Измеряя все самим собой, европеец отвергает все, что шире, больше, что беспредельно превосходит человека. Такими мерками умаляется и бесконечно совершенный Бог, ибо клещи греха сжимают гордый ум, и он не видит и не признает никакой иной действительности, большей его самого. Эту черную паутину европейского рационализма разрывает лишь превосходящий ум подвиг веры в Богочеловека Христа, подвиг, открывающий ум для беспредельной действительности. Первый Вселенский Собор раз и навсегда определил роль ума в истолковании личности Богочеловека Христа. Роль его — послушание. В христианстве руководство совершается верою, а ум подчиняется, руководится. Ведение — это плод веры, которая приводится в действие любовью и возделывается в надежде.

Современный европейский релятивизм не мог не последовать за арианством, потому что метафизический релятивизм породил и релятивизм нравственный. Нет ничего абсолютного ни в том, что выше мира, ни в мире, ни вокруг мира или человека. Но и от этого новейшего релятивизма, как и от ветхого арианства, спасает только вера в Богочело-вечество Спасителя Христа, в Его единосущие с Богом Отцом. Спасает именно эта чудесная истина: «единосущный». Каждый верующий может испытать свою веру, насколько она правильна, сравнивая ее с Символом православной веры. Наше Православие всегда и везде остается тем же самым, потому что оно является религией Откровения, религией богодухновенной. Оно никогда не модернизируется и не развивается. Как в древности православное учение победило древнее арианство, так ныне оно побеждает современное европейское арианство. Побеждает своей апостольской соборной верой, данным от Бога святоотеческим всеоружием, соборностью. Соборность — это его единственное непобедимое оружие. Римокатоличество, потеряв соборность, само заразило себя арианством! Православие действительно Христово, потому что оно по-апостольски свято и по-святоотечески соборно. Отступление от основания соборности ради разрешения церковных проблем является отступлением от Христа, Который, как вечная Истина, ведет к вечной жизни. Претворение православного человека в соборного посредством разнообразных в благодати подвигов и таинств, через которые освящается его сердце, вместе с молитвой «со всеми святыми» погружает его в сладкое чувство любви Христовой. Просвещение Божественной благодатью, получаемое в соборной Церкви, освящает ум и мудро противопоставляет всякому виду зла соответствующую добродетель. Смиренномудрием отменяется себялюбие, а потом упраздняется всякое неразумное движение и страсть ветхого человека.

Следствия «непогрешимости» европейца

Бесспорно то, что человек — самое таинственное и загадочное, после Бога, существо во всех известных и мысленных мирах. В таинственных глубинах и широтах человеческого бытия существуют и вращаются несовместимые противоположности: жизнь и смерть, добро и зло, Бог и Его супостат и все, находящееся в них и вокруг них. Всеми доступными средствами человек от самого своего создания до сего дня пытается разгадать загадку своего бытия. Посредством религии, философии, науки и культуры он пришел к ошибочным выводам. Плодом его мук и трудов стало созданное им для самого себя высочайшее божество, которое он предложил в качестве единой ценности и единого критерия. Но мерою для этого высочайшего божества является, к сожалению, сам человек! О, горе! — человек не решил своей задачи! Да и что он может решить, эта жалкая жертва всякого несчастия и всякого бедствия, непрестанно перемалываемая жерновами смерти? Мы приходим к справедливому выводу, что «его божественное величество человек» не разрешил проблемы, потому что, измеряя собою и самого себя47, и мир, он не понял ни себя, ни мира. Какая поистине суетная вещь! Каков же результат? Душераздирающий вопль, устрашающее признание великого анатома человеческой личности апостола Павла: я ничего о себе не знаю48 (ср.: 1 Кор. 4, 4).

Я ничего не знал и не знаю. Что есть человек, что — Бог, что — смерть, что—жизнь? Единственное, что я реально ощущаю: я жертва, жалкая жертва, раб и пленник всякого зла и на века раб диавола. Все человеческое во мне послужило приношением, чтобы соткано было тело, тело смерти, и каждый человек стал, к сожалению, общником этого тела смерти!

Человеческими средствами найти выход из этой трагической ситуации невозможно, и справедливо великий Павел с плачем говорит: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Но благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах (Еф. 1, 3), ибо поистине никто, кроме Господа нашего Иисуса Христа, не мог нас спасти и даровать нам несравненно больше того, о чем мы просим, или о чем помышляем (ср.: Еф. 3, 20). Сладчайший наш Иисус,— абсолютный центр нашей любви, Богочеловек, победивший смерть Своим Воскресением,— разрушил тело смерти как онтологическую действительность, искупил человеческий род от смерти и даровал ему вечную жизнь, вечную истину, вечную справедливость, вечную радость и все Божественные и вечные блага, которые мог даровать лишь Он как Бог любви.

