Взглянем еще, слушатели, на Иисуса в саду Гефсиманском, готовящегося к смерти, дабы совершенно увериться, что смерть Его есть жертва за грехи наши. Приближаясь к смерти, Он должен был исполняться радостью.

Все это не должно ли было произвести в душе Иисуса радости при Его отшествии из мира сего, тем паче, что Он возбуждал учеников Своих радоваться о том, что Он идет к Отцу? И если ученики Его впоследствии с радостью текли на смерть, то можно ли подумать, чтобы Начальник и Совершитель веры их скорбел, отходя на Крест? Между тем, что видим мы в Иисусе? - Скорбь глубокую, капли кровавного пота, слезные вопли, да мимоидет... чаша сия (Мф. 26; 39). Отчего такое различие между смертью учеников Иисусовых и Самого Иисуса? Оттого, что те находили смерть уже обезоруженной; те шли к судилищу милосердия, а Сей -к судилищу правосудия. Кратко: Иисус скорбел пред смертью потому, что смерть Его была жертвой за грехи человеческие.

Иисус умер за грехи мои, - вещает любящая Его душа, - посему я не страшусь более стрел Небесного правосудия. Пусть ангел-истребитель возносит на меня мстительную десницу; он не найдет во мне ни одного места, которое не было бы покрыто Кровию Божественного Агнца. Пусть князь тьмы предстанет одесную меня, как некогда он предстал одесную первосвященника Иисуса, и указывает на гнусные ризы моей естественной нечистоты; я уже слышу утешительный глас Отца Небесного:отимите ризы гнусные от него (Зах. 3; 4) и облеките его в одеяние бело.

Наконец, смерть может казаться страшной для человека потому, что лишает его наслаждения благами настоящей жизни. В самом деле, сколь ни несовершенны эти блага, тем не менее весьма прискорбно разлучаться с ними тому, кто не уверен, что за гробом он будет наслаждаться если не лучшими, то, по крайней мере, подобными благами.

Но для истинного христианина и этого страха не существует; он совершенно уверен, что, теряя через смерть блага земные, он получает блага небесные, несравненно высшие. Смерть Иисуса Христа, будучи жертвой за грехи, вместе служит печатью того блаженного завета, которым Сей Ходатай Бога и человеков утвердил приобретенное Им сокровище любви Божией за верующими во имя Его. Какие же это сокровища? Ах! они столь много превышают все блага земные, что самые святые писатели, которые вещали Духом Божиим, не могли иначе выражать их, как токмо чертами сравнительными и даже отрицательными. Так, жилище небожителей они представляют в виде града, которого основания... украшена... всяким драгим камением, коего дванадесятъ врат суть дванадесятъ бисеров, коего стогны... злато чисто, яко сткло пресветло, в котором нет уже храма, поелику Сам Господь бо Бог Вседержитель Храм ему есть, и Агнец, Который не требует солнца и луны, да светят в нем, слава бо Божия просвети его, и светилник его Агнец (Откр. 21; 19,21, 22, 23). Вообще же, за признание святых писателей можно почитать свидетельство одного из них, который говорит, что ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящым Его (1 Кор. 2; 9).

И мы, имея обетование толиких благ в мире грядущем, еще не хотим расстаться с миром настоящим, который весь во зле лежит! И Ангел смерти еще должен, так сказать, насильно восхищать нас из среды сует, дабы преставить в обитель вечного покоя! О, суетные блага мира! доколе вы будете приводить у нас в забвение Небесное наше Отечество? О, сокрушенные кладенцы мирских удовольствий! доколе мы будем возлежать над вами, не помышляя об источнике воды живыя? Душа бессмертная, душа омытая Кровию Сына Божия, душа - наследница вечных благ! восприими полет, достойный тебя, вознесись над страхом смерти, пари к источнику бытия твоего.

Но тщетно, слушатели, будем возбуждать дух к презрению смерти, если в нас нет семени живота вечного. Смерть не страшна для истинного христианина; а для ложного, каковы все "устные" христиане, она страшнее, нежели для язычника. Посему будем стараться о том, чтобы соделаться истинными христианами; будем умерщвлять земные уды наши, влекущие нас долу; будем водворять в себе смерть Христову, которая есть единственное семя живота вечного. Паче же всего будем любить Иисуса; любовь к Нему соделает в нас все, что нужно для победы страха смертного. Теперь мы имеем много утешителей, собеседников, друзей; но в час смерти один будет утешитель, собеседник и друг - Иисус.

Мы не дерзнем вопрошать тебя, почивающий сном смертным; но мы уверены, что если бы язык твой, связанный смертью, разрешился, то ты собственным опытом подтвердил бы, что Иисус есть единственное утешение для умирающих, подобно как Он есть единственная надежда для живущих. Ибо мы уверены, что тебя, проходящего сень смертную, утешало и ободряло ни что другое, как Тело и Кровь Богочеловека, которыми Святая Церковь напутствовала тебя пред отшествием из сего мира. Потому ты не удивишься, если мы, воздав тебе последний на земле долг, все благожелания свои возливаем во единое молитвенное желание, чтобы Иисус был твоим прибежищем в вечности.

Покойся, любезный брат наш, в обителях Отца Небесного, уготованных для нас Иисусом; рано или поздно и мы приидем к тебе и соединимся с тобою в училище Небесной Премудрости. Аминь.

Речь при погребении студента Академии

В чесом исправит юноший путь свой?  (Пс. 118; 9), - вопрошал некогда святой Давид. Не знаем, что заставило царя Израилева спрашивать таким образом. Но среди сонма юных, окружающих гроб юнейшего, не можем не предложить себе того же вопроса. Давно известно, что юность - не оборона от преткновений на пути жизни; еще тверже знаем, что юность - не защита от смерти. В чесом же, после того,исправит юнейший путь свой, когда этот путь столько же требует исправления, как и пути других возрастов, и, подобно им, может пресекаться внезапно смертью? Есть ли способ соделать юность зрелой для вечности? Есть ли средство умирать не рано, умирая в цвете лет? В чесом же исправит юнейший путь свой?

Внегда сохранити заповеди Твоя (Пс. 118; 9), - отвечает царь Израилев. Так! хранение заповедей, непорочность совести, чистота души, сердца и жизни - суть такие качества, с которыми никогда не рано вступить во врата вечности. Добродетельный, когда бы ни умирал, никогда не умирает безвременно; равно как порочный никогда не умирает благовременно, хотя бы жил на земле тысячи лет. Но где взять истинную и совершенную добродетель на земле - между человеками? Кто похвалится иметь сердце чисто... кто бо чист будет от скверны, хотя бы един деньбыл жития его на земли (Пс. 50; 12. Иов. 14; 4-5)? Увы, все мы приходим в мир сей с несчастной наклонностью к злу, с тайным отвращением от закона и долга, с преобладанием чувственности над духом, с некой печатью отвержения! И юности ли пылкой, неопытной, поползновенной хвалиться совершенным обузданием зла, живущего в природе нашей?