И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, веровася в мире, вознесеся во славе (1Тим.3:16)

Благоговейно воспоминаем и торжествуем мы ныне тот единственный во временах день, то великое мгновение, когда велия благочестия тайна: Бог во плоти - не в слове только, но в силе Вышнего принесена Архангелом Гавриилом на землю, скрыта в чистом сердце и в приснодевственной утробе Преблагословенной Марии, запечатлена смиренным Ее молчанием. После сия тайна, сокровенная от век и от родов (Кол.1:26), превратилась во всемирную славу, но тем не менее и теперь еще остается тайною. Велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти.

Дивились, без сомнения, сей тайне и на небесах, когда она там открылась, когда Иисус Христос, воскресший и возносящийся, дабы сести одесную Бога Отца, показася Ангелом в невиданной ими славе Богочеловека. Небесное удивление, как и все небесное, прекрасно. Дивились Ангелы тайне и славе Богочеловека, но не смущались. Вопрошали: Кто есть сей Царь славы? Но не любопытствовали, не сомневались, желали знать, чтобы благоговеть, и прежде нежели провозглашено им разрешение вопроса их: Кто есть сей Царь славы? - они уже принимали Его, как Царя славы, потому что уже взывали: Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы (Пс.23:7,8). Чем более непостижимою видят они тайну, тем более находят ее достойною непостижимого Бога, тем более благоговеют, тем более славят Бога, тем более просвещаются Его славою и блаженствуют. Там ведение и слава не противоречат и не завидуют тайне, и тайна до бесконечности умножает славу и свет.

Но земля так ли приемлет дивную тайну Бога во плоти - земля, для которой собственно сия тайна и изобретена, и употреблена, и сокрыта, и открыта, и низведена, и вознесена, и предана позору, и прославлена? Воистину благословенна в женах единственная Пресвятая Дева, которая представила Себя достойным хранилищем пришедшей с небес тайне, чтобы она не обратилась вспять, как наполненный сокровищами корабль от берега, не имеющего пристани; которая, быв возводима в превыспренний сан Богоматери, не попустила своему помыслу, ниже на один волос, подняться из глубины смирения; которая умела обнять бесконечное Слово Божие столь малым словом человеческим: Се раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38). После Ее благословим и тех, которыми тайна Бога во плоти веровася в мире, которые оную с верою приняли, верно сохранили, проповедали всем народам, чрез которых она, в неизменной чистоте, в неуменьшенной силе и до нас достигла. Но это те, которые хотя и в мире суть (Ин.17:11), однако не суть от мира (Ин.17:14). А мир? Он не хотел было принять спасительной для него тайны Божией; по слуху о ней, он восстал было в тревоге, чтобы подавить ее, чтобы затмить ее лжами, запутать вымыслами, покрыть презрением и клеветами, чтобы преградить ей путь мечом, залить ее кровию ее свидетелей, погребсти в их могилах, сжечь в огне, потопить в воде, истребить всеми возможными способами истребления. Не удалось! Вопреки усилиям мира, тайна Бога во плоти превратилась, как я уже сказал, во всемирную славу. Но и теперь сколько еще людей, которые или не познали сей тайны, или, познав, не приняли! И что еще прискорбнее, даже между теми, которые получили оную по наследству от отцов и праотцев, или остаются, или вновь являются такие, которые не знают, что делать с сею непонятною тайною, спрашивают, то с любопытством - почему для спасения человеческого рода употреблено столь необычайное средство - воплощение Божества, то с сомнением - неужели без сего не возможно спасение человека. А где любопытство, там еще нет чистого ведения; где сомнение, там еще нет полной веры.

Тайна гонит от себя прочь любопытство по тому самому, что есть тайна. Она призывает к себе веру, впрочем, не возбраняет ей мимоходом пользоваться пособием скромного размышления для снятия с ее пути претыканий, которые бросает на него сомнение.

