«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Святые. Пластинка из слоновой кости. X в.

Характерную черту философии и богословия эпохи Комнинов составляют рационалистические тенденции, которые были унаследованы от предшествующего периода. Едва вступив на престол, Алексей занялся делом Итала, которого, как уже упоминалось, Вселенский собор в 1082 г. предал анафеме. Через несколько десятилетий снова возник процесс о ереси. В 1117 г. был лишен епископского сана и осужден ученик Итала Евстратий, пользовавшийся до этого расположением императора. «Проэдр Никеи Евстратий, муж умудренный в божественных и светских науках, превосходящий в искусстве диалектики стоиков и академиков», — пишет о нем в «Алексиаде» Анна Комнина. Евстратий известен еще и как знаток Аристотеля: ему принадлежит комментарий к «Никомаховой этике» и к части «Второй Аналитики».

Эпоха Комнинов замечательна также новым подходом к античности по сравнению с предшествующей эпохой. Особенно это заметно на произведениях историографов. Произведения античной исторической прозы становятся живым источником и необходимой основой стиля для византийских писателей того времени, так что в большинстве их сочинений легко обнаружить откровенное подражание аттикистическим образцам.

В труде Никифора Вриенния легко усмотреть подражание Ксенофонту; образцами Анны Комнины служат Фукидид и Полибий; Ксенофонту и Геродоту подражает Киннам. Перечисленные авторы воплощают те пуристские тенденции в языке, которым в эту эпоху противостоят неоднократные попытки других авторов использовать, в целях художественных, язык народный. В этом отношении самым смелым и наиболее удачливым представляется современник Мануила I Михаил Глика. Его «Хроника», несколько напоминающая сочинение Малалы, изобилует народной лексикой и пословицами. Под углом этих различных направлений в литературном творчестве и обоснований различных взглядов на понятие истинной художественности произведения может рассматриваться вся комниновская эпоха.

Одно из самых значительных по силе художественного изображения исторических сочинений появляется в конце XII в. Его автор — Евстафий Солунский, ученый богослов и филолог, известный комментатор Гомера. Пережив в 1185 г. захват и разграбление Фессалоники норманнами, Евстафий написал единственные в своем роде мемуары, где эмоциональное изложение событий и живые зарисовки тех людей, с которыми ему довелось сталкиваться, сочетаются с моралистической проповедью. Сочинение «О пленении латинянами города Фессалоники», глубоко драматичная повесть об ужасах войны, служит также любопытнейшим примером литературного творчества, где следование античным образцам риторики становится для писателя законом, но не мешает подлинному трагизму в изображении описываемых событий.

Как и в предшествующую эпоху, увлечение античностью встречало постоянную оппозицию со стороны некоторых богословов. Николай Мефонский в своем «Опровержении философа Прокла» резко осуждал тех, «кто насмехается над безыскусственностью и простотой христианского учения, как над чем–то скудным, и с восторгом встречает блеск и разнообразие язычества, как нечто достойное уважения».

По–прежнему всяческое уважение выказывается Аристотелю, и по–прежнему с предубеждением смотрят на Платона [12]. Следы влияния самых различных сочинений Аристотеля прослеживаются у любого из вышеупомянутых писателей.

Комниновская эпоха замечательна также появлением необыкновенно разносторонних ученых, совмещавших обычно свою научную деятельность с поэтическим творчеством, а подчас просто излагавших стихами свою доктрину. Таков, например, известный филолог–эрудит времен Мануила I Иоанн Цец.

Он входил в кружок севастократориссы Ирины, и деятельность его была смешением ученых занятий и литературно–художественного творчества. В его письмах к друзьям содержится множество литературно–критических экскурсов, а иногда и просто интересных оценок классической литературы, которые были впоследствии им же самим обработаны «политическим» стихом и составили огромную дидактическую поэму историко–литературного содержания, — так называемые «Хилиады».

Необыкновенная эрудиция Цеца и глубокое знание античности позволили ему написать подробный комментарий к поэме «Александра», принадлежавшей поэту эллинистической эпохи Ликофрону. Однако в центре интересов Цеца неизменно стоит Гомер.

«Илиада» и «Одиссея» занимали ученого прежде всего, по тысячелетней традиции, возможностями аллегорического толкования. И здесь Цец прибегает также к поэтической форме. Он излагает свои опыты аллегорической интерпретации на каждый эпизод «Илиады» и «Одиссеи» в поэме объемом около 10 000 стихов. Кроме того, Цецу принадлежит большая поэма в гексаметрах, мифологического содержания, поэма, комментирующая и дополняющая «Илиаду». Соответственно поставленным задачам Цец озаглавил три части своего произведения «Догомеровские события» (’Ανθομηρικά), «Гомеровские события» ('Ομηρικά) и «Послегомеровские события» (Τα μεθ’ 'Ομηρικά). Ha основании мифологического материала, содержащегося в различных античных источниках, и по традиции, идущей от Диктиса, Дареса, Квинта Смирнского, Цоанна Малалы, Цец подробно описывает похищение Елены, отправление греков в Трою, эпизод с деревянным конем и многое другое.

Цец занимался также исследованиями Гесиода, Аристофана, Оппиана, и плодом этих исследований были обширные схолии, нередко цитируемые в научных изданиях и нашего времени.

Такая же многоплановость присуща и другому участнику кружка Ирины — поэту и ученому Феодору Продрому, литературное наследие которого чрезвычайно разнообразно в жанровом отношении. Кроме обычных почти для каждого византийского поэта духовных стихов и эпиграмм, в творчестве Продрома мы находим несколько мелких ямбических поэмок светского содержания. Поэта занимают и этические вопросы, и социальное неравенство (которое он, впрочем, оправдывает с позиций идеолога феодальной аристократии), и астрология, процветавшая при дворе Мануила I. Продром, как и Цец, любит Гомера, но пользуется им менее свободно. К аллегорическим произведениям Продрома принадлежит, например, стихотворный диалог «Дружба в изгнании».