Аминь.

Слово в день рождения Его Императорского Величества благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1834 г.[112]

Вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:19)

Поелику год Царя, принадлежа Ему, как год жизни, принадлежит вместе и царству как год царствования, то неудивительно, что в настоящий день, граничный между окончившимся и начинавшимся годом благочестивейшего Самодержца нашего, восстает вся Россия и устремляет изощренное око на прошедшее, на будущее, на небо с благодарением, с надеждою, с молитвою.

Одна из особенностей совершившегося года царства состоит в том, что рядом с сим годом, как юная луна при солнце на ясном небе, явился начальный год совершеннолетия наследника престола.

Как теперь еще вижу я сей прекрасный вечер, поистине достойный дня Христова.

Среди величественного храма, среди песнопений и молитв пред открытым Олтарем Воскресшего, на минуту прерванных, к открытому Слову жизни, к спасительному Кресту Христову Царь настоящий ведет юного Царя будущего, между тем как венец и скипетр и держава, как знамения будущего царствования, покоятся о страну. Сколько важных мыслей можно прочитать в сем зрелище, когда оно еще безмолвствует! Итак, вступление порфирородного на путь к престолу должно быть на пути к Олтарю. Итак, заповедь, обет, молитва суть предобручение венца, скипетра, державы. Итак, крест есть предварительный венец венца, и силу будущей власти царской надлежит извлечь из лобзаемого Евангелия. Итак, чтобы благонадежно завещавать Царство, для сего, видно, надлежит прежде крепко завещать благочестие.

Слышу священный обет сына Царева, и вдруг открывается, что совершеннолетие, которое сам вступающий в оное с толикою скромностию назвал ранним, есть, напротив того, вполне зрелое, потому что он возвышенно понял высокие помыслы своего родителя и глубоко почувствовал важность настоящего мгновения. Он стоит пред Богом, как живая жертва, приносимая Царем-отцом за будущее благосостояние Царства, и согласно с волею родителя и сам представляет себя в жертву[113], и облак слез, восходящий в очах его, дает приметить, что фимиам непорочного сердца его восходит горе.

Мне кажется, что и вы были при сем царственном жертвоприношении, поелику в то же время приносили ту же молитву, так хотел благочестивейший Государь, который любил, поколику возможно, быть с вами во всем едино. Но я был при оном ближе, и могу вам свидетельствовать, что сколь поразительно некогда чудна была жертва, орошенная удвоенным и утроенным возлиянием воды, чтобы потом пришел на нее небесный огнь, столь сладостно чудною явилась наша бесценная живая жертва, орошенная всеобщими слезами любви, радости и молитвы, дабы пришел на нее животворный огнь благословения свыше.

Ты призрел на сие мгновение, Царю Небес и вечности, пред Которым и ни одно земное мгновение несть забвенно. Тебе принесены сии слезы, столь искренние, столь единодушные, столь чистые, какие может проливать отец Отечества вместе с сынами Царства. Когда жребий наш приидет пред лице Твое, когда судьбы Твои вопросят у Тебя, открыть ли на нас сокровища гнева по грехам нашим или сокровища щедрот по вере в Тебя, тогда, Господи, помяни вновь сие мгновение, призри еще на сии слезы и еще изреки на нас суд милосердия, еще изнеси нам державный жребий спасения и мира. Благочестивейшему же Царю нашему, который царствует не только для современников, но и для потомства, который так же печется о царствовании будущем, как о настоящем, и попечения Свои о будущем пред Тобою, вечный Царю, полагает и Тобою обеспечивает, - умножи и лета Его царствования, и благословения Твои на них тем обильнее, чем благоизвольнее вверяет он себя, и своего наследника, и свое царство державе Твоего Провидения.

Братия! Случай, который так приятно нам рассматривать, заключает в себе истину, которую желательно видеть более и более открытою для нашего внимания, для нашего убеждения, для нашей деятельности: благо Царю и народу, царству и дому, родоначальнику и роду, которые благонадежную будущность упрочивают себе Богом и благочестием.