Феликс родился в Ноле Кампанской, но от отца–сирийца по имени Гермия [1223]. Тот, придя в Нолу с востока и живя в этом городе, словно местный уроженец, стал отцом Феликса и по смерти своей оставил ему наследство значительной величины, которому Феликс, однако, предпочел дары наследия, обещанного на Небесах [1224]. У Феликса был брат, носивший то же имя, что и отец, то есть Гермия, с которым святой разделил земное имение [1225]. Брат его обычаями своими отличался от Феликса и потому сделался недостоин вечного блаженства. Ибо Гермия усердно стремился лишь к земным благам и предпочел скорее быть воином кесаря, чем Христа [1226]. Феликс же, напротив, исполняя тайну полученного им имени, с раннего детства подчинил себя Божественному служению [1227]. Благодать его добродетелей произрастала: сначала он исполнял в Церкви служение чтеца, а затем, будучи возведен в степень экзорциста, он начал изгонять нечистых духов из одержимых ими тел. И когда Феликс отличился в этом служении, сиял добродетелями — к чему промедление? — он принял заслуженный им по достоинству сан пресвитера. И он не унизил сан, душу и труды [1228], что доказала еще и пришедшая буря испытаний. Ибо в то время преследование, начатое неверными, сотрясло Церковь жестокой борьбой; однако врата смерти не смогли отвратить врата Дщери Сиона от выражения хвалы своему Создателю [1229].

И когда учители и творцы неправды приготовились к первой схватке своего безумия с учителями божественной веры и истины, они тайно сговорились или предать смерти лучших епископов и пресвитеров Церкви для устрашения меньших, или принудить их к отречению от веры. Случилось так, что учители заблуждения и злобного безумия, прибывшие также в Нолу, искали епископа этого города, по имени Максим, мужа почитаемого за ученость, благочестие и преклонные годы [1230], чтобы предать его на мучения. Он, видя это и помня предписание Господне, которое говорит: «Когда же будут искать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф 10:23), отправился до времени в уединение отдаленного места [1231], оставив пресвитера Феликса заботиться о городе. Максим любил Феликса, как сына, и желал видеть своим преемником на кафедре.

И когда преследователи не смогли найти епископа, они незамедлительно поспешили наложить руки на Феликса и всеми силами стремились отвратить его, лучшего после епископа города, словно величайшую крепость [1232], от постоянства всем известной его добродетели, то прельщая посулами, то угрожая мучениями.

Схваченный безумствующими противниками, но твердо полагающийся на внутреннее утешение Св. Духа, Феликс был ввержен в мрачную темницу [1233]. И вот, железные оковы сжимают его руки и шею, ременные путы удерживают ноги. На полу темницы были рассыпаны обломки черепков, и Феликс, окоченевший и исколотый их постоянной остротой, не мог вкусить ни сна, ни покоя среди холода и стужи долгой ночи. Тем временем епископ, который, избегая врагов, удалился в потаенные убежища гор, и сам испытывал мучение из–за страданий не меньших, как если бы его заковали в железо, или посадили на обломки черепков, или сжигали, отдав пламени. Ибо его душу жгла великая забота о своем стаде, жег и тело его голод вместе с леденящим зимним холодом. Епископ пребывал среди кустов терновника без крова и пищи, бодрствуя днем и ночью и непрестанно вознося Богу горячие молитвы [1234]. Не трудно было таковой подавляющей силе несчастий довести до самой смерти старческое тело, еще и истощенное долгим постом.

Но Высшее Милосердие самым явным образом показало, сколь великой заботы о себе удостоился этот муж [1235]. С неба был послан ангел, который приказал блаженному исповеднику Феликсу, освобожденному от оков, пойти и поскорее отыскать, вылечить и призвать домой предстоятеля Церкви [1236].

В той же темнице были заключены многие, но пришедший ангел явился одному Феликсу, скованному за благочестие. Сияя блистающим светом, ангел осветил, благодаря этому свету, и само узилище. Феликс, взволнованный равно голосом ангела и исходившим от него светом, задрожал и даже сначала подумал, что он обманывается сонным видением. Но ангел велел ему подняться и, выйдя, следовать за ним. [79] Изумляясь власти повелевающего, Феликс сослался на то, что он не может выйти, ибо его удерживают и оковы, и засовы темницы, и усердие стражей. Ангел заговорил снова и приказал Феликсу быстро подняться, так как оковы ни в чем его не стесняют. Как только ангел произнес эти слова, тут же упали цепи с рук и шеи Феликса и путы с его ног.

Ангел вывел Феликса вон чудесным образом; дверь темницы была открыта только ему, а для прочих закрыта; среди самих стражей, охранявших темницу, они прошли так, что те и не знали о происходящем. Ангел был подобен огненному столпу Моисееву, и шел впереди Феликса, освещая ему дорогу, как молния, когда тот спасался из рук врагов.