Если посему осмелиться размышлять о потребности воплощения Сына Божия нас ради человек, и нашего ради спасения, то верующий может положить в основание своего размышления следующие изречения Самого Иисуса Христа.

Первое изречение: Никтоже знает Сына, токмо Отец: ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти (Мф.11:27). Что без познания Бога нельзя быть спасену и блаженну, в том не усомнится никто здравомыслящий. Но если сокровище Богопознания лежит сокрыто во внутренности самого Божества, недоступно по недосязаемой высоте Его, если взять из оного себе на потребу спасения может токмо тот, емуже аще волит Сын Божий открыти, а между тем и Самого Сына Божия, Который волит открыти человеку Богопознание, никтоже знает, токмо Отец, то как же может совершиться спасительное открытие Богопознания? Надобно, чтобы Сын Божий, из недоведомости Божества, которая превыше всех образов познания, так сказать, выступил в некие познавательные образы, как Он и нарицается образом Бога невидимого (Кол.1:15). Но в какие образы? Конечно, ближе к Божеству, в духовные. Положим, так. Чрез сие начинает быть понятным, как совершается откровение Богопознания небесное в духовном, Ангельском мире. Но земля не то, что небо, и человек не то, что Ангел. Особенно в настоящем состоянии земли и человека небо и Ангел закрыты для земли и человека, следственно, и откровение Богопознания, свойственное небу и Ангелам, не было бы еще откровением для земли и человека. И так надобно, чтобы Сын Божий, когда Он волит открыти спасительное Богопознание нынешнему человеку, снизшел еще, и вступил в образы познания, ближайшие к человеку, чтобы Слово Божие, не преставая быть Словом Божиим, вступило в образы человеческого слова, чтобы образ Бога невидимого [Кол.1:15], не преставая быть тем, что Он есть, вступил в образы видимые для ока земнородного ума, чтобы Он явился или в образах преходящих - и вот откровения и видения Святых, или в образе пребывающем - и вот воплощение Сына Божия.

Второе изречение: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин.14:6). Что значит прийти к Богу? К Богу, Который во свете живет неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим.6:16) в существе Его, - конечно, не может человек прийти ни ногами по земле, ниже крилами по воздуху. Что же значит прийти к Богу? Приходят к тому, от кого бывают удалены, но как можно и удалену быть от Бога вездесущего? Дух есть Бог (Ин.4:24): духовно должно быть и шествие к Нему. Духовное удаление и приближение происходит преимущественно в воле. Волею греховною, злою, человек удаляется от Бога, как и сказано в Писании: Греси ваши разлучают между вами и между Богом (Ис.59:2). Волею покаянною и благою человек приходит к Богу. И сего-то не может быть без воплощения Сына Божия, как Он Сам сказует: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною. Если ты спросишь: для чего ж бы человеку не прийти к Богу одною собственною волею, которая свободна? Ответствую: в добрый час! Сделай опыт. Но если будешь внимателен, то, без сомнения, найдешь и признаешь то, в чем признавались лучшие нас с тобою: Еже хотети прилежит ми, и еже содеяти доброе, не обретаю; не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим.7:18,19). Как ни странно пред глазами разума сие противоречащее само себе явление в человеческой природе, но оно давно замечено даже и теми, которых сему наблюдению не научило Христианство, и если вникнуть глубже в причину оного, то можно удостовериться, что так и должно быть при известных обстоятельствах. Источник добра и силы есть един Бог. Если человек стоит в добре и чрез то в общении с Богом, то он непрестанно почерпает из Бога силу делать добро, и потому как свободен желать добра, так и силен делать оное.

И такое посредство есть Богочеловек.

