Прекрасный, но и страшный и, без сомнения, вполне истинный закон судьбы нашей открыл нам Спаситель наш, когда сказал: Идеже есть сокровище ваше, ту и сердце ваше будет [Мф.6:21]. Сокровищем назвал Он то, чем пленяется наша мысль, к чему с превозмогающею силою стремится господствующая в нас склонность. Посему мы сами определяем нашу судьбу, мы носим ее в себе, в господствующей в нас склонности. Если наше сокровище, предмет господствующего в нас желания, находится и останется на земле, в земных благах, стяжаниях, удовольствиях, славе, то здесь долу останется и наше сердце, а где наше сердце, там наша жизнь, там наш жребий, и потому он не найдется на Небе. Изберем же и уготовим себе лучший жребий, расположим себя так, чтобы не на земле было наше сокровище. Скрывайте себе сокровище на небеси, туда непрестанно переносите ваши мысли, ваши желания, вашу любовь, и будет там ваше сердце, ваша жизнь, ваша радость, ваше блаженство, благодатию и щедротами Отца и Сына и Святаго Духа во веки. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1846 г.[55]

В Изложении Православныя Веры Святаго Иоанна Дамаскина встречается следующее рассуждение о святых иконах: Понеже не вси знают Писания, ниже вси в чтении упражняются: сея ради вины разсудиша святии отцы, да сия (яже в воплощении Сына Божия содеяшася), аки преславная некая дела, на иконах изображаются, скорейшаго ради воспоминания[56]. По сему рассуждению, взирать со вниманием на святые иконы значит то же, что читать священные книги. А из сего справедливо будет заключить, что из икон, так же как из книг, можно почерпать учение. И хотя Святый Дамаскин относит сие к незнающим Писаний, но и мы, сколько-нибудь знающие Писания, не превознесем себя над незнающими и не почтем для себя излишним того, что для них полезно, не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся, как учит смиренная мудрость Апостольская (Рим.12:16).

Ревнующие поучаться тайнам Пресвятыя Девы Богородицы от Священных Писаний знают, как не много там о Ней говорится. И нельзя на сие жаловаться, потому что и о Самом воплощенном Сыне Божием в священных книгах более умолчано, нежели сколько сказано, и это по самой необходимости, как заметил последний, дополнивший других Евангелист: Яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Ин.21:25).

Итак, думаем быть правы, если, упражнявшись в других случаях по нашей силе, или, лучше, по нашей немощи, в испытании писаний о Пресвятой Деве свидетельствующих, ныне хотим вместо книги прочитать нечто в иконе Успения Пресвятыя Богородицы, которой древнейший образец, по особенному устроению Провидения, принесен был из Константинополя в Киев и которую Святитель Петр своею священною и святою десницею изобразил нам здесь, без сомнения, не для чувственного только зрения, но и для духовного созерцания.

Первая, ближайшая к зрителю часть иконы проста. Видим пречистое тело Пресвятыя Девы по отшествии пресвятыя души Ее, почивающее на одре. Собор Апостолов подъемлет и несет оное к месту погребения. Святый Петр воздает ему честь каждением фимиама, хотя оно само несравненно лучшим и животворным благоуханием исполняло внутренние чувства приближающихся к нему с верою. Если бы кистию и красками можно было изображать звуки, то мы услышали бы от иконы и Апостольскую погребальную песнь, в которой, как сказует Святой Дионисий Ареопагит, сошедшиеся для зрения живоначального и Богоприемного тела Богобрат Иаков, и Петр, и все священноначальники воспевали безконечно сильную благость Богоначальственной немощи[57], то есть благость Сына Божия в воплощении восприявшего на Себя немощь естества человеческого, кроме греха.

О чем напоминает нам сие изображение? Чему нас поучает? Напоминает о грозном законе смерти. Научает благовременно помыслить о том, как нам встретиться с сим законом.

