25]. Праздникъ же трубъ располагаетъ души къ готовности воскресенія, какъ Павелъ говоритъ: ибо вострубитъ, и мертвые воскреснутъ (1 Кор. 15:52). Учитъ сему и Самъ Богъ и Спаситель, говоря въ Евангеліи: и пошлетъ Ангеловъ Своихъ съ трубою громогласною; и соберутъ избранныхъ Его отъ четырехъ ветровъ, отъ края небесъ до края ихъ (Матѳ. 24:31).