Само собой понятно, что науке не запрещается создавать гипотезы относительно того, что лежит за исследованной ею областью; но при этом наука должна оставаться всё время

в границах опыта, т.е. в такой сфере, где исследования возможны при помощи средств, свойственных экспериментальной науке. Гипотеза постольку научна и полезна для науки, поскольку она является полётом мысли за пределы известного, но в указанном опытом направлении и в надежде добиться когда-либо подкрепления путём новых опытов. Но если гипотеза пускается наудачу за пределы возможного опыта, то перестаёт быть научной. Конечно, есть учёные, которые не хотят согласиться с таким положением науки и хотят в область научных изысканий ввести всё то, из чего слагается человеческое мировоззрение и чем интересуется человек. Такие учёные создают целые системы но не научных, а философских построений. Вооружившись методом и вспомогательными средствами наук, они выходят из области опытных наук; они пытаются решать задачи не на основе наблюдений и научных экспериментов; они перестают быть учёными и становятся философами. Иначе и быть не может. Как говорить от имени науки о том, что было, когда ничего не было; как говорить о начале мира и жизни, когда это вне всякого человеческого опыта и наблюдения. И хороший им урок дал в своей превосходный брошюре о "Двенадцатой заповеди" физик профессор Петроградского Университета Хвольсон О.Д., обличающий их в научном невежестве и утверждающий, что они пишут о том, чего не понимают [Весьма интересная брошюра проф. Хвольсона "Гегель, Геккель и Коссуг и двенадцатая заповедь" (СПб., 1911)].

Область религии и существенная важность ее решений для жизни и прогресса

Все эти вопросы, лежащие вне компетенции научного исследования, и являются предметом религиозных верований, в коих они получают свое определённое, авторитетное и ясное разрешение и уяснение. Религия как современных, так и самых древнейших народов и отвечала всегда на вопросы о начале бытия и виновнике его, о человеке - о смысле и цели его жизни и о будущей судьбе его. Оставляя науке область опытных наблюдений и в этой области самое широкое поле исследований и изысканий, религия берёт на себя обязанность уяснять сверхопытное бытие, разрешать загадки из сверхчувственного мира. А какое значение для жизни человеческой имеет разъяснение всех этих загадок, это не требует доказательств. Ими жило и волновалось человечество во все времена; без разрешения их оно не могло видеть смысла в своей жизни и от того или иного ответа на них зависела вся жизнь их, её направление и содержание. Даже самый прогресс науки в значительной степени обусловливается ответами религии на эти вопросы. На самом деле, если человек только "ком земли", как о нем хотят думать материалисты, или "ощипанный петух", как назвал его древнегреческий философ-циник Диоген, то ни о какой науке и речи не должно быть. Наука ведь имеет целью своею познать истину и в жизни её осуществить. Откуда возьмётся и зачем это стремление у "кома земли"? Для него важно не то, что истинно, а что приятно ему или, в лучшем исходе, что полезно ему. А полезное и истинное едва ли какой мудрец сможет свести к одному знаменателю. Поэтому материалистическая наука неминуемо принуждена бывает ползать по земле и не сметь поднять взоров своих к небу, решать вопросы о полезном, а не об истинном. Оставляя, таким образом, в стороне от себя целую громадную область человеческого ведения и интереса, материалистическая наука принуждается по длинному ряду больных, "проклятых" вопросов отвечать "ignoramus", а следовательно, не только не может претендовать на сообщение человеку цельного и его удовлетворяющего знания, а по необходимости постоянно должна приводить его любознательность ко всякого рода тупикам мысли и жизни. Поэтому не удивительно, что времена упадка веры не были временами расцвета просвещения и культуры. По словам поэта Гёте: "Все эпохи, в которых господствует вера в какой бы то ни было форме, блещут, подымают дух и плодотворны для современников и потомков. Наоборот, все эпохи, в которые безверие, в какой бы то ни было форме, одерживает плачевные победы, пусть даже временно они красуются в призрачном блеске, для потомства исчезают". Почти то же самое сказал в одном из писем наш писатель А.И. Эртель: "Я знаю, что есть вера в это (т.е. в Бога и в бессмертие. - М.Ч.), и знаю, что там только и цветет жизнь, где есть вера в это.

