Таким образом, при первом свидании Воскресшего с учениками Своими, оправдалось уже во всей силе замечание, коим Он еще при разлуке с ними, предостерегал их от духа тьмы, говоря, что сей человекоубийца просит позволения сеять их, яко пшеницу (Лк. 22; 31). Фома со своими сомнениями и возражениями явно был близок к тому, чтобы выпасть из мирного круга соучеников и сделаться предметом ужасного сеяния. Но мудрая любовь Учителя найдет средство отвратить сию опасность: Фома увидит язвы гвоздинные, и забудет желание осязать их; пламенное восклицание: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20; 28), — вознаградит хладные слова: аще не увижу, — аще не вложу руку мою; — окончившись непоколебимой уверенностью, кратковременное неверие апостола подтвердит навсегда истину не только Воскресения Христова, но и всей веры христианской. Посему-то Святая Церковь в песнопениях своих не обинуясь именует неверие Фомы "добрым неверием" (Стихира 4, на веч. в нем. Фом.).

Такова, братие, Евангельская повесть, ныне вами слышанная, во всей ее подробности. Может быть, некоторые черты ее показались вам не слишком занимательными для воображения, но, тем не менее, они должны быть драгоценны для нашего сердца. Ах, мы читаем многие повести вымышленные и не скучаем их подробностями, хотя предметы их нисколько не имеют отношения к нашему благу, часто даже вредят чистоте душевной! Ужели повесть о явлениях воскресшего Спасителя нашего не стоит того, чтобы знать ее всю и всецело! — Что было бы с нами, если бы апостолы не вышли на всемирную проповедь? Но они не вышли бы на сие дело, когда бы не уверились в воскресении своего Учителя, и не уверились бы, если бы Воскресший не явился им таким образом, как мы видели. Посему история Его явления есть история нашего спасения: ее ли не слушать и не читать со вниманием?

Что же заслуживает в ней особенного внимания? — Все, если будешь размышлять, как должно. Смотри, как Господь деятелен для твоего спасения! — Едва Он исшел из гроба, уже сколько явлений в один первый день! — Поутру два: в вертограде и близ его — женам-мироносицам; среди дня одно — Петру; под вечер опять одно, на пути в Эммаус двум ученикам; и наконец ночью в Иерусалиме — десяти апостолам. Только величайшая любовь к присным Своим могла расположить Того, Кому уже дана всякая власть на небе и на земле, провести почти весь день — и какой день! В бедном вертограде! На пути! За трапезой! Не узнанным, обличающим и даже обличаемым! — Кто действует таким образом, Тот имел право сказать: Отец Мой доселе делает, и Аз делаю!(Ин. 5; 17).

Приметь далее, как тверды основания веры нашей! Апостолы не бросаются на первую весть о Воскресении; не верят в сем отношении и друг другу; вовсе не полагаются на чужие свидетельства; не вдруг верят даже собственным глазам. Зато, когда увидели, уверились, уверовали; то уже ничто не могло их ни смутить, ни устрашить; они шли спокойно не во весь токмо, но и на весь мир: с радостью все умерли за Того, Кто умер и воскрес за всех.

Приметь, наконец, как неосновательны и опасны сомнения в вере! Фоме еще можно было усомниться, когда о воскресении свидетельствовали несколько человек; когда на Голгофе еще, может быть, стоял облитый кровью крест, а в вертограде лежал камень надгробный, когда вера христианская заключена была в одной горнице, а неверие обнимало всю Иудею и весь мир: но можно ли разумно сомневаться в истинах веры христианской ныне, когда она победила весь мир: образовала из людей сонмы Ангелов, распространила везде и на все благословение и благодать: когда все наше существо сроднилось с верой так, что мы невольно веруем душой и тогда, когда язык произносит возражения? Впрочем, если бы кто и теперь имел несчастье, подобно Фоме, потерпеть затмение веры (враг никогда не дремлет, сея плевелы): то пусть не отчаивается: язвы Господа целы, цела и любовь Его ко всем грешникам. Пусть тольшбез-пристрастно вникнет в деяния Господа, в дух Его учения, а паче в Его любовь к человечеству, — в Его смерть за всех нас на кресте: быть не может, чтобы при сем самое хладное сердце не согрелось огнем святой любви к Распятому, и не признало истинного Спасителя мира в Том, Кто предлагает спасение не на словах красных, а в Крови и Смерти Своей.

