Услышав это, Епифаний упал на землю и поклонился владыке Паппосу.

— Не гневайся на меня, отче, я человек грешный, потому и не достоин взойти на высоту архиерейства, из–за чего и скорблю, — произнес новый епископ Саламина, поклонился всем остальным архиереям и повелел предложить им трапезу.

А когда все поели и возвеселились, то каждый пошел в свою епархию. Три дня спустя один добрый и благочестивый христианин по имени Евгномон был брошен в темницу богачом Драконтом за то, что задолжал ему сто монет. Будучи чужеземцем и жителем Рима, Евгномон не имел никого, кто бы мог вызволить его из тюрьмы. Узнав об этом, владыка Епифаний пошел к Драконту и попросил его освободить Евгномона.

— Ступай и принеси мне сто монет, которые должен твой друг, тогда можешь забрать его, — выдвинул условия злобный богач.

Тогда святой пошел в епископию, взял сто монет, которые там хранились для церковных нужд, и отдал Драконту. Но один весьма беспокойный диакон по имени Харин восставил всех клириков епархии против владыки.

— Вот, этот чужеземец Епифаний истратил все церковное имущество. Пойдемте, прогоним его, чтобы не быть нам виновными в этом грехе.

Прогнать своего архиерея Харин хотел потому, что сам желал быть епископом.

— Епифаний, ты не доволен тем, что пришел сюда без плаща и получил Церковь, но теперь, будучи чужаком, расточаешь церковное имущество! Кто сможет вынести это! Или отдай сто монет, или возвращайся к себе на родину, — сказал ему неистовствующий диакон.

После таких слов, Евгномон пошел в город, продал все, что имел, принес деньги святому; он оставался с ним до самой своей смерти. Взяв деньги, владыка Епифаний сто монет отдал Харину, а остальные — нищим.

— Возьмите сто монет, принадлежащих Церкви; их отдал Епифаний, который ранее и потратил их, — сказал клирикам Харин.

Однако никто из духовенства не хотел брать деньги, но все решили отдать их преподобному, у которого их беззаконно забрал Харин. Однако диакон не отдал деньги архиерею, но оставил их у себя. Несмотря на то, что этим не исчерпываются все злодеяния, сотворенные им Епифанию, епископ никогда не гневался на несчастного диакона. Однажды во время трапезы в епископии, когда все клирики были за столом и святой поучал их, а у него была привычка никогда не выпускать из рук Евангелие, и день и ночь учить слову Божию, громко закричал ворон.

— Кто знает, что сказал ворон? — спросил у бывших за столом Харин.

Но никто не ответил ему на это, потому что все внимали поучению своего архиерея.

— Кто знает, что сказал ворон? — во второй раз поинтересовался диакон, когда вновь вскрикнул ворон.