Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об умерщвлении плоти[75]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1847 г.[76]

Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Гал.5:24

Сие изречение апостола Церковь имеет обычай провозглашать, когда творит память преподобных мужей, которых земная жизнь, как жизнь прославляемого ныне Преподобного отца нашего Сергия, особенно явственно была ознаменована действиями распинания плоти со страстьми и похотьми. Премудро и полезно сие соединение учения с примером. Если вам необычайными кажутся действия умерщвления плоти в жизни святого, слово апостольское показывает вам, что они тем не менее правильны. Если в слове апостольском устрашает вас мысль об умерщвлении плоти, жизнь святого может вас успокоить, представляя сию мысль счастливо приведенною в действие.

Нелегко сказать себе решительно: "Распну плоть". Но нелегко решиться сказать и противное сему: "Не стану распинать плоти". От той или другой решимости зависит важное в судьбе нашей обстоятельство: быть или не быть Христовым. Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Итак, если желаем быть Христовыми, то должны распять плоть. А если не хотим распять плоть, то не можем обещать себе, что будем Христовы. Если же не будем Христовы, то кому мы достанемся? В Царствии Небесном, конечно, не будет никого, кроме тех, иже Христовы суть, и, следственно, никого, кроме тех, которые плоть распяша со страстьми и похотьми.

После сего размышления ни для кого из нас не должно казаться посторонним некоторое дознание, что значит распять плоть со страстьми и похотьми, и почему сие нужно, и как сие может быть исполнено. Плоть не то, что тело. Тело с его естественными свойствами и действиями создал Бог, и создал не для смерти. От нарушения заповеди Божией, от вкушения запрещенного плода, начинает быть известною плоть, которой жребий есть смерть. Апостол представляет плоть противящеюся духу и объясняет ее сущность посредством ее действий и явлений. Он говорит: Явлена суть дела плотская, яже суть прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение, чародеяния, вражды, рвения, завиды, ярости, разжжения, распри, соблазны, ереси, зависти, убийства, пиянства, безчинни кличи и подобная сим (см.: Гал.5:17,19-21). Посему под наименованием плоти надлежит разуметь возбужденные в человеке самолюбие и чувственность, оказывающие себя ложною жизнию в страстях и похотях и в делах, страстями и похотями управляемых.

При сем понятии о плоти мысль о распятии плоти не только начинает быть удобовразумительною, но и перестает быть страшною. Умертвить чувство злобы, убить расположение к убийству, очевидно, есть действие не разрушительное, а охранительное. Распять склонность к разврату, конечно, не есть мучение, но предохранение от состояния, духовно и вещественно мучительного, к которому скорее или медленнее ведет путь разврата. В сих действиях даже не представляется трудного подвига, потому что и поврежденная природа человеческая вообще сохраняет столько доброты, чтобы отвращаться убийства и разврата, кроме исключительных случаев нисхождения в глубину зол.

Следует обратить особенное внимание на то, что слово апостольское в числе дел плоти, отчуждающих от наследия Царствия Божия, полагает не только тяжкие преступления и низкие пороки, но и довольно обыкновенные между людьми беспорядки, как то: рвения, распри, бесчинны кличи и подобная сим, что оно осуждает на распятие не только страсти и похоти плоти, явные и грубые, но и самую плоть, то есть более тонкое и сокровенное начало страстей и похотей, углубленный в сердце человеческом корень греха, с трудом иногда обнаруживаемый и еще с большим трудом исторгаемый. Здесь требуется подвиг, иногда нелегкий, некратковременный, болезненный, точно распинательный.

Высокоуважаемый на западе подвижник, блаженный Иероним, желая освободиться от страстей и похотей, оставил богатства, блеск и удовольствия Рима, удалился на восток, в пустыню, жил там в молитве и духовно-ученых занятиях, в посте и лишениях всякого рода, и при всем том признавался, что еще представлялись ему нечистые образы плотской и страстной жизни и нарушали чистоту ума и мир совести. "Сколько раз, - пишет он, - с тех пор, как я живу в пустыне, мне воображалось, будто я нахожусь еще среди увеселений Рима! Мое тело прежде общего разрушения человеческого состава было уже мертво, а мои страсти все еще кипели. Не зная, где найти помощь, я повергался к стопам Иисуса, омывал их слезами и старался извести сию мятежную плоть, оставаясь по целым неделям без пищи. Помню, что нередко проводил я день и ночь, вопия непрестанно и бия себя в грудь, доколе наконец Бог, запрещающий буре, подавал, тишину душе моей" (Ep. 22. Ad Eustoch.)[77]. Вот опыт, конечно, не единственный в роде человеческом, а в разных видах и степенях, вероятно, и нередкий, который показывает, что для полного благоустроения, очищения и мира души требуется не просто покорение плоти духу, на которое она добровольно не соглашается, но, по учению истинной жизни, умерщвление плоти, - умерщвление, по ее противоборству и по ее ложной жизни, глубоко внедрившейся в природу человеческую, более или менее болезненное и распинательное.

Впрочем, указанный теперь опыт и естественно за ним следующее заключение не ту имеют силу, чтобы призывать всякого в какую-нибудь древнесирийскую или древнерадонежскую пустыню и обрекать неизбежно на тяжкие лишения. Оно есть особенное призвание, которое не требует всех, но между всеми тайно ищет некоторых словом Христовым: Могий вместити да вместит (Мф.19:12).

Ибо на всех изречен сей приговор Божественного слова: Аще по плоти живете, имате умрети, аще ли духом деяния плотская умерщвляете, живи будете (Рим.8:13).

Слова апостола: Аще ли духом деяния плотская умерщвляете, - дают причину полагать, что может быть не один способ умерщвления плоти, но что истинный способ умерщвлять ее есть дух.