В сих древних словах и теперь не нужно ничего переиначивать. Хощу и я от вас, братия, точно того, чего хощет святой Златоуст от всякого доброго христианина. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1832 г.[49]

Да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф.6:18)

У гроба Пресвятой Девы Марии Церковь поставляет нас ныне в благочестивое созерцание. Ибо что такое церковный праздник, если не благочестивое созерцание, в котором дух отдыхает от труда плоти и собирает силы для работных дней жизни?

Что же видим, быв поставлены у гроба Пресвятыя Девы? Зрелище необыкновенное! Обыкновенно до гроба - свет и ясность, далее гроба - мрак и неизвестность, но здесь совсем напротив. До гроба - какое высокое достоинство и добродетель в какой глубокой тайне и безвестности! Далее гроба - какой свет и слава, какое торжественное воздаяние достоинству и добродетели!

Не много нужно труда для изъяснения, что нравственное достоинство Преблагословенныя Девы Марии должно признавать беспримерно высоким. Сие видно само собою из достоинства служения, в которое Она избрана и возведена. Если бы нашлась добродетель выше, нежели Ее, то была бы несообразность в том, что Она преимущественно избрана быть жилищем, Престолом, Материю Бога Слова. Но в судьбах и делах Божиих несообразности быть не может. Следственно, как верно то, что Мариам есть благословенная в женах [Лк.1:28], то есть благословенная высочайшим благословением пред всеми прочими женами, так же верно и то, что добродетель Ее есть высочайшая, чистейшая, совершеннейшая, хотя, впрочем, Она чиста и совершенна помощию того же Христа, Который соделался наградою Ее чистоты и совершенства.

Но посмотрите, сколько знают, как видят достоинство Мариам прежде гроба Ее.

Кому лучше было знать Ее, как не тому, кто удостоен был доверенности хранить сие сокровище мира, сию запечатленную сокровищницу Неба? Но Иосиф вначале так мало знал, сколь высоко должно чтить Ее, что почитал даже возможным обличить Ее, хотя и не хотел того. Иосиф готов был повергнуть бесценное сокровище, если бы оно не было надежнее оберегаемо более просвещенными хранителями, Ангелами. Не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю. Сия же ему помыслившу, се, Ангел Господень во сне явися ему (Мф.1:19,20).

О дивно-молчаливая Дево! Не ближе ли было Тебе самой известить Иосифа о том, о чем наконец известил его Ангел? Почто ждала Ты дальнего вестника с неба? Почто не спешила на помощь праведнику, почти впадшему в несправедливость? Без сомнения для того, да не явишися человеком, с Твоею добродетелию, с Твоею благодатию, с Твоим достоинством, но единственно Отцу Твоему Небесному, Иже в тайне.

Тайну высокого достоинства Девы Богородицы более или менее открывали Ангелы, звезда, волхвы, пастыри, Симеон, но Ангелы возвратились на небо, волхвы на Восток, звезда скрылась, Симеон с миром отпущен из мира сего, свет Вифлеемской славы потушен гневным дыханием Ирода и кровию младенцев, Мария скрывалась то в Египте, то в Назарете, а Ее достоинство и знаменитость - в Ее сердце. Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердце своем (Лк.2:19).

Пришло время, когда слава премудрости и чудотворений Сына Мариина просияла в Иудее и Галилее. Надлежало бы отблеску славы Сыновней вскоре озарить и лицо Матери. Однажды нечаянно показалось, что сие начинается. Другая, может быть, мать, или сильно желающая быть материю, живее других вообразила счастие Матери благословенной и всенародно предалась восторгу, который побуждал ее прославлять Иисуса и вместе с Ним Его Матерь. Воздвигши некая жена глас от народа, рече Ему: блаженно чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссал (Лк.11:27). Но приметьте: она говорит околичностями; ублажает чрево и сосцы, а не произносит имени Той, Которую прославляет. Почему? Без сомнения потому, что не знает Ее ни в лице, ниже по имени.