Третие изречение: Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Бог не может делать ничего излишнего и ненадобного, ибо сие было бы не сообразно с Его премудростию. Итак, если Бог дал Единородного Сына Своего миру, то, видно, сие было нужно. Для чего? Для того, как сказует Сам Сын Божий, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный. Неужели иначе погиб бы мир, и не имел бы живота вечного? Видно, так. Почему? Чтобы сделать сие, по возможности, понятным, взойдем мыслию к началу тварей. В книге Премудрости написано: Бог смерти не сотвори (Прем.1:13). Сию строчку из книги Премудрости Божественной без затруднения может переписать в свою книгу всякая премудрость человеческая, если она не совсем лишена понятия о Боге Творце всесовершенном. Бог есть чисто жизненное начало. Тварь, как тварь, подвержена переменам, но ее перемены, в творении и под управлением всесовершенного Творца, могут быть устроены в порядке, к совершенству, без страдания, без разрушения грубого, нечистого, мертвого, даже в случае разрешения оных на составные начала, которое может происходить легко и приятно, как, например (поколику можно найти примеры в нынешнем несовершенном устроении тварей), разрешение чистого елея в свет, или разрешение ладана в благовонное курение. Откуда же беспорядок, безобразие, нечистота, страдание, разрушение, тление, словом: смерть? Мне кажется, что и естественное рассуждение не найдет на сие сказать ничего другого, как то, что говорит откровенное Богом учение: Грех в мир вниде и грехом смерть (Рим.5:12). Грех, как отлучение от Бога, есть вместе отчуждение от жизни Божия (Еф.4:18), и следственно, раньше или позже, смерть для существа телесного, разрушимого, - временная, а для духовного, неразрушимого, - вечная, потому что, кроме Бога, нет и никогда не будет другого источника жизни. Таким образом грех и смерть ручаются в мире друг за друга, что они тут. Видишь ли владычествующий в мире грех, ты можешь сказать: мир находится на пути смерти. Видишь ли в нем смерть, ты также можешь сказать: мир, видно, согрешил и идет к погибели. Кто не так слеп, чтобы не видеть в мире владычества ни того ни другого, ни греха, ни смерти, тот может понять, сколь нужно миру избавление от погибели, дарование вновь вечной жизни. И для сей-то потребности Бог Сына Своего Единородного дал есть [Ин.3:16]. Смерть и погибель приходят на человека и как естественное следствие удаления от Бога, и вместе, как действие правосудия Божия над грехом. Посему для спасения человека нужно, во-первых, удовлетворить правосудию Божию (потому что никакое свойство Божества не может лишено быть свойственного ему действия и потому что объявление безусловного прощения или ненаказанности стоящего уже на пути греха человека всего легче повело бы далее по сему пути, и следственно, не ко спасению, а к погибели); во-вторых, вновь ввести в человечество жизнь Божию, которая бы воцарившуюся в нем смерть победила и уничтожила. Требования трудные и естественно невозможные! Удовлетворить правосудию Божию значит предать грешника вечной смерти, за сим совершенно исчезает для него возможность вечной жизни. Как и приближить жизнь всесвятого Бога к человеку грешнику. Столь резкая противоположность сближаемых крайностей более угрожает истреблением недостойной твари, как сена от огня, нежели обнадеживает спасением.

Тако возлюби Бог мир.

Сии размышления дают место вопросам, как же человек жил, делал добро, познавал Бога еще прежде, нежели совершилось воплощение Божества? Как живут, делают добро, познают Бога и теперь человеки, не пользующиеся плодами воплощения Божества? Вопросы, достойные внимания. Тем, которые не довольно проникли во внутренность тайны Бога во плоти, чтоб изнутри видеть ее живоносный свет, испытывать ее спасительную силу, разрешение предложенных теперь вопросов может, по крайней мере, отвне показать величие сей тайны, которая одна зиждет из человеческого рода стройное здание с удивительным единством в разнообразии, простирающееся по всем размерам пространства и времени, и высотою своею теряющееся в небесах, и вне которой человечество представляет беспорядочные развалины, редко где и когда несколько возвышающиеся, вообще же раздробленные, рассыпанные, едва поднимающиеся над землею.