Сознание потребности в последней у современных писателей

И сам Чехов, далеко не будучи человеком верующим, в конце своей жизни начал уже писательским чутьём своим предвидеть, где правда, смысл жизни и счастье её находят свое последнее разрешение, и стал всё яснее и определённее, всё настойчивее высказывать, что даёт человеку духовный его покой и уясняет ему загадку жизни только религиозная вера его. В последних своих произведениях он не раз касался этого вопроса, и в пьесе - "Дядя Ваня" он с достаточною ясностью и положительностью высказался через признание неосчастливленной жизнью, духовно разбитой, но верующей Сони. Когда родственные отношения её нисколько не удовлетворили, личное счастье рухнуло, когда, казалось, для неё не осталось ничего светлого и смысл жизни был потерян, она находит ещё возможность утешать своего дядю Ваню: "Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживём длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрём и там за гробом мы скажем, что мы страдали, мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобой, дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся, и на теперешние наши несчастья оглянёмся с умилением, с улыбкой - и отдохнём. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно... Мы отдохнём!.. Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собой весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую..." [Здесь и далее автор неточно цитирует. - Ред.]

И блаженна Соня в этой её вере. Только вера одна её, в её наличном душевном состоянии, способна поддержать, укрепить и жизнь заставить снова полюбить, несмотря на испытанные ею уже сильные разочарования...

У М. Горького в его прежних произведениях едва ли не один-единственный положительный тип - это Лука, в сочинении "На дне", - всегда спокойный, уравновешенный, тихий, рассудительный, всем довольный и, видимо, счастливый. Но он - с именем Господа "Иисусе Христе" на устах и с верой в Бога в сердце. Он мечтает о праведной земле и сам собирается уйти в хохлы, ибо там открыли какую-то новую веру: "поглядеть надо... да!.. всё ищут люди, всё хотят как лучше... дай им. Господи, терпения!.." Люди хотят как лучше и для этого ищут новую веру; значит, от веры и в вере это лучшее; в ней разрешение всех их земных недоумений, в ней и душевный покой... Или вот послушайте, как он утешает умирающую, забитую и несчастную страдалицу Анну.

"Помрёшь - отдохнёшь, говорится. Призовут тебя к Господу и скажут: Господи, погляди-ка, вот пришла раба твоя, Анна... А Господь взглянет на тебя кротколасково и скажет: знаю я Анну эту! Ну, скажет, отведите её, Анну, в рай. Пусть успокоится... Знаю я, жила она очень трудно... очень устала... Дайте покой Анне..."

Каким миром навевает на душу от чтения этих слов! Как спокойно, благодушно должен себя чувствовать имеющий такую веру. И благодушие это - не признак мещанского счастья. Лука себя называет странником, ибо, по его словам, и "земля-то, говорят, сама странница..." При вере такой все недоумения успокоены, вопросы - разрешены, и самый большой для всех нас - вопрос о страданиях, облечён в самую светлую форму... И наоборот - без веры всё темно и ужасно тяжело.

Права Татьяна (из "Мещан" М. Горького), сказавшая, что "кто не может ни во что верить, тот не может жить... тот должен погибнуть".

Если Чехов только под конец своей жизни дошёл до сознания, что в вере у человека - якорь спасения, если М. Горький этого коснулся в ранних своих произведениях лишь отчасти, то современная, новейшая беллетристика в громадной своей части, констатирует тот факт, что вопросами веры наши современники заняты серьёзно, к ним обратились своим сердцем и вниманием и что в разрешении их они полагают великий смысл, настоятельную нужду [См. подробно в моей брошюре: Правда и смысл жизни (по современным беллетристам). С.-Лавра, 1909].

Даже Леонид Андреев, во всех своих произведениях проводящий упорное и самое последовательное богоборчество, постоянно в то же время сбивается на признание Бога, на требование веры в Него. Он то выдвигает какого-то "Сына вечности, служащего в душе каждого из людей и дающего им и эту нежную душу, и мысль, и самую жизнь" ("К звездам"); то свидетельствует, что "Он (Христос) - последняя надежда, последнее утешение" для народа и что восстающие против Него, на борьбу с Ним, погибают ("Савва"); то над человеком поставляется господином и вершителем судьбы его "Некто в сером, именуемое Он", - нечто в пантеистическо-мистическом духе ("Жизнь человека"). В повести "Дни нашей жизни" Л. Андреев от имени одного поручика настоятельно предлагает говорить о Боге" и требует ответа на вопрос: есть ли Бог?

Его пьеса "Мысль" - это отходная для отвлечённой мысли. Только с писательским талантом можно так ярко изобразить, как рассудочная мысль доводит до своего логического конца до сумасшествия, до лишения счастья себя и других.

М. Горький, всем своим писательством отрицавшийся религии, в одной из последних своих повестей "Исповедь" [До 1917 года. - Ред.] заговорил устами разных персонажей её иначе... "Вера, - по словам некоего странника, - великое чувство и созидающее"; по словам одной девушки, "не видя Бога - жить нельзя", а по признанию другой несчастной женщины, "не видя Бога и людей нельзя любить". По словам Горького, "многие ищут Бога" или Христа; и сам герой его повести - Матвей есть самый типичный богоискатель [См. в той же моей брошюре.].

У публицистов и философов

От беллетристики обращаясь к публицистике и философии нашей русской, мы и здесь находим такой же громаднейший интерес к вопросам веры, возложение на последнюю упования к разрешению жизненных проблем. Переход от марксизма к идеализму уже совершился. "Проблемы идеализма" захватили всеобщее внимание и теперь уже они в достаточной степени уяснены и разрешены с успехом для идеализма. Интересы к вопросам веры и религии стали настолько сильны и серьёзны, что их считают нужным констатировать уже люди, ещё не так давно стоявшие к ним спиною и их игнорировавшие. "После долгого периода вражды и забвения или легкомысленного отношения к старым истинам (т.е. веры и религии ), человечество вновь начинает прислушиваться к их голосу. И это тем более, что область, в которую вступил теперь человеческий дух, становится всё неприступнее, а холод и тоска охватывают его всё больше и больше; жизнерадостность материального довольства, надежда на бесконечный прогресс и вера во всемогущество позитивной науки всё больше колеблется; первоначальное увлечение новой религией разума и опытного знания прошло, не дав человеку ответа на коренные вопросы бытия" [Езерский Ф. Московский еженедельник. 1902. N 25]. В другом месте читаем: "Воспитанное на современной науке человечество... теперь ищет религиозную базу для научного мировоззрения, без которой последнее никогда не будет цельным и удовлетворительным" [Русские ведомости. 1908. N 14].

Достаточно указать на В.С. Соловьева, князей Трубецких, Николая и Евгения, на Новгородцева, Лосского, Булгакова, Лопатина, Бердяева, Мережковского, Аскольдова, А. Введенского и многих других, чтобы их именами в заключение охарактеризовать направление современной нашей философии. Всё оно развивается в направлении к примирению с верой, к соглашению последней с разумом, к выявлению её жизненного значения, к показанию и обоснованию бессмыслицы жизни без неё.