Излишне ли для кого-либо из вас напоминание об этом? Дай Бог, чтобы оно не было ни для кого нужным! Чтобы все вы так же твердо памятовали правила веры и Евангелия, как твердо знаете и разумеете правила своего военного искусства! Но, братие-воины, если при всей опытности и успехах ваших в деле военном, не почитается, однако же, излишним ежегодно упражнять снова неоднократным упражнением силы и способности ваши, то почтете ли необыкновенным, если и мы являемся пред вас по временам, дабы воззывать вас от воинствования по плоти к воинствованию по духу?! Дело стоит того, чтобы вникать в него как можно чаще. Ибо как ни важно звание воина и как ни необходимы вооруженные защитники для Отечества, но вы сами чувствуете, что это звание, как и все прочие земные звания, лежит на каждом токмо на время и служит для одной земной жизни. Должно быть посему такое звание, которое полезно навсегда, которое бы никогда не оставляло нас и переходило с нами в самую вечность. Таково звание христианина! Потому, в каком бы мы ни были состоянии, никогда не должно забывать этого первого и последнего звания, и того, чего требует оно от всех нас.

Спросите: чего же требует от нас наше христианство? - Того, чтобы мы имели веру правую, какая нам открыта в слове Божием и преданиях Святой Церкви; того, чтобы мы жили по правилам этой святой веры, в чистоте и целомудрии, в трезвости и воздержании, в правде и истине, были человеколюбивы, кротки, смиренномудры и не мстительны; того требует звание христианина, чтобы мы сражались со своей наклонной ко греху природой, посекали в себе худые мысли и пожелания, искореняли в своем сердце злые навыки, усовершались и преуспевали во всякой добродетели.

Вот чего требует христианство от всех нас: от духовного и мирянина, от воина и поселянина! Можно не выполнять этих требований, можно думать, говорить и жить как хочешь, не по-христиански, - Церковь не так, как мир, никого не принуждает к самой добродетели, разве токмо пастырь Церкви напомнит иногда о забытом нами долге; разве только обличительный глас Евангелия или Апостола коснется иногда слуха и совести нашей. Но, братие мои, не мыслите, что так будет всегда: Царь Небесный долготерпелив потому, что Он вечен, и мы не безсмертны. Но с нашей кончиной прекращается это время долготерпения Божия и уступает место воздаянию. Лежит человеком... умрети, - говорит Апостол, - потом же суд (Евр. 9; 27). Суд же не такой, как судят люди, но как судит Бог. Кроме сего частного, так сказать, осмотра жизни каждого тотчас по его смерти, нас всех, в конце мира, ожидает еще смотр общий, или Суд всемирный. Благо тем, которые окажутся на том Суде воинами благими и христолюбивыми, ибо их ожидает за это награда некончаемая - Царствие Небесное! Но горе тем, которые явятся вознерадевшими в земной жизни своей о победе над миром и плотью! Ибо таковых ожидает исключение навсегда из святого воинства Царя Небесного, всегдашнее удаление во тьму кромешную к адским полчищам сатаны. Да сохранит вас Господь от сего ужасного несчастья! Да дарует вам подвизаться подвигом добрым и, соблюдши веру и любовь, удостоиться вступить в светлые сонмы воев Ангельских!

Се, глас духовныя трубы нашея! Аминь.

Слово при посещении паствы, сказанное во временном молитвенном ломе села Араповка, Купянского уезда, 27 августа 1844 года

Мал и низмен дом сей, но он - дом Божий, а дом Божий всегда важнее всех чертогов человеческих. Ибо что в этих чертогах? То же, что и в хижинах -грех и страсти, болезни и смерть, печаль и воздыхание; а в доме Божием, как бы он ни был мал и темен, все противное тому: здесь грехов отпущение, в печалях утешение, болезней исцеление, самой смерти попрание. Посему-то святой царь Израилев говорит: Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем (Пс. 121; 1). Он жил в пространных чертогах кедровых, а дом Божий состоял из Скинии свйдения, которая была не больше этого храма, - и, однако же, при одном напоминании о том, что наступало время идти в сей дом на молитву, сердце Давида каждый раз исполнялось такой радостью, что он готов был лучше лежать во прахе у врат дома Божия, нежели веселиться и прохлаждаться в чертогах миролюбцев: изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих (Пс. 83; 11).

Утешительно после того для нас было заметить и приятно сказать теперь о замеченном, что и здесь есть люди, имеющие образ мыслей не чад века сего, а Давидов. Вселившись на этом, недавно еще совершенно пустынном месте, они тотчас начали думать не о чертогах для себя, а о храме Богу живому. Зная, что при всем усердии создание его неминуемо продлится не на один год, они не могли перенести и этого недолгого времени без места общественного богослужения, и потому воздвигли для того сей временный дом молитвы. О, если бы благой пример этот, пришедши в известность, нашел себе подражателей по всей стране нашей! - Тогда не увидели бы мы по некоторым местам пространных чертогов для помещения гордости житейской и острану их (рядом с ними -ред.) - дома Божия, едва не приходящего в развалины!

После того нет нужды возбуждать здесь в ком-либо усердие к окончанию начатого храма. И без этого нетрудно быть уверенными, что он получит не только окончание, но и все подобающее ему благолепие скорее, нежели как можно было ожидать.

Но тот впал бы в опасное заблуждение, кто бы подумал, что для начала дела своего спасения нужно ожидать ему, пока совершится строение храма. Нет, великое дело сие ни от чего на земле не зависит так, чтобы уже без того не могло быть начато. Здесь же и теперь, очевидно, нет недостатка ни в одном из средств к нашему освящению, ибо еще повторим: и в этом доме молитвы, как он ни мал, есть все, чем благодать Святаго Духа обыкла действовать на нас.

И пространных ли жилищ ищет для Себя, между нами, Господь и Спаситель наш? Его собственное, самое любезное для Него, жилище есть душа наша. Сыне, - говорит Он, - даждь Ми сердце твое (ср.: Притч. 23; 26). Где обретается это искомое Господом сердце, там нет для Него тесноты, там пространнее всей земли, пространнее самого неба, ибо небо и небеса небес не довлеют ко вмещению одной славы Его, а чистое сердце вмещает Его Самого; и как вмещает? - со всей полнотой Божества: любяй Мя, - говорит Спаситель, - возлюблен будет Отцем Моим, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14; 24, 23).

И чтобы мы не подумали, что это благодатное вселение в нас Господа зависит от каких-либо качеств, которые не может иметь каждый, смотрите, что поставляется в условие к тому! - Не мудрость какая-либо и познания земные, не важность звания и достоинства человеческие, даже не добродетели какие-либо особенные и подвиги необыкновенные, - а просто любовь: любяй Мя.

Кто же способен к любви? И мудрый, и самый простой, и великий, и малый, и первый из повелителей, и последний из слуг, - все и каждый. И кого легче и естественнее любить, как не Господа, Создателя и Искупителя нашего? Того, Кто Сам возлюбил нас, еще грешников сущих, возлюбил до того, что умер за всех нас на Кресте?