Остров становится воплощенной сказкой… Дня два назад, в день отдыха, я бродил здесь по дорогам, поднимался с вершины на вершину, и с каждой вершины открывалась новая сказка, новая поэма, поэма тишины, молчания, голубизны и затвора. Маленькие бесчисленные озера, открывшиеся ото льда, кажется, хранят в себе целые замкнутые миры прозрачной гармонии… Повсюду смыкаются стройные островерхие ряды елей, такие свежие в своей невянущей зелени. Отовсюду море, свободное, безграничное, местами только прорезанное грудами льда, занесенными из океана.

Так непривычно видеть морской простор и слышать знакомую кукушку… Овсянки щебечут непрестанно. Со своеобразным звуком проносятся над головою дикие утки…

А ночи… Солнце здесь невечереющее. Оно не знает заката, в час, два, три ночи я читаю свободно, как днем. Все так необычно, так сказочно.

14.6.1933

Соловки

… работа в Соловках неизменно остается у меня канцелярская. Нетрудно, в общем, хотя занят много часов. Да и притом нахожусь на 3–й норме.

Полгода без посылок было нелегко, но теперь, наконец, два дня назад получил посылку и с нею облегчение.

Мое утешение — книги, книги и книги. Мне пришлось прочитать здесь не один прекрасный том… Я занялся, главным образом, историей древней живописи, и тут для меня открылись целые новые миры и сокровища…

26.6.1933

Соловки

… моя жизнь без внешних перемен… Я очень одинок… С людьми встречаюсь во внешнем. Зато много времени провожу за книгами. История, искусство, языки, литература, биология — так разнообразна жизнь, и расширяю очерченный жизненный круг. Вереницы воспоминаний всегда со мной. Молюсь плохо и неумело — все‑таки молитва — это то, чем живу.

Собой недоволен за многое. Хмурый я, усталый и недобрый… Да простит и просветит Любящий. Лето у нас холодное… Но нежное небо, и красоты кругом так много…

3.7.1933

Соловки

Василия Ильича уже нет с нами.[58] Не верится как‑то и понять трудно. Не судил нам Бог последние дни и даже годы быть вместе… С ним вместе для нас с тобой ведь столько отходит в вечность. Мне стало теперь летом легче во многих отношениях. Легче физически. Посылки служат большой существенной поддержкой. Легче как‑то душевно… Наш остров стал сказочно прекрасным. Точно все поет — и небо, и облака, и озера, и море, и зеленые перелески. Все какое‑то нежное, необычайно–прозрачное, фантастическое… Красота облекает душу.

9.8.1933

Соловки

В грубости жизни, в грубости, доходящей часто до нравственного одичания окружающих людей, самое большое испытание — это грубые слова, жесты, взгляды — нравственные толчки от ближних, это несравненно хуже, мучительнее, чем все здешние испытания. Грязь, темнота, мучительное недоедание и все, что бывало, теперь этого нет у меня.

Любящий ведет на Фавор — я верю и надеюсь. Он отнимает всякую радость, даже радость молитвы. Он предает на раны, большие и малые, сердце, чтобы оно, окончательно сломленное, истекающее кровью, признавшее свое предельное бессилие и сиротство, отдалось Ему полно и безраздельно, обрелось в Его руке, в Его деснице навеки… С невольной тревогой я наблюдаю за собой. Гибель лишенной всякой внешней поддержки души кажется почти неизбежной, и тогда вспоминаю: «Когда я немощен — тогда я силен», — и хватаюсь за край Его одежды.

Внешне все благополучно. Я работаю делопроизводителем в совхозе… Работа кропотливая, для меня новая. Но все это ничего. Получаю посылки и очень окреп за лето… Хожу гулять. Иногда приношу чернику и морошку… Живу в хорошей светлой комнате за кремлем. Во все окна смотрит красота.

Море, озеро и камень тоже облечены в лепоту.