Но, о, время наше! Сколь многие, а может и все, носят этот меч по одному только обычаю, а не для какой‑то бранной потребности! Ибо не обучаясь тому, как пред очами врагов вращать его и поражать им, как пламенем, просто и плотски его употребляют, а не действенно. То есть прочитывая за одну «Славу» Псалтири одну вервицу, а за кафизму три, заканчивают число внешнего моления. Большинство же, и совсем отложив этот «глагол Божий», лучше же сказать, пламенное оружие, охраняющее врата сердечные, воинствуют одним псалмопением, канонами и тропарями, каковые суть церковное предание, воображая, что эта святая пятисловная молитва придумана для простых и некнижных монахов в качестве правила. Таковое их неправое мнение исправляя и низлагая, Симеон, архиепископ Солунский, преподает и законополагает всем архиереям, архимандритам, игуменам и священ- ноинокам, иереям, диаконам, монахам и мирским людям, всякие чин и профессию имеющим, вместо всякого правила, как свое дыхание и жизнь, эту святую молитву Иисусову в уме и в устах произносить во всякие час и время, хоть они и не могут познавать ее искусного действия, ибо это дело, сказал он, одних монахов, отрекшихся мира.

А если Василий Великий повелевает некнижному монаху этой молитвой совершать правило по счету и безыскусно, надо думать, что он необученным, а может и мирским, законополагает это, чтобы и они по мере своей славословили Бога, а не были праздными.

Носящий же меч свой, или «глагол», в разуме, при внутреннем внимании, знает время, когда обращать его на врагов и молиться против злых прилогов, страстей и помыслов, или о грехах своих. Бывает ведь время, когда, поскальзываясь при некоторых обстоятельствах и невнимании словом или яростью, оком и похотью, или тщеславием и самомнением и тому подобным, и ударяем бывая из‑за них своею со- вестию, и не терпя ее обличения, обращается человек к Богу, каясь и молясь сердцем и умом, ища помилования. Все ведь правило такого помилованъ быти. Все бо таковаго правило на единомъ покаяніи и вниманіи сердечномъ бываетъ, — по образу оныя вдовицы, приседящія судіи день и нощь и просящія отмщенія от соперника своего. И се есть чинъ деланія умнаго, подобающаго страстнымъ. И да никтоже зази- раетъ слову сему, яко приражающіися таковыми грехами Богу мощно обучатися умному деланію.

Положи[201] бо ми пять степеней действующих страсть: 1) подвиг- шуся кому на гневъ и досаду, да пребудетъ всегда злобствуя на оскор- бившаго; 2) опечаленъ бывъ, да помнитъ зло на многія дни; 3) точію едину седмицу да гневается; 4) един точію день да помнит зло; 5) враждуя, дасаждая, смущая и смущаяся, и в той же часъ прелагаяся. Се колика различія устроеній, обаче под адомъ суть вси сіи, донележе действуютъ страсть, рече святый Дорофей. И таковымъ не подоба- етъ, ни же мощно есть коснутися умнаго деланія. Сіи бо подобии суть человеку, устрелену от врага своего и приемлющу стрелы рукама сво- има и влагающу я въ сердце свое. О них же рече Богословъ: «Всякъ, рожденный от Бога греха не творитъ»; «Творяй же грехъ от діавола есть».

Даждь же ми и других пять степеней: 1) — оскорбившагося и скор- бяща не яко досаждение приятъ, но яко не претерпе; 2) — поучаю- щагося всегда терпенію, последи же побеждающемуся от совосхище- нія; 3) — не хотяща отвещати зле; от обычая же совосхищающася; — подвизающася отнюдь не рещи зло, скорбяща же, яко досажде- ніе прія, но зазирающа и кающася о семъ; 5) — не скорбяща, яко до- сажденіе пріятъ, но ни же радующася. Сіи же вси сопротивляющіися страсти суть, изволеніемъ бо уставиша страсть и не хотят дейстова- ти, но и скорбятъ, и подвизаются. И подобии суть таковіи стреляемо- му от врага своего, оболочену же во броня, и не приемлющу язвы, — рече той же святый Дорофей. Им же всячески подобает и мощно есть обучатися умнаго деланія, очищаются бо сіи вседневною благодатію Христовою чрезъ молитву умную и всечасное покаяніе. О них же тай- новидецъ рече: «Аще речем, яко греха не имамы, прельщаемъ себе. И аще грехи нашя исповедаемъ, веренъ естьи праведенъ — да оставит намъ и очиститъ насъ от всякія неправды».