Бог Слово, как истинный Бог и Человек, как единственный Богочеловек, действительно единственно совершенен. Поэтому Он является высшей ценностью, последним критерием для человека во всех проявлениях его телесного и духовного существа. Только в Богочеловеке человек впервые увидел самого себя совершенным и вечным, познал самого себя во всех своих измерениях. Здесь — новое ценностное и гносеологическое начало всего человеческого рода: «Мера всего — Богочеловек». Но, к сожалению, древний языческий идол, пантеистическое «Мера всему — человек» царствует и господствует на большей части политеистического и нехристианского мира. Богом посланный и богомудрый Павел, подлинный знаток сущности вещей, разделяет все философии на две группы: на философию по человеку и по Богочеловеку. Важнее всего лишь ипостась Бога Слова. Это ясно исповедали и богомудро изъяснили святые богоносные отцы Четвертого Вселенского Собора в Халкидоне. В Богочеловеке Христе человек достиг своего совершенства, усовершенствовал свою душу, свое сознание, свою волю, свой ум, свое сердце и тело, одним словом — всего себя. Благодаря этому человек стал важнейшим и достойнейшим любви чудом. Человек, изначала сотворенный как Богочеловек в потенциале, может, прилагая свои усилия внутри Церкви, уподобиться Богу. Посредством благодати он может соделать свой ум христовидным, чтобы сбылось слово Павла мы имеем ум Христов (1 Кор. 2, 16), чтобы все его свойства преобразились Божественной благодатью, преобразились по подобию Богочеловека Христа. Как освященное тело, он может говорить: Тело для Господа, и Господь для тела (ср.: 1 Кор. 6, 13).

Вне Богочеловека нет человека, но всегда получеловек, негодяй, «нечеловек». Неоспоримая истина гласит: без Богочеловека смиренный человек всегда жертва смерти, раб греха и его родителя диавола. И по необходимости без Богочеловека и вне Богочеловека человек подвергается опасности стать подобным диаволу, ибо грех — это одновременно сила и образ диавола. Если человек попадет в плен греха и безумных страстей, то добровольно становится родственником диавола. Кто делает грех, тот от диавола (1 Ин. 3, 8). Главная цель сатаны—лишить человека его богоподобного свойства, лишить его богочеловечества и превратить в существо, во всем подобное себе. Гуманистический антропоцентризм является, по сути, диаволоцентризмом, ибо его адепты желают того же — голого индивидуализма.

Во главу всего гуманизм поставляет человека. Все европейцы, от первобытного до самого утонченного, от фетишиста до паписта, опираются на веру в человека в его психофизической и эмпирической данности. Каков же вывод? Человек — это величайшая ценность, всеценность, высший критерий, все-критерий: «Мера всему —человек». Это —исходное утверждение гуманизма любой разновидности и проистекает оно, в конечном счете, из идолопоклонства и политеизма. Все это продукты европейского Возрождения. Все философские, религиозные, общественные, научные, культурные и политические круги стремились и всегда стремятся, осознанно или нет, заменить веру в Богочеловека верою в человека. Если сказать кратко, они стремятся заменить жизнь по Богочеловеку жизнью по человеку.

Все это происходит на протяжении веков в одной непрерывной брани человека с правдой и любовью Божией, посредством которых Божественная всеблагость соделала обожение человека, спасение его от гибели. Наконец в 1870 году на Первом Ватиканском соборе это вылилось в догмат о непогрешимости человека — папы! С тех пор этот догмат стал центральной артерией католицизма. Он имеет вселенское значение для гуманистической Европы, особенно в наши апокалиптические времена. «В этом догмате все европейские гуманисты обрели свой совершенный идол: человек объявлен высочайшим божеством, а европейский гуманистический пантеон обрел своего Зевса!»49.

Выражая официальное мнение [римо-католической Церкви], какую еще можно высказать истину, кроме этой? Как еще можно было восстановить погребенное идолопоклонство, или политеизм, как не посредством этого догмата латинской Церкви? Кто может быть непогрешимым, кроме одного Богочеловека Христа?

В этом догмате католической Церкви о том, что может существовать непогрешимый человек, осуществилось возрождение языческой системы ценностей. Языческий гуманизм греческой культуры, творчества, философии, искусства, развитой науки, помышляющий о том, что «мера всему — человек» , был возведен в догмат. О чем еще все это свидетельствует, как не о том, что истлевший человек и весь его мир достоин обожения и является, таким образом, предельным воплощением замысла Божия! Не думаю, чтобы существовал более наглый вывод! Между миром, который добровольно весь во зле лежит (ср.: 1 Ин. 5, 19), и человеком, фундамент которого — Богочеловек и богочеловечество, компромисс невозможен.

Это наиболее острая дилемма: либо тленный и смертный гуманист, либо Богочеловек как воскресение и жизнь. Гуманист во всем действует как самодостаточный, как высшая ценность и высочайший критерий. Для Богочеловека не остается никакого места. Место Богочеловека здесь занимает «непогрешимый» папа, «викарий Христа», а господин папы — Богочеловек Христос — изгнан на Небо. Разве это не своего рода развоплощение Богочеловека?