Но безличность человечества Иисуса Христа - соединение человечества с Божеством, простирающееся до потери самоличности, не есть ли черта невыразимая в человечестве? И эта черта отражается в человечестве, если не в настоящем, то в будущем его состоянии. К чему стремятся все предписания строгих моралистов? Какого соединения с Богом они от нас требуют? Такого, чтобы человечество как бы поглощалось Божеством, чтобы можно было сказать с Павлом: "Не я живу, но во мне живет Христос". Есть люди, которые и в сей жизни, как сами достигают, так и другим советуют достигать сего соединения. Но существование наше здесь есть не более, как младенческое. Если же и в этом возрасте младенческом мы начинаем так тесно соединяться с Богом, то что будет, когда перейдем в другой мир? Значит, и в этом отношении воплощение Богочеловека не должно казаться странным. Таким образом, все странности, какие находит в Существе Иисуса Христа ум поверхностный, для ума глубокого исчезают сами собой. Для него учение сие не заключает в себе ничего противоположного, неестественного.

Мало того, оно имеет стороны для ума размышляющего благоприятные и плодовитые обильными мыслями. Бог сначала явился во плоти в Адаме, ибо образ Божий, которым облечен был Адам, есть ничто иное, как явление в нем Бога. Потом являлся в патриархах и в других праведниках, но во всех их являлся, так сказать, по частям: в том муже была та черта, в другом - другая. Как бы хорошо видеть Божество вполне, всю полноту Его! - мог желать мыслящий ум. Это желание его сбылось, - вся полнота Божества явилась в одном Лице. Премудрость, переходя по душам и умам, наконец остановилась и дала увидеть Себя вполне в Иисусе Христе, исполненном благодати и истины. Видя Его, не нужно уже спрашивать: покажи нам Отца, - Он вполне явил Его в Себе. Эту мысль имел апостол Павел, когда свое Послание к Евреям начинал так: Многочастне и многообразие древле Бог глаголавый отцем во пророцех, в последок дний сих глагола нам в Сыне, - в пророках открывался по частям, а в Сыне весь открылся. Итак, это для разума весьма приятно; его желание видеть Божество во всей полноте исполнилось, и потому перед таким явлением он преклоняется, благоговеет. Такого же явления требует и сердце. Свойство его - искать близости с Богом. Но Бог так превозвышен, что чувству сердца тяжело подниматься к Нему; а между тем хотелось бы быть близким к Нему, хотелось бы увидеть и восчувствовать ту жизнь, к которой сердце наше стремится: и вот она низошла с высоты своей и в Иисусе , Христе сделалась удобоощутительной. Совесть также велит быть подобным Богу, предписывает нам для этого Божественные заповеди, но желательно видеть, как Сам Бог выполнил бы ту или другую заповедь. Мысль эта для ума ужасна, но сердце по-временам может обращаться к ней. В нем даже может рождаться мысль, что Божество предписывает, не сообразуясь с нашим состоянием, - предписывает идеал, который выше нас. Совершенно другое дело будет, если Само Божество исполнит Свой закон. Это и сделал Иисус Христос: в Нем Божество исполняет видимым образом Свои законы, подобно нам. Сторона, для сердца крайне привлекательная. Присоединим к этому практические следствия, весьма важные для христианской религии, присоединим к сему то, что приобретает от воплощения Бога Слова религия: и воплощение сие представится еще с более благоприятных сторон.

Учением о Божестве Иисуса Христа кладется печать Божественности на все. Этим одним наша религия поставляется выше всех религий и даже, как замечает апостол Павел, выше религии иудейской. Ибо мы приняли ее из рук Сына Божия, а все другие принимали ее из рук рабов. Наш Законодатель есть Лице выше всякого лица. И потому с какой уверенностью христианин говорит, что все, чему он верит, исповедал Тот, Кто был в лоне Отца! К сему Законодателю уже нельзя приложить того, что говорили родственники Моисею: еда тебе единому глагола Господь? Еда и нам не глаголаше? (Чис. 12; 2). Наш Богочеловек превыше всех людей. Все обещания, как бы они велики ни были, Он исполнит: что сказал, то и будет. Сколько нужно сил для извлечения человечества из бездны греха и для облаженствования его! Но у нашего Спасителя сил на это станет. Для этого нужно перетворить весь мир, - Он и перетворит его, ибо от взора Его побежит вся греховная земля, сотрется и сокроется все нечистое. Таким образом, практические следствия учения о Божестве Иисуса Христа успокаивают разум, совесть и надежду, делают его любезным и досточтимым для ума человеческого.