Земля еси, и в землю отъидеши, сказал Небесный Судия в лице согрешившего праотца роду человеческому (Быт.3:19). И как неумолимо исполняется сей приговор! Пусть бы царствовала смерть и над не согрешившими по подобию преступления Адамова (Рим.5:14), однако над согрешившими каким-либо иным образом и над не очистившимися от греха прародительского. Но Преблагословенная Мария, еще прежде нежели соделалась Богоматерию, по изъяснению церковного Богослова (Иоанн. Стихира на Благовещение), предочищена Духом, чтобы Ей быть достойным сосудом воплощения Сына Божия. Со времени же воплощения как тело Ее есть жилище Божие, так, без сомнения, и душа Ее есть жилище Божие, в столь же высоком значении, как она, по достоинству Матери Господней, превышает Херувимов и Серафимов. И несмотря на сие покоряется и Она закону смерти, хотя, впрочем, по видимости, отходит и Она в землю, хотя, впрочем, только на краткое время. Как могло быть сие допущено? Могло быть допущено по Ее смирению, по которому Она не хотела бы пребыть совсем непричастною смерти, когда Пребожественный Сын Ее вкусил смерти, и действительно допущено по устроению Провидения: для нас, чада перстного Адама, не подвизающиеся преобразиться в образ Адама Небесного; для нас, чада согрешившего, согрешающие и не очищающиеся, чтобы мы, взирая на гроб Пречистыя Матери Живота и обращаясь к тому, что ниже ее, со страхом помыслили, как верно суждение Апостола, что и праведник едва спасется, и чтобы глубоко почувствовали силу следующего за сим заключения - аще праведник едва спасется, нечестивый же и грешный где явится (1Пет.4:18).

Если и при благодатном обновлении жизни, при высокой святости и чистоте стрела смерти еще находит более или менее уязвляемое место в естестве человеческом, то что будет с человеком, который, не подвизаясь о благодатном обновлении, беспечно живет в растленной природе? Что будет с душою, которая греховными склонностями и страстями сама в себя вводит стихии адские и плодит в себе семена смерти духовной? Что будет с телом, которое, при своем уже природном расположении к тлению, не только не получает врачевания от высшей силы, обновленной благодатию жизни, но еще приемлет новые злейшие семена тления и смерти от порочной души, от ее разрушительных страстей, от ее необузданных похотей, от разных видов невоздержания и злоупотребления чувственных способностей?

Внимательно и неленостно да подвизаемся, братия, чтобы заповедями Божиими и силою веры исправлять, очищать и возвышать нашу деятельность и от видимой жизни естественной восходить к сокровенной жизни благодатной; да будет временная жизнь наша сродным началом жизни вечной, да не будет временная смерть наша преддверием смерти вечной, да будет гроб наш дверию в Небо!

Обратимся паки к рассматриванию иконы. Вторая часть ее не так проста, как первая. Над смертным одром и над бездыханным телом Пресвятыя Девы икона представляет Самого Христа Спасителя, держащего на руках душу Ее в образе младенческом, знаменующем, без сомнения, начатие новой в небесах жизни. Писания не говорят, чтобы сие телесными очами видели все бывшие свидетелями успения и погребения Божией Матери. Посему надлежит полагать, что составитель иконы представил здесь видимым принадлежащее к миру невидимому, и просто видимое соединил с духовно-созерцаемым. Изобразив тело Пресвятыя Девы, оставленное душой Ее, он как бы предупреждал вопрос, что в сие время происходило с Ее душою. И в ответ на сие изобразил, видимо, Ее душу, носимую руками Ее Божественного Сына.

Здесь рождается новый немаловажный вопрос: какую силу имеет сие изображение? Не есть ли это простое представление воображения? Нет. Так думать было бы не сообразно с достоинством древней святой иконы. Дерзость писать иконы по воображению живописца есть порождение своеволия новейших времен. Древние изображали на иконах то, что находили в достойных веры писаниях или в Предании. И художник нашей иконы, Святый Петр, без сомнения, не был расположен писать на иконах мечты воображения. Заключим не обинуясь, что его икона представляет нам не произвольный плод воображения, но созерцание, согласное с существом предмета.

Надобно ли, по церковному правилу осторожности, показать согласие сего предания со Священным Писанием? Для сего можно указать на слова Христовы: Бысть же умрети нищему, и несену быти Ангелы на лоно Авраамле (Лк.16:22). То, что слова сия принадлежат к притче, не должно быть поводом к сомнению о их значении, потому что и приточные лица изображаются чертами действительной природы. Как смерть и погребение богатого суть черты действительной природы, так несение Ангелами умершего нищего, в терпении стяжавшего душу свою, есть черта действительного созерцания. Итак, сличайте.