И вот, приходит блаженный исповедник Феликс в пустынное место, куда удалился епископ, и находит его, едва дышащего и испускающего болезненные стоны. Феликс порадовался, что обрел Максима живым, но и опечалился, что увидел его на пороге смерти. Он обнял и поцеловал своего духовного отца и попытался чистым дыханием своих уст и теплом своего тела немного согреть его, холодного, как лед. Долго Феликс не мог пробудить признаков жизни в душе или теле Максима, как ни звал или обнимал его. У святого не было поблизости ни огня, ни пищи, которыми он мог бы восстановить силы застывшего и умирающего епископа. Наконец, придя к разумному решению, Феликс преклонил колени в молитве к Отцу Господа нашего Иисуса Христа [1237] и смиренно просил, чтобы Он с неба помог ему. С Божией помощью он мог бы выполнить то, что ему велел ангел, а именно: служение любви по отношению к своему духовному отцу. И вот, без промедления услышанный, Феликс видит висящую в соседних кустах терновника виноградную кисть. Святой понял, что это Дар Того, Кто есть Создатель Природ и Творец Всяческих, Который и воду из сухого камня произвел, и самую воду, когда пожелал, обратил в вино [1238].

Весьма радуясь этому дару Божественного Милосердия, Феликс принес виноград и приблизил ягоды к устам умирающего епископа; но тот, плотно сжав зубы, был подобен мертвецу, ибо, лишаясь всякого ощущения, мысли и души, он не знал, как принять принесенную ему пищу. Наконец, святой пресвитер Феликс благоприятным напряжением своих рук раскрыл его пересохшие губы и так, выжав виноград в его уста, влил в него, сколько смог, целительного сока. Отведав его, духовный отец Феликса тотчас же получил ощущение души и тела; затем открылись глаза, и язык, который сухим прилип к гортани, был освобожден для речи. [80]

Когда Максим полностью очнулся, он узнал Феникса, пришедшего, чтобы найти его. Максим обнял его с отеческой любовью и посетовал на то, что Феликс столь поздно пришел, спрашивая: «Где ты столь долго мешкал, сын? Ведь Господь уже давно обещал, что ты придешь ко мне. Ты видишь, что хоть я и уступил на время, побежденный немощью плоти, но сохранил ненарушенным постоянство верной души. Об этом говорит даже самый вид места, куда я удалился. Я мог бы войти в какое–нибудь селение или другой город, где я был бы защищен от врагов, если бы мне была презренна вера и дорога эта преходящая жизнь. Ныне же, отвергая все убежища человеческие и убегая в безлюдные области гор, я вверил себя лишь попечению Божественной милости, чтобы Сам Господь пожелал, как Ему будет угодно, либо сохранить меня в этой жизни, либо переселить в будущую. И надежда, которую я возлагал на Бога, не обманула меня, ибо ее подтверждает твой приход, заранее возвещенный мне. Благодаря этому я возвращен к жизни от самого, как я уже сказал, предела смерти. Мой родной, я поспешу завершить начатый мною труд любви в том городе, откуда я пришел. Позаботься отнести меня домой, возложив на плечи».

Когда это было сказано, Феликс поспешил исполнить все, что ему велели [1239]; он отнес своего предстоятеля на плечах назад в его дом, где оставалась одна–единственная старица: ибо досточтимый предстоятель испытывал столь сильное отвращение к делам мира сего, что у него из всего множества домашних и из всего имущества осталась одна старая служанка. Громко постучав снаружи в преддверие, Феликс разбудил ее. Служанка поднялась с постели и открыла дверь, и он, отдав, препоручил ей епископа. Тогда Максим в награду за добросовестное исполнение служения любви должным образом поблагодарил Феликса и, возложив ему на голову правую руку, дал ему отеческое благословение.

Выйдя оттуда, Феликс через немного дней и сам скрылся в своем доме и ожидал, пока не прекратится смута. Когда же это случилось, он покинул свое убежище и, радостный, возвратился к жителям города, радующимся его приходу; он утешал и укреплял словом поучения души тех людей, которые были смущены жестокостью предшествовавшей бури. Не только словом, но и своим примером Феликс учил их презирать и счастье и несчастье мира сего, искать одной лишь радости вечного Отечества, страшиться только гнева Небесного Судии. И вот, когда гонения начались снова [1240], опять ищут Феликса. Враги пришли к его жилищу, желая скорее схватить его и предать смерти; в это самое время он, случайно отсутствуя в доме, оказался с друзьями в центре города и по своему обыкновению проповедовал слово веры окружающим его толпам.

Противники, услышав, что Феликс был в том месте, тотчас же поспешили туда с обнаженными мечами, но, подошедши к нему, они никоим образом не могли его узнать, так как Божественным попечением либо его внешность изменилась, либо их разум помутился [1241]. Когда они стали расспрашивать его, где находится Феликс, рассудительный муж по вдохновению свыше понял, что преследователи не узнают его, и с улыбкой сказал ищущим: «Не знаю Феликса, которого вы ищете». Феликс совершенно не вводил своих преследователей в заблуждение: ведь его самого никто не узнал в лицо [1242].

Гонители, тут же оставив его, повернули в другую сторону [1243], и тех, кого случайно встречали по дороге, спрашивали, где находится Феликс. Один из встречных, совсем ничего не зная об обстоятельствах дела, был уверен, что они одержимы безумием. Он начал обличать помешательство тех, кто не мог опознать своего собеседника, находясь в его присутствии, и показал преследователям ускользнувшего от них Феликса. Придя в еще более опасное безумство, они бросились по следам блаженного.