«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Когда они дали друг другу взаимные клятвы никогда не разлучаться духовно, Галактион обратился к богу с обычной молитвой, а Эпистимии дал наставления относительно будущего, сказав: «Иди же и щедро раздай нуждающимся имущество твое, веря, что ты не расстаешься с ним, а скорее сберегаешь сокровище в безопасном месте; я же тебе и в этом подам пример — первым раздам свое имущество, не слабой и скупой рукою, но расточая его щедро и богато. На третий день приходи ко мне, и мы все сделаем по взаимному уговору».

11. И вот, раздав свое имущество и сговорившись друг с другом, они повелели Евтолмию, самому преданному из всех своих слуг, следовать за ними и вышли из дома, намереваясь начать жизнь уединенную. Шли они целых десять дней и достигли горы Пуплион — так называют ее местные жители, — а лежит она неподалеку от горы Синайской [132]. Здесь встретили они двенадцать монахов, вступивших на стезю подвижнической жизни, рассказали им о своем намерении и попросили принять их к себе. Через несколько дней это осуществилось: Галактион был сопричислен к сословию этих людей, а Эпистимию он отпустил в один из дальних монастырей, в котором жили четыре девушки.

12. (Рассказывается о жизни Галактиона в монастыре.)

13. Так проводил Галактион дни свои, подвигаясь прямой дорогою к истинной добродетели, которая испорченному человеку кажется невыносимо тяжелой. Однажды пришел он к правителю, принявшему в то время власть, и вызвал в нем ярость, которую тот обратил против всех христиан: подготовил на них открытое гонение. Он устроил на христиан облаву и жестоко наказал их — одних собственноручно, других при помощи своих оруженосцев, таких же свирепых, как он.

И вот к правителю пришли такие люди, которые только и ждут подобного удобного случая. Они сказали ему, что живущие на горе Синайской богов не почитают, а чтут лишь одного распятого на кресте бога и ему отправляют все службы. И тотчас правитель, пораженный этими словами, словно слепнем ужаленный, приказал отряду воинов быстро завладеть той горою и привести связанными всех живущих там христиан.

Тем временем, пока посланные приближались к тому месту и уже собирались схватить святых мужей, Эпистимия, вступившая на стезю отшельнической жизни в монастыре, о котором уже говорилось, в полночь увидела такой сон: будто она вместе с Галактионом идет по каким–то царским дворцовым покоям, а головы их украшены царскими венцами. Рано утром она поведала наставнику монастыря увиденное ею и точно узнала, что означает этот сон: он сказал, что дворец — это царство небесное, а царь — тот, кто поистине один–единственный, царственный по природе своей; венцы же указуют на тех, кто скоро пойдет на битву и одержит верную победу над своими противниками.

14. И вот воины, согласно данному им приказанию, прибыли в эти места, но поскольку все уже бежали, они нашли только двух монахов, одним из которых был Галактион. Когда они повели его, Эпистимия, узнав об этом, поднялась на вершину горы, откуда можно было далеко видеть, и своими глазами увидела такое, о чем не в силах была бы услышать: Галактиона вели в оковах, его ожидали, видимо, тяжелые мучения. И распростершись на земле, Эпистимия долго просила диакониссу отпустить ее, чтоб поспешить к Галактиону и, если ей позволят, надеть на себя такие же оковы. Если б ему предстояло умереть, то и она умерла бы той же смертью, ибо еще прежде они так условились: никогда не разлучаться друг с другом ни мыслию, ни чувством. Ведь не подобает, говорила Эпистимия, в столь тяжелое время забывать о прежнем уговоре.

Диаконисса сначала пыталась словами сдержать порыв Эпистимии, но та не послушалась, и она отпустила ее делать, что хочет.

15. И вот Эпистимия в последний раз простилась радостно со своими сестрами и пошла по следам Галактиона. Приблизившись к нему, она воскликнула: «Господин мой, наставник, спаситель! Не прогоняй меня от себя, ведь ты помнишь, какие мы дали друг другу обещания». Когда жестокие слуги безбожия услышали это, они свернули со средины пути и, схватив Эпистимию, надели на нее оковы, не произнося ни слова и с презрением отвергая все ее расспросы.

А Галактион, несмотря на то, что ему было очень тяжело, все же не прекращал своих увещаний: связанный, в оковах, он шел вперед и произносил должные поучения, говоря: «О, жена моя! Пусть враги не введут тебя в заблуждение, пусть не устрашат тебя угрозами, не склонят соблазнами к безбожию».

Пока он говорил это, подошел с крайней поспешностью какой–то человек и, являя на лице своем сильное волнение, сказал, что допрос святых отложен назавтра, что таково решение правителя. И вот ранним утром судия приказал привести их на то место, куда приводили подсудимых.

16. И очень уж они торопились; правитель тотчас же, не спросив ни о происхождении этих людей, ни о родине, взрастившей их, ни о чем–либо другом, с чем они свыклись, не прибегнув даже к словам, которые могли переубедить их, но, сердито и угрожающе взглянув на Галактиона, крикнул в преизбытке гнева: «Кто это, в печальном унынии? пред кем склоняется он в благочестии, оскорбляя богов?» Галактион, нимало не убоявшись, не изменяя привычному своему спокойствию, ответил: «Я веду жизнь монаха, по Христу зовусь христианином, пред ним и склоняюсь в усердном благочестии».

Когда же святой человек стал осыпать правителя упреками, смеясь над его богами, а почитающих эти бездушные существа назвал равными безумцам, проклятый судья приказал связать ему руки назад и безжалостно бить плетьми.

Его избивали, а Эпистимия, видя это и несказанно страдая душою, сказала: «О, ненасытный мучитель! Зачем такими плетьми бьешь ты столь младые члены, уже испытавшие на себе столько трудов подвижнической жизни? Неужели руки слуг не устают, избивая?» От этих слов правитель еще сильнее распалился гневом и сказал: «Обнажите эту бесстыдную и безрассудную женщину вплоть до нижней одежды и пребольно накажите ее бичами, чтоб она научилась быть осторожнее в своей болтовне и впредь не вела бы себя столь надменно по отношению к лицам вышестоящим».