То есть цветёт не внешним образом, не посредством Эйфелевой башни и тому подобных чудес, а цветёт тем цветом, без которого "заглохла бы нива жизни"".

В силу всего вышесказанного, естественно, нельзя говорить о каком-либо антагонизме между религией и наукой, нельзя говорить, что наука атеистична. "Не наука нечестива, как думают многие, - говорит известный английский учёный социолог Спенсер, - а нечестиво пренебрежение к ней, нежелание изучать мир и творения, нас окружающие. Быть преданным науке значит - безмолвно преклоняться пред ней, признавать величие изучаемых предметов, а следовательно, величие и их Творца" [Воспитание умственное, нравственное и физическое. СПб., 1894].

Религиозность учёных

Вполне поэтому естественно, что истинные учёные, за самыми редкими исключениями, всегда были и остаются людьми религиозными.

"Переберите в своём уме, - говорит один наш русский учёный, - великих поэтов, художников, ораторов как в древности, так и в новые времена, и вы затруднитесь указать среди них безбожников; перечислите знаменитых философов - вы найдёте между ними пантеистов и дуалистов, но не встретите атеистов; припомните первоклассных учёных, и в великом числе их едва найдете трех-четырех, близких к неверию. В числе безбожников можно отыскать учёных, но не многих и не первоклассных, можно указать писателей, но посредственных, можно найти мыслителей, но не гениев" (проф. А. Беляев). Другой учёный высчитал, что 92 процента естествоиспытателей и философов принадлежат к числу верующих в Бога, 6 процентов - более или менее равнодушных к религии и лишь 2 процента идут против неё (Пфеннигедорф). "Полузнайки только остаются вечными материалистами", т.е. безбожниками, - читаем в письме нашего русского поэта Я.П. Полонского к графине С.А. Толстой. Ибо они, добавим словами известного химика Либиха, "хватают верхушки исследования естественных наук и воображают, что имеют право объяснять несведущей и легковерной публике, как произошёл весь свет и жизнь и как много знает человек о самых возвышенных предметах". "Наука же, - говорит другой учёный, Джевонс, - если ею заниматься со смирением и должным сознанием крайней ограниченности наших умственных способностей, может внушать нам только более высокие и более обширные понятия о задачах творения..."

Наш русский исследователь [Кожевников В. Современное научное неверие. С.-Посад, 1912] по вопросу об отношении людей учёных к религии приводит длинный список искренне и глубоко верующих учёных. Уже среди вольнодумного XVIII века список учёных-верующих содержит в себе такие первоклассные имена, как Д. Вернули, Эйлер, Бредли, Цельсий, Уатт, Гальвани, Вольта, Шталь, Гофман, Боэргава, Кавендиш, Линней, Лавуазье, Биш, Бонне, Вернер и др. XIX век список этот сильно увеличил. Даже в последарвиновский период, ознаменовавшийся сильным наклоном в сторону признания за наукой исключительных прав, главные вожди новейшего естествознания, величайшие естествоиспытатели и математики, творцы современного точного знания, в преобладающем большинстве оказываются людьми религиозными, даже искренними христианами и церковниками. Вот их имена:

математики и астрономы - Гаусс, Риман, Эрмит, Брюстер, Гершель, Бессель, Медлер, Леверье, Секки, Ламб, Джиль, Уиттекер, Фай, Маундер, Эбней, Р. Бойль, Ньюкомб;

физики - Ампер, Румфорд, Коши, Эрстед, Джоуль, Фарадей, 0м, Фрауенгофер, Френель, Р. Майер, Гири, Гельмгольц, Дж. Стоке, Максвелл, лорд Кальвин-Томсон, Беккерель, лорд Рейли, Крукс, Рамзай, Дж.Г. Гладстон, Бальфур-Стюарт, Тэт, Лодж, Тесла;

химики - Дальтон, Гей-Люссак, Г. Деви, Авогадро, Берцеллиус, Шеврёль, Либих, Шёнбейн, Девиль, Дюма;

биологи-зоологи - Кювье, Жофруа, Сент-Илер, Латрейль, Бланшар, Агассиц, Эренберг, фон Бенеден, Карпентер, Мендель, Леббок, Р. Ланкастер, Мекелистер, Роменс, Уоллес;