Да и что было бы, если бы мы представили Иисуса Христа простым человеком? Как тогда все в религии Его переменилось бы, упало, потеряло б душу, перешло бы в беспорядок и в противоречие. Остались бы прекрасные черты святости в Его жизни, но они производили бы более жалости, ибо чувствовалось бы при взгляде на них, что они не имеют твердого основания; отделите от религии нашей Божественное, чудесное, - и все в ней потеряет свою цену, ибо то и другое тесно соединено. И мыслители христианские, думавшие отделить одно от другого, не знали, подобно распинателям Иисуса Христа, что делали. Для примера укажем на одного из них. Руссо, смотря на лице Ходатая, восхищался чертами Его, не находил слов к прославлению Его, и уста его от избытка сердца вопреки уму сказали: "Это Бог!" Но тот же человек, когда увлекаемый силой господствовавшего тогда во Франции духа времени, следуя тогдашней моде, не допускавшей такого образа мышления, признал Иисуса Христа человеком, отнял у Него Божество, тот же человек после всего этого сказал: "И, однако ж, сколько нелепостей в Евангелии!" -указывая этим на чудеса. Можно сказать, что первая рука его писала с неба, а вторая - из ада. Отчего это? Оттого, что разделял то, что Бог сочетал; после такого разделения все в христианстве обращается в хаос. Итак, учение о Божестве Иисуса Христа, будучи рассматриваемо прямо, представляется разуму со всех сторон удобоприятым.

Как практически должно быть употребляемо учение о двух естествах, или вообще о Существе Иисуса Христа? В каком состоянии учение у народа христианского?.. Оно у него в худом состоянии. Истина эта поколебалась в умах многих. Есть люди, у которых она сохранилась в сердце, хотя в уме поколебалась; говорить о них, о следствиях их безверия - здесь не место. Мы касаемся их только потому, чтобы показать пастырю Церкви, чего он должен опасаться, о чем заботиться, чтобы заставить его всегда помнить, что истина эта подвержена пререканиям, и что посему он более должен знакомиться с ее доказательствами, дабы при случае уметь, что сказать в защиту своего Спасителя. Коснулись ли эти сомнения нашей Церкви Русской? Коснулись некоторых через распространение "энциклопедической философии". Значит, они коснулись тех, которые занимаются этой философией, коснулись класса высшего, который по отношению к религии едва ли не есть самый низший. Напротив того, народ наш далек от такого мнения, и долго останется таковым. Следовательно, полемическая сторона сего учения нужна только для малого числа недужных. И потому наш проповедник более должен иметь в виду прямое его употребление. Такое употребление важно и благодетельно. Ибо хотя народ твердо верит, что Иисус Христос есть Бог и вместе человек, но у него нет насчет этого определенных понятий. И потому пастырь Церкви должен прояснить их и определить, впрочем так, чтобы предмет этот оставался у него в том полусвете, в каком находится он в Священном Писании; диалектические тонкости также здесь неуместны. Для народного поучения преимущественно должно избирать в сем предмете сторону практическую, то есть должно говорить о Божественности Иисуса Христа более с той стороны, что она нужна нам для спасения и благодетельна, ибо если Он Бог, то от Него мы можем надеяться всего, - и помощи, и ручательства в надежде, освящения и прочее. Есть ли у нас поучения на сей предмет? Есть, но мало, между тем как он может быть самым лучшим предметом для поучений. У нас большей частью говорят о нравственных предметах, признавая догматы отвлеченными, безжизненными.

Но не таков метод проповедания у апостолов: у них догматы с нравственностью в тесном соединении, и одно вытекает из другого. Оттого в поучениях их есть жизнь, ибо и догматы в связи с нравственностью имеют жизнь, и нравственность с догматами небезжизненна, между тем как в отдельности то и другое - сухо, безжизненно. Отчего нравственность философская слаба и безжизненна, а христианская весьма сильна? Оттого, что первая безлична, не осуществлена в лицах; а последняя - лична, выразилась в лицах. Посему и проповедовать ее должно так, как она есть сама в себе, не подражая философам, которые требуют исполнения правил писаных, а следуя первым христианским богословам, которые обращали внимание на лица, и особенно на Лице Искупителя, и отсюда почерпали правила нравственности.

II. Обратимся к третьему вопросу касательно Иисуса Христа. Что сделал Он и еще сделает? Как выполнил, выполняет и выполнит дело восстановления рода человеческого, вообще в чем состоит Его деятельность?

