8.3.1932

Толстовская дача[57]

Лежу в большом бревенчатом бараке на отдельной койке… Я здесь на положении хронического больного вследствие своего туберкулеза. Для меня ведь так знакома и так привычна эта обстановка больницы одного из мест заключения, ведь при каждом из своих «сидений» я попадал на больничную койку. И в последний раз в Бутырках я был в больнице дважды: первый раз еще в последний месяц твоей свободы, в январе 31 года, второй раз, как ты знаешь, в июле, оба раза с острым ревматизмом… Как я был удивлен, когда, помню, внесли меня в знакомую камеру — ведь в первый и второй раз я лежал в той же самой камере, где лежал в 23–м году. Здесь за время моего пребывания я уже второй раз в больнице, и сейчас вот уже второй месяц… Ведь это мой обычный, хорошо знакомый туберкулез с его обострениями.

В бараке людей довольно много, но я среди них один… Это большей частью все уголовные, и их непереносимый жаргон, с душами, вывернутыми и оскверненными, большей частью еще в младенчестве. Я почти целыми днями молчу, но слушаю часто… Мне хочется проникнуть глубже в страшный мир этих душ, уловить, рассмотреть своеобразие линий их жизни. Мое молчание, мое одиночество не тяготит меня. Оно напоминает мне незабываемые дни моей четырехмесячной одиночки, когда я был не только один, но и без одной книги.

Мысли, молитвы, воспоминания… Выхожу гулять иногда по разрешению доктора. Уже по–весеннему голубеет небо. Тут так редко видишь эту лазурь, всегда преобладают свинцовые, тускло–серые тона… Еще недавно у нас прошли первые за всю зиму морозы (до 36°). А теперь, хотя еще зима, но уже тепло, вероятно, несколько градусов мороза. Местность кругом скучноватая — поляна среди редких сосен и елей, — уже недоступных, запредельных лагерю. Нет ни реки, ни таких простых, но таких милых, ласковых перспектив, что были на прошлом месте моего пребывания.

16.3.1932

Свирьстрой

У меня все благополучно. Здоровье улучшилось. Доктор разрешил мне работать. Я живу сейчас и работаю при аптеке, и это лучшее из всего, что было со времени заключения… Я просил выслать кое–какие медицинские книги…

23.3.1932

Толстовская дача

Я здесь на новом месте, хотя и среди людей, но — совсем–совсем один. На старом со мною были такие, с которыми я приехал одним этапом, сжился. Но одиночество не тяготит меня вовсе, больше остается времени для молитв, воспоминаний. С книгами тоже обстоит дело плохо у меня. Вот только мне обещали прислать Историю Востока Тураева. Но я как‑то научился не тяготиться даже отсутствием книг… Я, к сожалению, пока не имею возможности сняться. Здоровье мое сносно… В настоящий момент чувствую себя совсем хорошо. Мой адрес: Почт. отд. Свирьстрой, Сангородок.

31.3.1932

Вот, представь себе аптеку, уставленную всевозможными банками, стопки всевозможных форматов, весы, и среди этих полок и банок — я — обычно в белом халате за работой. Работа интересная и даже увлекательная. В свободные часы занимаюсь теорией дела. Выписал себе кое–какие книги. Условия жизни хорошие. В таких я еще не жил в лагере. Здоровье сильно поправилось и вошло в обычную для него норму…

Такова жизнь сегодняшнего дня, что будет завтра — не знаю, ведь тут так обычны перемены…