Мал и низмен дом сей, но он - дом Божий, а дом Божий всегда важнее всех чертогов человеческих. Ибо что в этих чертогах? То же, что и в хижинах -грех и страсти, болезни и смерть, печаль и воздыхание; а в доме Божием, как бы он ни был мал и темен, все противное тому: здесь грехов отпущение, в печалях утешение, болезней исцеление, самой смерти попрание. Посему-то святой царь Израилев говорит: Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем (Пс. 121; 1). Он жил в пространных чертогах кедровых, а дом Божий состоял из Скинии свйдения, которая была не больше этого храма, - и, однако же, при одном напоминании о том, что наступало время идти в сей дом на молитву, сердце Давида каждый раз исполнялось такой радостью, что он готов был лучше лежать во прахе у врат дома Божия, нежели веселиться и прохлаждаться в чертогах миролюбцев: изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих (Пс. 83; 11).

Утешительно после того для нас было заметить и приятно сказать теперь о замеченном, что и здесь есть люди, имеющие образ мыслей не чад века сего, а Давидов. Вселившись на этом, недавно еще совершенно пустынном месте, они тотчас начали думать не о чертогах для себя, а о храме Богу живому. Зная, что при всем усердии создание его неминуемо продлится не на один год, они не могли перенести и этого недолгого времени без места общественного богослужения, и потому воздвигли для того сей временный дом молитвы. О, если бы благой пример этот, пришедши в известность, нашел себе подражателей по всей стране нашей! - Тогда не увидели бы мы по некоторым местам пространных чертогов для помещения гордости житейской и острану их (рядом с ними -ред.) - дома Божия, едва не приходящего в развалины!

После того нет нужды возбуждать здесь в ком-либо усердие к окончанию начатого храма. И без этого нетрудно быть уверенными, что он получит не только окончание, но и все подобающее ему благолепие скорее, нежели как можно было ожидать.

Но тот впал бы в опасное заблуждение, кто бы подумал, что для начала дела своего спасения нужно ожидать ему, пока совершится строение храма. Нет, великое дело сие ни от чего на земле не зависит так, чтобы уже без того не могло быть начато. Здесь же и теперь, очевидно, нет недостатка ни в одном из средств к нашему освящению, ибо еще повторим: и в этом доме молитвы, как он ни мал, есть все, чем благодать Святаго Духа обыкла действовать на нас.

И пространных ли жилищ ищет для Себя, между нами, Господь и Спаситель наш? Его собственное, самое любезное для Него, жилище есть душа наша. Сыне, - говорит Он, - даждь Ми сердце твое (ср.: Притч. 23; 26). Где обретается это искомое Господом сердце, там нет для Него тесноты, там пространнее всей земли, пространнее самого неба, ибо небо и небеса небес не довлеют ко вмещению одной славы Его, а чистое сердце вмещает Его Самого; и как вмещает? - со всей полнотой Божества: любяй Мя, - говорит Спаситель, - возлюблен будет Отцем Моим, и к нему приидема и обитель у него сотворима (Ин. 14; 24, 23).

И чтобы мы не подумали, что это благодатное вселение в нас Господа зависит от каких-либо качеств, которые не может иметь каждый, смотрите, что поставляется в условие к тому! - Не мудрость какая-либо и познания земные, не важность звания и достоинства человеческие, даже не добродетели какие-либо особенные и подвиги необыкновенные, - а просто любовь: любяй Мя.

Кто же способен к любви? И мудрый, и самый простой, и великий, и малый, и первый из повелителей, и последний из слуг, - все и каждый. И кого легче и естественнее любить, как не Господа, Создателя и Искупителя нашего? Того, Кто Сам возлюбил нас, еще грешников сущих, возлюбил до того, что умер за всех нас на Кресте?

Итак, будем любить Господа! Любить не словом и языком, а делом и истиною, то есть исполняя все то, что Он повелевает, и уклоняясь всего, что Он воспрещает. Такая действительная любовь заменит для Него в нас все, приблизит нас к Нему и Его к нам до того, что мы сами соделаемся живыми храмами Его, в которых Он будет выну обитать Своей благодатью. Аминь.

Слово при посещении паствы, сказанное в Изюмском Преображенском соборе 29 августа 1844 г.

"Предтечево славное усекновение смотрение бысть некое Божественное, да и сущим во аде Спасово проповесть пришествие" (из Кондака празднику Усекновения главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна).

В священнопечальный день достигли мы до вас, братие мои, ибо ныне день Усекновения главы Предтечевой и день поминовения воинов, павших на брани за Отечество. Но если где приличнее было провести сей день и помолиться о упокоении душ их, то у вас. Ибо град ваш служил, как известно, немалое время оплотом для всей страны нашей от хищных орд татарских, в окрестностях его всего более пролито крови на защиту Церкви и Отечества. Где наиболее пролито крови воинами православными, там наиболее должно быть изливаемо молитв за них. Ибо чем другим можем воздать им за их жертву для нас? Но молитва важна и нужна для них, ибо для нее нет мертвых, все живы и все едино во Христе.

Нынешний день избран Церковью для подобной молитвы потому, что ныне последовало заклание величайшего из воинов Христовых. Не воста в рожденных женами, - сказал Сам Спаситель, - болий Иоанна Крестителя (Мф. 11; 11). Всю жизнь сражался он с пороками своей страны и своего века. Все преклонялось пред оружием уст его; сам Ирод страшился праведника; сам ад трепетал сына Захариина. Но явилось последнее орудие духа злобы - Иродиада, и глава праведника принесена в жертву безстудной страсти. Впрочем, торжество порока в этом случае было токмо по видимости. Иоанну допущено скончать от меча Иродова земное течение свое не потому, что так угодно было Иродиаде, а для того, дабы, как воспевает Святая Церковь, он предварил во аде приход туда Искупителя и предвозвестил Его умершим, как возвещал о явлении Его для живых. "Предтечево славное усекновение смотрение бысть некое Божественное, да и сущим во аде Спасово проповесть пришествие". Без этого все Ироды и все Иродиады в мире не могли бы коснуться и единого волоса на голове праведника!