Эту деятельность делят на три вида: на должность пророческую, священническую и царскую. Деление это не основано на Писании, (хотя - ред.) в нем нет и самого слова - "должность". Иисус Христос большей частью называет это делом, данным Ему от Отца; у апостолов также нет общего названия: у них есть названия, которые большей частью означают одну сторону деятельности Иисуса Христа, а не все; таковы, например, дело искупления и просто искупление, удовлетворение Божию правосудию, примирение с Богом, возглавление и тому подобное. Отчего же богословы употребили такое деление? Оттого, что видели в Иисусе Христе эти стороны. Описана ли ими вся деятельность Его? Описана. Не входят ли должности одна в другую? Отчасти входят, например, пророческая может совместиться со священнической, ибо священник не только совершает тайны, но учит; царская также может совместиться с священнической; ибо священник есть вместе и управитель. По причине такого совмещения этих должностей некоторые находили невыгодным сие деление, и потому оставили оное, а говорили вообще о деятельности Иисуса Христа. Впрочем, не мешает удержать оное: с сих сторон можно точнее осмотреть это учение. Кто первый разделил таким образом деятельность Иисуса Христа на три вида? Лютеранские богословы в XVII веке, и первый их них - Герард, потом оно вошло в употребление. Основания для такого деления, как мы сказали, в Священном Писании нет, хотя по частям оно говорит о всех сих должностях, например, о священстве Иисуса Христа апостол Павел говорит в Послании к Евреям: Ты еси иерей по чину Мелхиседекову (ср.: Пс. 109; 4). Подобным образом в Священном Писании упоминается и о двух других должностях - о пророческой и царской.

Как иначе можно разделить это учение и на каком основании? Восстановление определяется падением. Но падение состояло в уклонении от истины и закона, за этим уклонением последовала, со стороны внутренней, - потеря совершенства, а со стороны внешней, - потеря счастья, блаженства. Восстановление должно вознаградить эту двойную потерю, должно возвратить стороне внешней жизнь, а внутренней - свет. То и другое необходимо, ибо одно без другого: жизнь без света и, наоборот, свет без жизни - быть не могут. Следовательно, два вида деятельности должны быть главными, и первые - возвращение жизни и возвращение света. Спаситель в Своих беседах почти всегда указывает на них. Ибо, обещая жизнь, Он всегда требовал у людей перемены сердца.

Эти два главных вида деятельности Спасителя можно разделить на части, которые могут составить три упомянутые нами должности - священническую, пророческую и царскую. Так, внутреннее восстановление требует чистоты духа, которая может быть доставлена через сообщение познания уму, покоя - совести, и освящения - сердцу; словом, через пополнение недостатка и пустоты нашего духа. Отсюда вытекает должность учительская - пророческая. Восстановление внешнее требует приведения счастья в гармонию с добродетелью, каковая гармония может быть достигнута через покаяние средств, нужных для сей цели, через уничтожение расстройства, суеты, источника смерти и самой смерти, словом, через соделание того, чего желали, но не могли произвести философы. Поскольку для этого нужно иметь самодержавное могущество, то отсюда вытекает другая должность Иисуса Христа- правительная, царская; должность, можно сказать, важнейшая прочих. Уничтожить неустройство, восстановить порядок и для сего сотрясти небом и землей - есть первое дело Восстановителя. Посему-то по воскресении и дана Ему власть над небом и землей. Что сказать о должности священнической? Имеет ли она здесь место и какое? Имеет место и притом весьма важное. Это есть орудие, которым совершено то и другое восстановление: внутреннее и внешнее; есть условие, без которого не могли бы существовать две первые должности: пророческая и царская. Каким образом смертью Иисуса Христа восстановлен мир? В натуре, - говорит космология, - главный закон есть закон вознаграждения - закон долга. Главная аксиома этого закона есть следующая: каково действие, таково и воздействие (таков и результат -ред.). Действие Иисуса Христа в смерти было самое чистое и столь высокое, что выше его нельзя и представить; таково, без сомнения, должно быть и воздействие. Действие это должно было произвести в силах натуры (в человеческой природе - ред.) толчок, противоположный тому, какой произвело в них действие Адама. Слабость Адама дала направление силам природы неправильное. Сила Иисуса Христа должна была дать им направление самое верное. И это в том и другом случае весьма возможно. Представьте, что все известные силы природы сосредоточены в одной, - какое направление принимает сила центральная, такое и все прочие; сила Адама приняла неправильное направление, такое же приняли и все, в ней сосредоточивавшиеся. Сила Иисуса Христа через смерть Его соделалась средоточием для всех сил физических, и потому дала им направление самое верное. Хотя таковое отношение смерти Иисуса Христа нам кажется идеально, - но, несмотря на то, действие Его было реально.