Ведомо же есть и о семъ, яко сія священная Ісусова молитва мно- гимъ древле и ныне бысть камень претыканія и соблазна. Аще бо и мнози, негли же и вси, молятся сею просто и внешно, и несть кто о молящегося состоит в одном покаянии и внимании сердечном, —- как у той вдовицы, пристававшей к судье день и ночь и просившей защиты от соперника своего (см.: Л к. 18, 3–5). Это и есть чин умного делания, подобающего страстным. И пусть никто не презирает слово о том, что припадающим с такими грехами к Богу возможно обучаться умному деланию.

Расположи в пяти степенях действующих по страсти: 1) когда кто- то, впав в гнев и досаду, пребудет всегда злобствующим на оскорбившего; 2) будучи опечален, помнит зло много дней; 3) гневается только одну неделю; 4) только один день помнит зло; 5) враждуя, досадуя, смущаясь и смущая, в тот же час это прекращает. Вот каково различие устроений, однако под адом суть все они, пока действуют по страсти, сказал святой Дорофей. И таким не подобает и невозможно прикасаться к умному деланию. Все они подобны человеку, раненному врагом своим и берущему стрелы собственными руками и вонзающему их в свое сердце. О таких сказал Богослов: «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха» (/ Ин. 3, 9); «Кто делает грех, тот от дьявола» (1 Ин. 3, 8).

Возьми и другие пять степеней: 1) — оскорбившегося и скорбящего не потому, что получил досаду, но что ее не претерпел; 2) — всегда поучающегося терпению, напоследок же побежденному порывом страсти; 3) — не хотящего отвечать злом, но по привычке увлекающегося; 4) старающегося совершенно не говорить злого, скорбящего, что получил досаждение, но и укоряющего себя и кающегося в этом; — не скорбящего, что получил досаждение, но и не радующегося. Эти все суть сопротивляющиеся страсти, ибо своей волей остановили страсть и не хотят по ней действовать, но и скорбят, и стараются. И таковые подобны тому, в кого враг стреляет, но он облечен в броню и не получает ранений, сказал тот же святой Дорофей.[202] И им всячески подобает и возможно обучаться умному деланию, ибо они очищаются вседневной благодатью Христовой через умную молитву и ежечасное покаяние. О них ведь Тайновидец сказал: «Если говорим, что греха не имеем, обманываем самих себя. И если грехи наши исповедуем, то Он, будучи верен и праведен, простит нам и очистит нас от всякой неправды» (ср.: 1 Ин. 1, 8–9).

Известно и то, что эта священная Иисусова молитва для многих и в древности и ныне оказалась камнем преткновения и соблазна. Хотя многие, если не все, молятся ею просто и внешне, и никто против это семъ крамоляся, художнаго же ея действія, еже есть блюденіе сердца умомъ въ молитве, мали зело ведаютъ. И самому святому Григорію Сииаиту сопротивишася исперва сами словеснейшіи отцы Афонскія Горы, егда началъ бе о семъ ихъ учити. И аще сіи отцы, удалившіися градовъ, тако преткнулися быша о деланіи семъ, то что подобаетъ рещи о присвоивъшихся міру монасехъ? Обаче хотящему душу свою спасти должно покарятися Писанію и ученію святыхъ отецъ, а не плот- скимъ человекомъ. Не во угле бо единомъ, но посреде самаго Цар- ствующаго града процвете сіе священное умное деланіе, и не въ еди- нехъ монасехъ, но наипаче саміи патріархи Константінополстіи быша сему делатели и учители: Іоаннъ, глаголю, Златоустъ, Фотій, Кал- листъ, единъ по другому бывше преемницы временемъ патріарша престола, о них же пишетъ святый Сумеонъ Солунскій, яко все целыя своя книги о единомъ семъ деланіи умныя молитвы сочиниша премудре и художне.

