ГЛАВА ШЕСТАЯ ДУХОВНАЯ СОЦИОЛОГИЯ

1. Всеобщность христианской любви

Человек — существо общественное

Вселенная и человеческое сообщество были сотворены как целое, такова великая «литургия», которую служит вся тварь[1024]. Верное следование своему особому призванию позволяет не терять из вида эту перспективу.

В Ветхом Завете человек сознает себя вовлеченным в жизнь общины, семьи, клана и прежде всего — в жизнь богоизбранного народа: соединен с другими своим существованием в грехе и в спасении. Но это единение людей «диалогично»: особый призыв Бога составляет для каждого закон его личного бытия и развития, каждый человек призывается «по своему имени», единственному и непреложному (Быт 35, 10; Исх 31, 2; Ис 45, З)[1025].

Античный мир тоже имел ясное понимание «социальной природы» человека, и в то же время он любил свободу и независимость, необходимые условия для развития отдельно взятой личности[1026].

Отцы никогда не отрицали естественных потребностей, однако предупреждали, что они с трудом сочетаются со средой людей, которые презирают заповеди Господа, и что нужно, следовательно, присоединиться к жизни тех, кто «соединены одним и тем же духом»[1027].

Соединение в едином духе, как кажется, способствует некоторой исключительности, но на деле превосходит ее. Поскольку единение христиан порождает любовь, всеобщую по своей природе, которая является наиболее верным путем, ведущим к совершенному соединению с Богом все человечество.

Единство любви к Богу и любви к ближнему

Необходимость любить Бога и ближнего выражена совершенно однозначно и не может оспариваться. «Всемогущий Бог, — пишет Дадишо Катрайа, — повелел народу Израиля любить Бога и ближнего по отдельности, а не в их единстве в Духе; Сын Божий открыл и дал нам, христианскому народу, познать внутреннюю взаимосвязь этих двух типов любви, их единство и подобие»[1028].

Эту взаимосвязь иллюстрируют многочисленные утверждения. Учение, упомянутое выше, трактует образ Божий в человеке. Роль любви, говорит преп. Евагрий, состоит в том, чтобы «вести себя по отношению ко всякому образу Божию так же, как по отношению к Первообразу, тогда как бесы пытаются осквернить этот образ»[1029]. Так и усыновление: тот не любит Отца, кто не любит в то же время Сына, возлюбленного Отцом[1030]. Отечники рассказывают, что Аполло, «когда приходили к нему просить об услуге, уходил счастливый, говоря:"Я буду работать сегодня со Христом для блага моей души, так как Он — ее вознаграждение"[1031]».

Тем не менее это единство двух видов любви может быть рассмотрено иначе: любовь к ближнему как условие нашей любви к Богу или, напротив, как ее следствие. Для Феодорита Кирского любовь к ближнему и любовь к Богу суть делание и созерцание[1032], первое, таким образом, предшествует второму. Итак, как говорит св. Василий, «кто любит ближнего, исполняет полученную заповедь любить Бога»[1033]. С другой стороны, любовь к Богу придает форму нашей любви к ближнему, она стимулирует ее и делает ее истинной; по Иоанну Златоусту она как «душа» по отношению к «телу»[1034]. Авва Дорофей прибегает к следующему сравнению: кто приближается к Богу — движется к центру окружности, вот почему святые так похожи друг на друга[1035].

Речь не идёт о чисто теоретическом вопросе. Это и проблема практического применения личного призвания каждого, вопрос дискутируемый в кеновиях и среди отшельников[1036]. Должны ли мы· в самом деле жить в обществе? Одно дело — вопрос в принципе, другое — его конкретное применение.

Общий принцип: всеобщность, постоянство, равенство любви