Итак, ходатайственная часть служения Иисуса Христа касается более внешнего мира, у которого также есть своя нравственность, хотя апостолы редко наводят внимание на сию сторону. Апостол Павел, правда, в одном месте ясно говорит, что Кровию Иисуса Христа примирено все, аще земная, аще ли небесная (Кол. 1; 20). Образ сего примирения нам кажется странным потому, что мы не видим влияния наших мыслей на мир физический. Но влияние это есть. Во-первых, мы видим его в нашем теле, которое весьма много подлежит влиянию наших мыслей. Удобно также можно видеть его и во внешнем мире, особенно обращая внимание на нравственную сторону нашей души, как это делали мистики и теософы, с которыми в этом отношении нельзя не согласиться. Действительно, душа наша есть магнит, только потерявший полюсы. Сила ее сильнее всех других сил. Ей-то назначено иметь в подчинении все физические силы, что некогда будет, и теперь отчасти выказывается в святых мужах, которым часто подчиняются силы природы.

А. В Иисусе Христе, по замечанию апостола Павла, различаются две стороны, то есть Иисус Христос по плоти (разумея это слово в лучшем значении), как Он явился в сей жизни на земле, и Иисус Христос по духу, как Он был и есть у Отца. С двух также сторон Он есть и Просветитель рода человеческого: на земле - видимо, и с неба - невидимо. На земле Он был только три или четыре года, которые определяются Пасхами евангелиста Иоанна. Но этим кратким временем явно не ограничивалось Его проповедание. Он был Просветителем и прежде и после, всегда был Он, по словам Его, свет миру, -всегда просвещал людей, как изнутри, так и извне. Изнутри Он светил совести и уму, ибо что такое совесть, ум? Отражение чего-то внешнего: мысли наши, как лучи, падают свыше, и в нас происходит только отражение - ощущение. Извне Он светил внешней природе. Естествоиспытатели отказываются исследовать начало света; а для религии свет сей должен быть отражением света Божия. Но если бы натура получила голос, подобно нам, то она выразилась бы о своем свете так, как мы о своем, то есть сказала бы, что Он свыше, от Бога. Вот первый путь просвещения извне и изнутри! Без сомнения, не были оставляемы и другие способы просвещения, в которых участвовала деятельность человеческая, озаряемая, впрочем, свыше. Такого рода были у язычников цари, законодатели, мудрецы, поэты; у Иудеев также законодатели и пророки. О всех этих способах Иустин Мученик говорит, что они суть отражение первого способа - способа непосредственного, относящегося ко Христу. Способ этот употребляется и теперь Иисусом Христом на небе.

Не мало ли учил Он? Последствия показали что довольно. В земном теле Ему нельзя было быть долго. Следовательно, Ему должно было ограничить Свое учение образованием учеников, которые могли бы понимать Его и потом преподать Его учение другим в такой чистоте и ясности, какая только возможна. Вот главная цель личного Его учения! Она везде и видна; везде видно, что Он занимался образованием учеников, а с народом говорил как бы без желания; правда, Он не оставляет и народа, но проповедует ему не нарочно (особо - ред.), а при случаях. Почему Иисус Христос не вышел на проповедь ранее, например, в двадцать лет? И сего времени было бы довольно Ему для приготовления. Полагают потому, что у Иудеев был обычай учить народ не ранее, как на тридцатом году возраста, а до сего времени не стали бы слушать. Но не много ли будет подчинять Иисуса Христа этому закону?

Впрочем, какая бы была польза, если бы Он начал учить несколько прежде? Та только, что большее число Иудеев и язычников слушало бы Его, но все-таки не все. Кроме того, хотя Иисус Христос учил и Иудеев и язычников, проповедь Его преимущественно должна была относиться к Иудеям: несмъ послан, - говорит Он, - токмо к заблудшим овцам... дому Израилева (Мф. 10; 6), а для проповеди Иудеям этого времени было довольно. Почему Иисус Христос ограничивал проповедь Иудеями? Потому что цель Его учения, главным образом, не в том состояла, чтобы просветить мир, а в том, чтобы приготовить просветителей; а для сей цели излишне было бы развлекаться другими народами. Он занимался ими, но занимался мимоходом; уже ученикам поручено было благовествовать всем: и Еллинам, и евреям. Еще делал Иисус Христос это потому, что Иудеи особенно для сего были приготовлены пророчествами и обетованиями. Кто слушал Его? Не было ли между слушателями Его классов? Были. Одни принимали Его учение с охотою и постоянно следовали за Ним, составляя как бы свиту Его. Таковы были двенадцать учеников, которые постоянно были при Нем, с малыми только исключениями и отлучками для свидания с родственниками и для посылок; семьдесят учеников также составляли круг слушателей более постоянных, только они в Евангелии мало и редко показываются, на сей картине они стоят как будто в тени.