Предисловия

Некоторые же, подвластные страстям и безрассудные и не только не имеющие в себе ни одного чувства, лучше же сказать, дарования из вышеназванных и не распознавая никогда таковых, поревновали посту и трудам святых не с добрым разумом и намерением, понимая это, будто добродетель проходят. Сидящий же поблизости, как пес при заклании животных, дьявол бросает во чрево их семя радостного самомнения, от коего, зачавшись, воспитывается внутренний фарисей, и он, день ото дня возрастая, предает таковых совершенной гордыне, из‑за которой оставляются они Богом во власти сатанинской. Таковые ведь отдали предпочтение материи пищи и пития, отвергли же соображения воздерживающихся или приемлющих их хорошо или дурно.

Хорошо ведь воистину и благорассудно предавая нам путь царский святые назвали его не грозящим падением. Ибо кто когда, живя вместе с братом в безмолвии, был таким, чтобы молил Бога открыть ему, какой добродетели он еще не освоил? Не все ли таковые, взирая на высоту и совершенство заповедей Христовых, видели себя недостаточными, хотя и были святыми и совершенными. «Если, — сказал ведь Богослов, — говорим, что мы не согрешаем, обманываем себя» (ср.: Ин. 1, 8). И еще великий Павел сказал: «Похвалюсь в немощах моих, да вселится в меня сила Христова» (2 Кор. 12, 9).

Уединенніи же пустынницы мнози и влепоту сотвориша сіе — овіи простотою и нелукавымъ разумомъ и нравомъ, овіи же съ явнымъ мненіемъ. И сего ради и Господь, овыхъ, возводя ко смиренію, посы- лаше къ мужемъ добродетельнымъ, сущимъ во градехъ, якоже онаго пасущагося с буйволы дивіими посылая ко игумену, повелевъ тому приставити его свиній пасти, и другаго — предатися общежителному послушанію, якоже и немогуще стерпети, познавше свою немощь, по- молишася отпущенному быти паки въ пустыню. Овыхъ же, аки не- исцелно недугующых, попущаше области сатанине. Прочее, добре рече Лествичникъ, яко: «Уединенное безмолвіе неискусныя удавля- етъ». И великій Варсонофій: «Безмолвіе, — рече, — вину приноситъ высокоумія», — и прочая[167].

И да никто же удивится сему, яко всякъ, иже проходитъ постъ, метаніе же и бденіе, псалмопеніе же и на земли леганіе, и подобная симъ, и мня, яко исправляетъ добродетели, и сего ради согрешаетъ въ предложеніи к Богу. Аще бо кто и от имущихъ слезы и плачющихся мнитъ, яко добре творитъ, наипаче же еще и высится надъ неимущими слезъ, суетно трудится, — рече Лествичникъ.

Вопросъ: И како, рече, творящему кому таковаа мощно не[168] по- мыслити, яко добрая творитъ?

Ответъ: Сего убо ради и речеся выше, яко не точію праваго разума и духовнаго чювства несть в насъ, но ни же познаваемъ словомъ таковая и ретимся на уединеніе и высокое[169] святых отецъ исправле- ніе[170]. Есть бо, [171] воистину есть[172] таковый прикрутный и твердый помыслъ[173], яко не точію воззрети, но ни же помыслити добродетель быти всяко исправленіе свое, якоже уже о семъ мало речеся. Аще бо не бы сіе тако было, како мощно бы святымъ имети себе под всею тварію? Или елико приближающуся кому къ Богу толико зрети себе грешна. И прочее.[174] И се есть трудный алфавитъ — еже познавати кому прясло свое и меру, — с каковымъ же разумом и предложеніемъ хо- щетъ проходити добродетели.

Уединенные же пустынники многие успешно совершили это — кто в простоте, с нелукавым разумом и нравом, а кто с явным самомнением. И потому Господь, одних, возводя к смирению, посылал к мужам добродетельным, жившим в городах, как того, пасшегося с дикими буйволами, послал к игумену, повелев тому приставить его свиней пасти, а другого — предать себя общежительному послушанию, какового не имея сил стерпеть, познав свою немощь, помолился он, чтобы его отпустили обратно в пустыню. Других же, как неисцелимо неду- гующих, Он отпускал во власть сатанинскую. Так что хорошо сказал Лествичник: «Уединенное безмолвие неискусных удавляет».[175] И Вар- сонофий Великий сказал: «Безмолвие подает повод для высокоумия»[176] и прочее.