Прочее не подобаетъ дивитися сему, яко ныне таковое ученіе и писаніе ни поне словомъ износится въ монасехъ. Всакъ бо можетъ, точію аще хощетъ, мних или мирянинъ, псалмы пети или каноны, на общее моленіе Церкви святой святыми отцы преданныя, «Господа же Іисуса никто же можетъ умомъ рещи, точію Духомъ Святымь», по апостолу. Сего ради святіи отцы, бывшіи делатели и учители симъ, упо- добляютъ пеніе внешнее малу отроку, молитву же умную мужу со- вершенну. И якоже отроку несть укоръ, яко можетъ[203] по времени быти мужъ и старецъ, тако и внешнему пенію,[204] за немощь младен- ству нашему, от Бога данному, несть порокъ и презреніе. Егда кто, все тщаніе на умную молитву ся обращая, мало же зело поя псалмовъ и каноновъ и тропарей, уповая чрезъ умную молитву разумное обрести пеніе, от него же паки востекая на зрителную молитву и къ тоя равенству, аки отрока к мужу совершенну пеніе быти познавая, паки мало даетъ время пенію, множайше же молитве, ни же бо можетъ ктому много пети таковый. Внешно бо поющіи и не ведущіи чювствомъ гла- големыхъ, сіи могутъ пети много, рече святый Григорій Синаитъ. И за сію вину подобаетъ пеніе денницу именовати, молитву же — солнце: явно же, яко денница малъ некій часъ или два зрится, солнце же весь день сіяетъ. Тако ми размей быти пеніе и молитву.

го не восстает, искусство же ею действовать, каковое состоит в блю- дении сердца умом в молитве, очень мало кто знает. И самому Григорию Синаиту сопротивлялись сначала сами разумнейшие отцы Афонской Горы, когда он начал этому их учить. И если эти отцы, удалившиеся из городов, так споткнулись об это делание, то что подобает сказать о привязавшихся к миру монахах? Однако хотящему душу свою спасти должно покоряться Писанию и учению святых отцов, а не плотским людям. Ведь не в каком‑то одном углу, но посреди самого Царь- града процвело это священное умное делание, и не у одних монахов, но даже сами патриархи Константинопольские были его делателями и учителями: Иоанн, я имею в виду, Златоуст, Фотий, Каллист, один за другим бывшие со временем преемниками патриаршего престола, о которых пишет Симеон Солунский, что они целые свои книги об одном этом творении умной молитвы сочинили премудро и искусно.

Так что не подобает удивляться тому, что ныне о таковом учении и писании ни слова не произносится среди монахов. Всякий ведь может, если только захочет, монах или мирянин, петь псалмы или каноны, для общего моления в святой Церкви святыми отцами преданные, «Господом же Иисуса никто не может назвать в уме, как только Духом Святым», по апостолу (ср.: I Кор. 12, 3). Потому святые отцы, бывшие делателями и учителями этого, уподобляют внешнее пение малому отроку, умную же молитву совершенному мужу. И как отроку нет укора, потому что он может со временем стать мужем и старцем, так и внешнему пению, по немощи младенчеству нашему от Бога данному, нет укоризны и презрения. Когда человек, все старание свое на умную молитву обращая, очень мало же поя канонов и тропарей, уповая через умную молитву обрести разумное пение, восходя от которого опять же к зрительной молитве и на ее уровень, как отрока по отношению к совершенному мужу пение воспринимая, вновь мало отдает времени пению, больше же молитве, — не может таковой впредь много петь. Внешне ведь поющие и не воспринимающие чувством произносимого, — эти могут петь много, сказал святой Григорий Синаит.[205] И по этой причине подобает пение именовать утренней звездой, а молитву солнцем: ясно ведь, что утренняя звезда какой‑нибудь час или два видима, солнце же сияет весь день. Такими разумей пение и молитву.

И да не речеши ми, яко мнози от святыхъ многое пеніе удержаша, но разумей и веруй, яко тіи же отцы повелеваютъ намъ несомненно от пенія восходити на молитву, яковъ же бе и святый Григорій Сінаитъ, иже исперва за неведеніе лучшаго едино пеніе держаше, таже, от некоего критянина наставленъ бывъ, премени многое пеніе на умную молитву и, от искуса познавъ не быти тако скорому и легкому успеянію от пенія, якоже от молитвы, все тщаніе всемъ повеле имети о молитве, мало же пети за уныніе.

Прочее убо и ты кроме всякаго сомненія тако твори, яко да не и тебе речется за непокорство твое отвещаніе апостола, глаголюща еже: «Благоволеніе сердца моего и молитва къ Богу по Ізраили есть во спасеніе. Свидетелствую бо имъ, яко ревность Божію имутъ, но не по разуму. Не разумеюще правды Божія и свою правду ищуще постави- ти, правде Божіей не повинушася». Что бо глаголетъ Писаніе? «Близъ ти есть глаголъ, во устехъ твоих и въ сердце твоемъ». «Яко аще ис- повеси усты твоими Господа Ісуса, спасешися». «Всякъ бо, иже аще призоветъ имя Господне, спасется».