Спасайся.

Письмо двадцать пятое

Пишешь ты, что люди снова за свои дела принялись после того, как самозванец был пойман и страх от него исчез. Из этого приме­чай, что страх и бесстрашие делает. Когда этот злодей шел, и пленял, и губил людей, и при­ближался к нашей стороне, тогда господа – и прочие многие люди – дома, крестьян и име­ния свои оставляли, и хотели удалиться, а иные и удалились.

Видишь, что страх человеческий делает в людях. Ради чего они оставляли все и хотели бежать, или бежали некоторые? Чтобы жизнь свою спасти. Какую жизнь? Временную. Так временную жизнь почитаем, что все оставляем ради нее, хотя и следует непременно оставить ее и храмине этой разрушиться. Страх вре­менной и неизбежной смерти так колеблет сердца наши, как же сильно поколеблет страх вечной смерти, когда в сердце вселится? Вре­менное и краткое мучение так смущает челове­ка, как же смутит вечное и конца не имеющее?

Ради страха временного мучения и смерти все оставляет человек, чтобы от того спас­тись, – чего не оставит, когда страх вечной смерти и геенны ударит душу? Непременно страх сей и печаль о спасении души убедит ос­тавить все житейское, о чем сыны века сего пекутся; изгонит из сердца мирскую печаль – желание богатства, чести, славы и сладостра­стия и, как вихрь пыль, всю эту суету развеет. Не отречется таковой бесчестие, поругание, биение, темницу, ссылку и саму смерть с ра­достью претерпеть, только бы от вечной той беды избавиться. Истина эта явна и верна для того, кто страх вечной смерти чувствует.

Ибо большим страхом уничтожается ма­лый страх, и от большей печали малая печаль исчезает, и большая болезнь малую нечувст­вительной делает, подобно тому, как из-за ве­ликого шума слабый голос не чувствуется. Так печаль века сего и страх временной беды пе­чалью о спасении души и страхом вечной па­губы потребляется и угашается, как свет от свечи светом солнечным. Сей страх пустыни и вертепы нестрашными сотворил в благочес­тивой древности, увещал жить со зверями, нежели с беззаконными людьми, травой и ко­реньями питаться, нежели сладкими яствами, в лесах скитаться, нежели между соблазнами обращаться, и прочее. Сей страх и самых де­монов, бесплотных духов, колеблет. Ибо и де­моны боятся геенны, на которую осуждены, и стараются ее участниками сделать сынов че­ловеческих, чтобы не одним в ней мучиться. Дивно, что люди плотские от того не трепе­щут, от чего демоны-духи трепещут!

Когда сей страх и печаль из сердца выйдет, тогда печаль века сего вселяется, и, как раз­бойник дом и город, так она дом душевный опустошает. Тогда люди, забыв о вечной смер­ти и не заботясь о спасении души, заботятся только о временном. Отсюда происходит то, что люди в мире этом стараются добиться по­четной должности, сыскать себе славу, со­брать богатство, угождать плоти своей и уже не думают, как угодить Богу и спастись, но как бы понравиться людям и у них быть в по­чтении и похвале. Отсюда произошло строе­ние и украшение богатых домов, цветное и богатое одеяние, украшение карет и коней, нарядность и жеманство слуг, приготовление трапез, банкетов, пиршеств, угощений и вза­имное угощение, и прочее, – словом, плот­ское, безоглядное и, по правде говоря, скотское житие.

Когда упомянутый злодей, о котором писал ты, был пойман и отвезен в свое место, и страх из-за него от людей отошел, тогда все за прежние дела взялись и начали то ездить в гости, то принимать гостей. Вот что бесстра­шие и беспечность делает!

Так, когда страх смерти и муки вечной отойдет от человека, тогда суета и любовь к ми­ру место в сердце его имеет, как выше сказано. Тогда такие люди подобно детям малым посту­пают. Дети карнавальных масок и нарисован­ных страшилищ, самих по себе не страшных, боятся, но не боятся огня и прочего, от чего вред и пагуба бывает, смеются, когда разбой­ники в дом входят, и небрегут, когда дом расхи­щают, хотя и самим им от злодеев следует беда, плачут, когда те злодеи детские их игрушки по­хищают. Так поступают люди, не имеющие страха и печали о вечности. Боятся временного лишиться благополучия, но не боятся лишиться вечного. Сатана, как разбойник, дом душевный расхищает, все отнимает: блаженство и жизнь вечную, Кровью Христовой искупленную, – и не заботятся о том, не примечая, что им оттуда следует погибель. А когда отнимается у них вре­менное что-либо, то есть честь, или богатство, или иное, что все необходимо следует при смер­ти оставить, – плачут неутешно, и рыдают, и печалятся о том, о чем не должно печалиться, – и не печалятся, о чем печалиться должно. Там боятся страха, где нет страха (Пс 52:6), и там не страшатся страха, где истинный есть страх. Нарисованного огня боятся, но не боятся Са­мою огня поядающего (Пс 52:6), от которого и бесы трепещут.

Все это не от чего иного происходит, как от забвения вечности. Это забвение делает са­тана, он помрачает ум человеческий и отни­мает память, чтобы человек не помнил о веч­ности и принадлежностях ее. Ибо ведает он, что человек, когда будет помнить и рассуж­дать о вечности, легко мира этого суету пре­зрит, и к одним только вечным благам будет стремиться, и так удобно может спастись. По­этому полагает все старание, чтобы человека отвратить от вечности и запутать в попечении о временных вещах, как рыбу в сети. Берегись же этой дьявольской козни, будь в мире этом, как путник на пути. Помни, что все, что ни соберешь, здесь оставишь, и, все позади оста­вив, стремись к отечеству своему, держись вечной жизни, к которой ты и призван (1 Тим 6:12). Довольствуйся тем, что Бог тебе по ми­лости Своей подал. Пищу, и одеяние, и дом имеешь, – чего еще более хочешь, путник, странник и пришелец на земле? Наследие христианам не здесь, но на небе уготовано. Честь, слава и все блаженство там для них со­кровенно. Перестань искать то, что, если и отыщешь, то вскоре оставишь, и прилежно ищи то, что, когда обретешь, не потеряется никогда, то есть вечную жизнь.

Сам рассуди, не смеха ли достойны по­ступки людей, которые кошель, для денег предназначенный, хватают, и хранят, и раду­ются о том, а золотом и серебром пренебре­гают? Или тех, которые за тени фруктов, на дереве висящих, хватаются, и теми хотят ус­лаждаться, а о самих плодах небрегут? Так по­ступают те бедные христиане, которые за вре­менным благополучием, как за пустым ко­шельком, или как за тенью, гоняются (ибо все временное, как пустой мешок, кажется что-то в себе имеющим, но само по себе ничто, или как тень, которая исчезает), а о вечной жизни и сокровище ее, не золотом и серебром, но бесценной Кровью Христовой искупленной, или мало, или совсем не заботятся.

О, вечная жизнь! Как ты дорога и сладка, но мало кто любит тебя! О, мир, мир! Юдоль плачевная – мир, печали, воздыхания, трудов и бед исполненный мир! Как ты горек, и поч­ти все любят тебя! Что бы было, если бы ты сладок был? Горек мир, но так любится! А как бы любим был, когда бы сладок был? Непре­менно бы все его за отечество и второй рай почитали.

Что в мире, кроме беды, напастей, трудов, печали, скорби и воздыхания, как на море, что кроме ветров, бури и волнения? Что и сладким кажется, то с горестью смешано, и что приятным кажется – внутри гнило и смрадно.