И никто да не удивится тому, что всякий, кто соблюдая пост, поклоны и бдение, псалмопение, на земле лежание и подобное этому, воображает, что осуществляет добродетели, тем самым согрешает в своем обращении к Богу. Ведь если кто‑то из имеющих слезы и плачущих воображает, что добро творит, а сверх того еще и высится над не имеющими слез, всуе трудится, — сказал Лествичник.[177]

Вопрос: А как же, сказал кто‑то, что творящему таковое невозможно не помыслить, что он делает хорошо?

Ответ: Потому‑то и сказано выше, что не только правого разума и духовного чувства нет у нас, но мы и со слов не познаем таковое и рвемся на уединение и высокое делание святых отцов. Есть ведь, воистину есть такой строгий и твердый помысел, что не только воззреть ввысь, но и помыслить не позволяет, что добродетелью является всякое достижение наше, как уже об этом немного было сказано. Ведь если бы это было не так, как возможно было бы, чтобы святые почитали себя ниже всей твари? Или: насколько кто приближался к Богу, настолько видел себя грешным. И прочее такого рода. И это трудный алфавит[178] — познавать кому‑либо свою степень и меру, — с каким разумом и намерением проходить ему добродетели.

Аще бо и от благодати Божія бываетъ иекіимъ едино чувство, или помыслъ, смиренномудрія ходатай, обаче и естественное есть во всяком движеніе, или помыслъ наклоняя ко смиренію или тщеславію, къ страху же Божію или продерзанію, сі есть къ деснымъ или къ шуимъ раствореніе подая.

Аще ли же речетъ кто, яко сицевая[179] вся малыми постизаема[180] суть, — сему отвещаютъ святіи отцы: да держится царскаго пути сред- няго и непадателнаго — еже в двоих или тріехъ общителное[181] безмол- виіе. «Множицею бо врагъ подаетъ усердіе на великое пощеніе и труды святыхъ, — рече святый Ісаакъ, — на уединенное же безмолвіе и молчаніе, яко да отсюду уловитъ послушающыхъ его совета». Подобная же и святый Кассіанъ о сихъ глаголаше: «Умерщвленіе, — рече, — плоти и смыслов воздержаніе не должно быти паче силы есте- ственныя и дарованія, от Бога даннаго, иже многимъ и знаменитымъ святымъ дарованнаго, къ подвигомъ и великой остроте, еже чрезъ особливое дохновеніе ихъ привлекъ». Тех убо божественныхъ силъ аще не имаши, не восхощи святыхъ наследовати острыми и необычными умерщвленіями, но[182] точію ихъ разсмотряй, і удивляйся, и смиряй[183] себе, по реченію святаго Лествичника о нищихъ, тіи бо, глаголеть, «сокровища царская зряще, множае свое убожество познаваютъ; тако и душа, великія отеческія добродетели прочитающи, всяко сми- реннейше творитъ свое мудрованіе».

Глаголетъ же и святый Іустинъ: «Небесная благодать всехъ дости- заетъ, но не равною мерою. Хощетъ Господь всехъ спасти, но не по- святити». Обаче отсюду да не мниши ся неблагополучнымъ быти, яко не можеши въ плоти твоей, якоже святіи, остро и подвижно пожи- ти[184]. Возможеши бо твое[185] навершити теплым вожделеніем и тща- ніемъ внутренняго деланія со смиреніем — и симъ угодити Богу. Порфироносный бо пророкъ[186] не «алках», ни «бдехъ», не «на земли леХотя и бывает от благодати Божией у некоторых одно такое чувство, или помысел, смиренномудрия ходатай, есть, однако же, во всяком человеке и естественное движение, или помысел, склоняющий к смирению или к тщеславию, к страху Божию или к дерзости, т. е. дающий склонность к десным или к шуим.

Если же скажет кто‑то, что таковое мало кем постижимо, — ему отвечают святые отцы: пусть держится царского пути, среднего и не грозящего падением, — вдвоем или втроем общительного безмолвия. Ибо «многократно враг подает усердие на великое пощение и на труды святых, — сказал святой Исаак, — на уединенное безмолвие и молчание, — чтобы отсюда уловить слушающих его совета».[187] Подобное же и святой Кассиан об этом говорил: «Умерщвление плоти и воздержание мыслей не должно быть выше естественной силы и дарования, Богом данного, каковое, многим знаменитым святым даровав, Он привлек их к подвигам и великой аскезе через особое вдохновение».[188] Если же тех божественных сил не имеешь, не возжелай последовать святым в крайнем и необычном умерщвлении, но только рассматривай его, и удивляйся, и смиряй себя, по изречению святого Лествич- ника о нищих, ибо они, говорит он, «сокровища царские видя, лучше познают свое убожество; так и душа, читая о великих отеческих добродетелях, непременно делает более смиренным свое мудрование».