Столько предметов настоящая Евангельская история представляет, братие, вниманию слушающего ее! А еще более представит вниманию читающего. С намерением упоминаю о чтении: ибо, думаю, что ничем лучше не могу заключить настоящего собеседования с вами, как приглашением всех, умеющих читать, к тому, чтобы они, в следующие дни, сами посвятили несколько времени на чтение евангельских сказаний о воскресении Господа и Его явлениях апостолам. Ибо, сколько бы мы ни говорили с сего места, никогда не можем сказать вам всего, что содержится в Евангелии. Что наши слова? Малые ручьи, а там — море. Посему надобно читать самим, кто может. И на что лучше употребить время праздничное, как не на это чтение, которое и весьма сладостно и весьма поучительно? Чтобы умножить сладость сей духовной трапезы, пригласи к ней твоих домочадцев; пусть они из твоих уст услышат о воскресении общего всех Владыки и Господа. Таким образом ты соделаешься для них Ангелом благовестником, и твой дом уподобится той горнице, в коей ныне был Господь с учениками. Видя усердие твое, Он Сам невидимо станет посреди твоего семейства, осенит его пречистыми язвами Своими, изречет тебе мир и подаст благодать Духа, еже буди всем нам! Аминь.

Слово в день Святой Пасхи

Христос воскресе!

Повествуя о явлении Ангелов при гробе воскресшего Спасителя, святые евангелисты замечают, что у одного из них было одеяние бело яко снег (Мф. 28; 3), а у двух других — "ризы блестящие" (Лк. 24; 4). Если и для Ангелов, послуживших воскресшему Господу, при их явлении людям, нужно было такое одеяние и такие ризы; то кольми паче необходимо приличное облачение для служителей алтаря Христова. Ибо что мы в сравнении с Ангелами? Между тем, предмет служения нашего выше Ангельского. Ангелы должны были только возвестить о Воскресении Господа, а мы должны не только возвещать о сем воскресении, но и низводить благодать Воскресшего в души и сердца ваши, преподавать вам самое Тело и самую Кровь Его. Кто, - скажем словами апостола, — к сим кто доволен?(2 Кор. 2; 16).

Посему-то еще при первом учреждении чина священнического, Сам Бог через Моисея не только дал устав Богослужения, но и начертал во всей подробности правила касательно вида, состава и употребления одежд священных. Божественный Основатель Церкви новозаветной не начертал подобных правил для одежд Своих служителей; ибо собственные одежды Его были совлечены с Него и достались в удел распинателям; но когда явился потом возлюбленному ученику Своему в виде Великого Первосвященника Церкви новозаветной, то явился облеченным в подир и препоясанным поясом златым (Откр. 1; 13); и когда показал ему, в видении, стоящих пред престолом славы Его; то показал облеченными в ризы белы, и финицы в руках их (Откр. 7; 9). Имея в виду сие, Церковь новозаветная, хотя и преимуществует перед ветхозаветной Церковью благодатью, духом и истиной, но, подобно ей, никогда не пренебрегала и не пренебрегает и внешним благолепием Богослужения и священных облачений. Особенно настоящий день, яко праздников праздник и торжество из торжеств, всегда отличался особенной торжественностью не только служения, но и священного облачения служителей алтаря Христова.

И, вот к сему-то благоименитому дню приспел благознаменитый дар августейшего покровителя и защитника Церкви! Принадлежа, по самому сану своему, к высокому кругу боговенчанных Константинов, Феодосиев, Иустинианов, он возревновал святой ревностью быть и в числе богоизбранных Иосифов Аримафейских и Никодимов. Князь иудейский, приходивший прежде ко Иисусу нощию, и благообразный советник, иже от Аримафеа (Ин. 19; 39. Мк. 15; 43), принесли Спасителю смирну, алой и плащаницу на собственную потребу Его, яко мертва и погребаема; а наш Боговенчанный самодержец Ему же, но яко воскресшему и потому не имеющему ни в чем нужды, приносит облачение для служителей Его, подобное облачению Ангельскому.

Кто из вас, братие, не радовался уже святой радостью при одном ус-лышании о сем даре царевом? — Кто из всех сынов Церкви Православной не возрадуется и не возблагодарит в сердце своем благочестивейшего помазанника, услышав о сем знаке царственного внимания его к тому святому месту, которое для всего православного Отечества нашего есть, яко новый Иерусалим и Сион отечественный? Но мзда такой любви к благолепию церкви, не у людей, а у Всевышнего (Прем. 5; 15). Не довольствуясь нашими благодарственными молитвами ко Господу о благоденствии августейшего даятеля, святые угодники Божий, зде почивающие нетленными телесами своими, сами пойдут к престолу Воскресшего Господа, явят пред Ним дар веры и любви благочестивого царя и испросят для него благодать воз благодать (Ин. 1; 16).

Для полноты торжества нашего желалось бы одного, — видеть ныне среди нас Христолюбивого архипастыря нашего, самого воздевающим в новом облачении преподобные руки свои к престолу Царя царей. Но, быв столько раз свидетелями его умилительного служения в сем храме, мы уверены, что он, отстоя от нас плотью, духом теперь с нами, что руки и сердце его воздеты теперь в благодарственных молитвах к Господу за благочестивейшего монарха, за отечество и за паству свою.